сама приблизилась, взяла его руку, ту самую, которой он ее ударил и
прижала к губам.
Этот жест показался ему самым очевидным свидетельством необратимости
происходящего. Нет, если бы она холодно прикоснулась к его щеке или
как-то иначе, то еще оставалась бы надежда, но она уже приняла
решение и отрезала его от своего будущего.
21
...ты устал, ты просто много работал и надорвался, тебе надо
отдохнуть, возьмешь отпуск, съездишь на недельку в пансионат, мы тебе
со скидкой. Нет, конечно, это только совет. Но ты и сам подумай, если
такие совпадения в твоей голове, значит, голове нужен отдых. Мозг, он
же не казенный, твой личный, ты его побереги, что же, понимаешь,
следствие, ну следствие, ну есть еще бригада Кусакина, не волнуйся...
Насчет детишек - конечно, и парня твоего трогать не будем, пока,
хотя сам подумай, если у него такие порывы... да-а, молодежь, она
порывистая очень, да и дела никакого нет, ясно, отравление...
потихоньку на тормозах, кстати, у тебя тоже, скрипят на всю Лубянскую
площадь, ты бы колодки поправил. Пора бы тебе и клячу поменять, да
где ж теперь денег взять, когда страна переживает... дома хоть
побудешь, привет, кстати, супруге, она у тебя молодая женщина, а ты
перенапрягаешься. Брось, какое возмездие, поп наш давно подвинулся, у
него один апокалипсис в башке, тоже надорвался; пресса, пресса
ничего, пошумит и успокоится, найдет другое что-нибудь, а шум - это
точно возрастное, ты ведь не мальчик, это у нас годы шумят, ах, какие
были годы, помнишь, бывало, только заикнешься - почет, не то, что
теперь, все-таки страну держали какую, ан видишь Ц чуть отпустили,
дернули - и развалилась, видно, много было в ней тяжести...
Еще долго гудел в ушах Воропаева начальственный голос. Да-с, господин
майор, это уже похоже на отставку. Он подрулил к Ваганьковскому
кладбищу. Народу было чуть более журналистов, в основном, близкие
родственники, и еще представители мэрии. Он вспомнил толпы людей на
похоронах Владислава Листьева. Здесь контингент был совсем иной и
своим видом резко контрастировал с шикарными похоронными венками от
вечно помнящих жителей столицы.
Воропаев всматривался в лица этих людей, в основном то были технари и
их дети, в их потертые, давно износившиеся костюмы и стоптанные
старомодные туфельки женщин и долго не мог вспомнить, где он это уже
видел. Может быть, это было в старых кадрах кинохроники, когда
москвичи встречали Юрия Гагарина. Он тогда стоял в оцеплении на
манежной площади. Может быть, на митингах в защиту чилийской
демократии, а может быть, в августе девяносто первого у Белого Дома.
Ему нравились эти умные обеспокоенные глаза и тогда, и сейчас.
Некоторые пришли прямо с работы, с потертыми целлофановыми пакетами,
с полуразвалившимися дипломатами, купленными когда-то с гонораров по
пятидесяти рублей на распродажах. Эти люди за свою очень среднюю
зарплату кормили страну, конструируя, открывая, изобретая, иногда
совсем не хуже, чем на западе, и всегда вопреки тяжелой и
неповоротливой государственной машине. Но главное, этот теплый свет
их глаз, казалось, оттуда изливается сама идея такой яркой и такой
короткой эпохи советского возрождения.
У могилы после коротких, совсем тихих выступлений раздался глухой
стук и защелкали телекамеры. Потом начала расходиться пресса, и
Воропаев увидел среди оставшихся родственников маленькую девушку и
мальчика и ничуть не удивился, когда узнал в них Дашу и Петю
Щегловых.
- Таки родственники? - скорее сказал, чем спросил Вениамин Семенович.
- Дядя Володя и тетя Таня, - шепнула Даша.
Воропаев кивнул обнаженной плешью и также кивком поздоровался с
родителями. Потом к ним подошел молодой человек в черной кожаной куртке
и встал рядом. Он как-то пристально глядел в землю, но не на могилу, а
под ноги Петьке. Так постояли некоторое время и понемногу начали
расходится. Стал накрапывать дождик.
У ворот вскоре не осталось никого, и два желтых пазика принялись
разогревать моторы. Вдруг появилась Даша. Она подошла к Воропаеву:
- Петька куда-то пропал. Шли вместе, а теперь его нет.
- Может в другом автобусе? - подсказал Воропаев.
- Мне и родители так сказали, а его и в другом автобусе не оказалось.
- А тот парень в кожаной куртке, что, тоже родственник?
Даша с удивлением посмотрела на Воропаева. Воропаев чуть не
выругался. Он резко повернулся и побежал обратно к могиле. Там не
было кого. Нет, только не это! Мельтешило в его голове. Где эта
дреманая бригада Кусакина? Черт с ним, со смыслом, господи, неужели
он стоял с ним рядом и...Он пробежал на соседнюю аллею, потом опять
на центральную, вдали у ворот Петька махал ему руками. Ну, блин,
дела.
- Ты где был! - с десяти шагов крикнул Воропаев, нарушая траурную
тишину ваганьковского кладбища.
- Тсс, - Петька приложил палец к губам, - С Кришнамурти разговаривал.
С площади просигналил автобус.
- Стой, - крикнул опять Воропаев, - Что же ты мне не сказал!
- Так я думал, вы с ним пришли, ну ладно, дядя, мне пора, извините,
потом поговорим. Да вон он, смотри, с Дашкой у автобуса стоит.
- Э, рано мне еще отдыхать, вздохнул Воропаев и словно в китобойное
орудие прицелился дальнозорким взглядом.
Ну что ж человек как человек, куртка кожаная, надел по случаю траура,
наш советский, тьфу, российский гражданин. Ничего в нем такого нового
незаметно. Стоит твердо, сутуловат немного, наверное, на сидячей
работе, будь это лет пятнадцать назад, он бы сказал, внутренний
эмигрант, была такая категория, ее в девятом управлении не брали в
расчет, но не андерграунд, тусовку обходит стороной, но хотел бы,
чтобы тусовка его уважала или, по крайней мере, говорила о нем очень
не любит, когда его понимают, в жизни даже скромен, хотя и способен
выкинуть фортель... нет, человек не опасный был, раньше, ну а
теперь...
Вот автобус тронулся, и человек тут же повернулся и пошел, спешит, не
бизнесмен, но хватку имеет, свое ценит, куда он прямо на меня-то
прет?
- Здравствуйте, Вениамин Семенович! - господин поздоровался издалека.
Чтобы не подавать руки - вдруг я не подам, предположил Венамин
Семенович.
- Здравствуй, коли не шутишь, - хотел сказать Воропаев, но
ограничился кивком головы.
Человек усмехнулся.
- Даша сказала, что вы меня искали.
Воропаев был поражен спокойствием незнакомца. Да каким же это надо
обладать духом, что бы здесь, у еще неостывших могил, тех, кого ты
собственноручно... Или он вправду не убивал, или у него такая идея...
он почему-то вспомнил кадры кинохроники похорон Кирова. Он всегда
присматривался к низенькому человечку с пергаментными пятнами на
лице по имени Иосиф Джугашвили, пытаясь уловить хоть малейший намек
его причастности к убийству. Нет, определенная суетливость
наблюдалась, впрочем, может быть, из-за убыстренной промотки кадров.
Или перед ним и вправду Новый Человек?
- А вы откуда Дашу знаете? - Воропаев шел напролом.
- Случайное знакомство, однажды на платформе...
- На N-ской станции - подсказал Воропаев.
- Да, точно, на ней. Вы сами все знаете.
- Да нет, извиняюсь, как вас величать...
- Вадим... можно просто Вадим.
- Нет, я не люблю просто, я люблю по отчеству.
- Как угодно, Вадим Георгиевич Нечаев, не был, не участвовал, не
состоял. - Вадим улыбнулся, но, впрочем, лишь одним только ртом.
Что не состоял, я и так вижу, пробурчал про себя Воропаев.
- Вадим Георгиевич, к сожалению, практически ничего не знаю, но очень
надеюсь на вашу помощь.
- Располагайтесь, - радушно пригласил Вадим, будто приготовился
вывернуться наизнанку.
Воропаев оглянулся вокруг. Нет, ни семи ангелов, ни блудницы, ни даже
двадцати четырех старцев, правда Вавилон, хоть и в сильно потрепанном
виде, имел место. Но и рядом с кладбищем как-то неудобно. И Вениамин
Семенович сухо предложил проехать на Лубянку.
22
В компьютерном зале первым делом на него свалился Серега. На лице у
того блуждала ухмылка, будто он только что кого-то задавил в
телепортере.
- Умка, как ты нашел этот сайт? Нда, скажу я тебе, крутая страница!
Андрей с тревогой ждал разъяснений.
- Я тоже оттянулся там в Пустоте, она, главное, меня спрашивает: ты
кто?
- Кто она?
- Кто, кто, не прикидывайся, короче, ты уж извини, я напечатал -
Умка.
Андрей побледнел.
- Да ладно, ничего страшного. Но я скажу, бабенка просто поискать в
сети, где ты такую откопал? И лошадь, бог ты мой, я запрыгиваю с лету
на лошадь, и мы мчимся по снежному полю, я, знаешь, вначале, от
страху за грудки-то ухватился, но она на меня так посмотрела, что я
сразу руки пониже сдвинул. Скачем, снег из-под копыт, луна в небе -
дура, глаза выпучила, я ее спрашиваю, далеко ли еще, а она молчит.
Ну, думаю, черт с ним, покатаюсь с ветерком. Вижу, дальше веселее,
лес появляется, черный абсолютно, я еще удивился, отчего вокруг все в
снегу, а лес черный. Мы несемся что есть мочи. Чувствую, а за мной
кто-то наблюдает, вперился в затылок, ну ровно в темечко. У меня
темечко слабое, в детстве долго не зарастало, и теперь всегда боюсь -
вдруг проломится, если что. Думаю луна, наверное, поворачиваю к небу
глаза, а ан нет луны! Вместо нее баннер висит, и на нем клякса
кровавая, моргает: "Вляпался, воин!". Я голову в плечи, и вперед, а
там, господи ты мой, в лесу-то, не деревья, а сплошные черные столбы,
знаешь, старые такие просмоленные телеграфные, с белыми чашечками!
Визуализация обалденная, я даже забыл, где я на самом деле. Несемся,
не знаю как, между столбами, а лес все гуще и гуще. Я еще раз
спрашиваю, далеко ли еще? Э, говорит, до конца! И поворачивает на
меня лицо - ну точная копия нашей философички, и смеется. Зачем,
говорит, реферат у Андрея слямзил? У меня мурашки по коже. Как она
могла узнать про реферат? Ни жив, ни мертв, прикинулся, что ничего не
понимаю. А сам все думаю про этот реферат, неужели за целый год она
не забыла? Думаю, думаю, а что она узнала, что я не ты, тому не
удивляюсь! Ладно, говорит, я тебе зачет поставлю, и мы подъезжаем к
кузнице. Там пусто, но печь пылает, будто ее только что мехами
раздули. Давай, говорит зачетку, а сама берет железный прут, вроде
арматурины, и раскаляет до бела. Нет зачетки с собой, говорю, сессия
она ведь вона где! Ну тогда, говорит, давай на ладонь зачет поставлю,
а зимой придешь с зачеткой и клеймо покажешь. Левую руку протягиваю.
А она говорит давай правую, так положено, и этим каленым железом
ставит мне клеймо. Я от боли "Ctrl C" нажал.
- Ты больше так не делай, - четко по слогам попросил Андрей и вдруг
заметил:
- Почему у тебя ладонь забинтована? Рыжий Серега как-то стыдливо
спрятал руку.
В этот момент позвонил Учитель. Прежде чем набрать пароль, Андрей
повернулся, нет ли за спиной Сереги. Тот куда-то исчез.
Андрей был в недоумении. На сто своих вопросов он не получил ни
одного ответа, а только монотонное "продолжай", тогда Андрей вспылил
и напечатал:
- Я не хочу быть воином, я стал опасен для окружающих. На что
появилась идиотская скобка:
-:(
Иероглиф в виде то левой то правой скобки с двумя дырочками теперь
напоминал ему того человечка на светофоре, у которого было только две
идеи в жизни: стоять и идти. Учитель, не дождавшись реакции, наконец
заговорил.
- Что значит - опасен?
- Я мог убить человека.
- Ты когда в DOOMе убиваешь товарища, что ты чувствуешь? Кстати,
весьма забавный каламбур, получатся, с пятерным дном, если вспомнить
библейский город Дум. Андрею было не до игры в слова, и он с
ожесточением написал:
- Удовлетворение.
- То есть, тебе его не жалко?
На самом деле эти победы не приносили Андрею удовлетворения, ему в
конце всегда было жаль своих товарищей, но он постеснялся признаться
Учителю.
- DOOM это DOOM, а жизнь- это жизнь...
- То есть Дум - это некая ненастоящая жизнь, как бы жизнь, которая
придумана каким-то изобретателем, и поэтому там все дозволено?
- Там все дозволено.
- Следовательно, если бы и наша жизнь, весь этот смешной мир, был
придуман неким остроумным человеком, ну, в качестве, например,
развлечения, то ты бы не постеснялся.
- Наша жизнь - не выдумка. Я точно знаю.
- Знаешь! Откуда?
- Из опыта.
- Ага, опыт - критерий истины. Что же давай обратимся к опыту.
Неужели в этом мире тебя ничто не настораживает?
- Ничто.
- Откуда же эти вопросы, которые ты на меня обрушил.
Андрей не отвечал.
- Я вижу, ты больше во мне не нуждаешься? Что же, можешь возвращаться
в свою подворотню. Ты же словно слизняк, прилипнешь к этой подворотне
и всю жизнь будешь прислушиваться, как хлюпают мешки.
Андрей уже собирался оборвать связь, но вспомнил про Серегину руку.
- Я не знаю, Учитель, со мной что-то происходит, нехорошее или
хорошее, не пойму, все перепуталось... У меня наверное болезнь ума,
стоит мне с кем-то сойтись, и я начинаю мыслить, как он, хотя, может
быть, и спорю, но уже на самом деле соглашаюсь, потому что отойду в
сторону, и мне, мне жаль тех убеждений, с которыми только что спорил,
может быть и с пеной у рта. Во мне нет ничего настоящего и
постоянного, я как вырванный из книги лист на уличном ветру, меня
ветром несет от одного дома к другому, и я лишь на мгновение налипаю,
а потом срываюсь дальше и дальше, теряя под ногами почву.
- Это оттого, что ты еще очень далек от Истины.
- Но, почему, ведь я же многое преодолел...
- Многое. Послушай, что я скажу. Ты искатель Истины, если ты хочешь
достичь правильного понимания Истины, не давай себя обмануть!
Встретив на своем пути любые препятствия - как внешние, так и
внутренние, - немедленно устрани их! Встретив меня - убей меня,
встретив святошу - убей его. Встретив отца и мать - убей их всех без
колебаний, ибо это единственный путь к спасению.
- Но есть предел! Я не могу его переступить!
- Видишь, мои слова у тебя вызывают только возмущение, а между тем ты
хочешь стать свободным, да ты же видел Пустоту?
- Да. Но это было все в моей голове.
- Ага, - обрадовался Учитель, - оглянись вокруг. Что ты видишь?
- Компьютерный класс.
- А где он?
- В университете.
- А университет?
- Университет Московский имени Михаила Васильевича, на Ленинских
горах.
- Не на Ленинских, а на Воробьевых, как выяснилось. А горы где?
- В Москве.
- А Москва?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг