прямоточных двигателей и перпендикулярных линий? Нет, значит, Земля и Воля,
Воля и Демократия, Демократия и Централизм, Централизм и Банка Hot Dog. Но
скорее, будет ваш Союз До Первых Холодов, а там непременно крайнего искать
придется. А кто же у нас крайний? Естественно, в Германии турок, в Турции
болгарин, а в Болгарии - фракиец с македоном. Куда ж бежать ему, крайнему,
по автобанам да хайявэям - везде Союз До Первых Холодов. Или же космополит
поможет? Куда там, космополит теперь землей обзавелся, ковчег отрыл и
хозблоки строит на захваченных территориях. Теперь у них Вселенная сотками
меряется, теперь родные пенаты, корни, и родники. То-то будет, соседи
очухаются и наподобие Европы свой союз закатят. Не дай Бог еще придут и
спросят: чегой-то у вас в супермаркете лавровым листом пахнет?
Конечно, и мы малость виноваты. Простите великодушно за Соединенные
Европейские Штаты. Это мы сгоряча пошутили, в оптимистическом угаре, в
нетрезвом самочувствии изобрели. А говорят еще, история в виде фарса
повторяется. Увы, с фарса начинается и им же, фарсом, прикончится. Потом
ведь делиться придется, а как? Мыто, положим, Кенигсберг отдадим, нам не
жалко, своего девать некому. А куда, например, Средиземное озеро отойдет?
Согласно Римскому праву? Ну да, согласно карте Римской империи, что на
холмах вечного города до сих пор красуется. Или нет, за давностью лет
простите? Вряд ли, неизбежно Корсику придется вернуть, вместе с отчим домом
товарища Бонопарти. Дальше - больше, смех и грех, Бенилюкс называется. Как
вам это нравится, Рембрандт - звезда Бенилюкса, или наоборот, выставка
малых Бенилюксцев! Не пишется, господа, не произносится, значит, и не
выживет. Мы это точно по гэкачепе уяснили.
Итак, приватная философия: мой дом - моя крепость. Как же, дом. Не дом, а
подъезд, и не подъезд, а лестничная клетка. Хорошо получится, моя
коммунальная квартира - моя крепость. Крепка же будет ваша европейская
крепость, пока холода не грянут и не придут друиды со своими ливерпульскими
песнями. Yesterday, я вчера еще так счастлив был...
Только не примите наши старания за поучения. Единственно от скорби молчать
не можем. Мы тоже понимаем, как говорят англичане: можно подвести к воде
лошадь, но это еще не значит, что она будет пить. Мы не навязываемся, чем
сможем, поможем. Мы вашу гуманитарную помощь, ваш гуманитарный намек
правильно поняли. Мы ее на полку положим, до холодов, а пока и так
перебьемся. Что ж мы, зря сто мильенов положили?
В чем же наш секрет, господа, и своеобразный ум? Отчего у нас оптимизм
среди разрухи процветает? Напрасно гадаете. Кто есть англичанин? О-о, этот
везде сущность, он и в Африке напыжится, перья распустит, а точно
англичанином стоит. Те же голландцы-бенилюксцы, те же эскимосы-друиды, и
космополиты староиерусалимские. Его, европейца, везде видно в толпе, и если
не дай Бог засуха или ледниковый период, его, приватного господина, сразу в
толпе видно. Держи его, крикнет толпа, он крайний, хватай его за одежу. Вот
и кончится приватное существование, хорошо еще, если просто разденут, а то
ведь и придавят.
Другое дело мы. Кто мы? Мы русские. Чьи мы? Русские, с одной шестой части.
Какие мы? Русские. Если встал ногой на шестую часть, то сразу наш будешь.
Наоборот, снялся с места, взлетел подальше северо-американских штатов - уже
новый гражданин. Мы не любим друг друга за границей. Нет противнее, чем
встретить рожу московскую где-нибудь у понта Сент-Мишель. Я, например,
сразу колбасу спрятаю, и в сторону, за угол, в латинских кварталах
ретируюсь. Или, на худой конец, эстонцем прикинусь. Пусть ищут крайнего, я
везде свой. Эрзя в Саранске, еврей в Хайфе, китаец в Сахаляне.
Те, которые поближе, бегут теперь от нас. К вам бегут, в Союз До Первых
Холодов. А нам зачем, у нас и так тепла не бывает. Нам золотой век не
страшен, мы тут потихоньку перебиваемся. Вот и вы - надоест когда, или
турок достанет, приходите на поселение, тут мы гуманитарную помощь
достанем, на примусе разогреем, водочки выпьем, обнимемся, и все станем
русскими.
1992.
------------------------------------------------------------------------
Босоногий Вавилон
А чего же мы, спрашивается, стесняемся? Что же мы как битая собака только
огрызаемся и потворствуем ответу на национальные вопросы? Да и что это
такое - национальные запросы, что это за штука такая хитрая, неужто
объективное затруднение или все-таки жупел буржуазии? Империя с надрывом,
говорят они, а мы куксимся, кулачок слюнявим, мол, простите несмышленых за
наше, понимаешь, навязчивое руководство. А нет бы распрямиться и гордо
сказать: да, Империя, да, понимаешь, мечта! Наша российская, или лучше
назвать, русская мечта.
Отчего, спрашиваете, нас много так, и земля объемами обильна? Вроде все мы
от Адама и Евы, через недостающее звено пришлепали, ан глядишь - тех с
гулькин нос, а других с маковое зернышко. Космополитов не берем в расчет,
тут особый случай, горе от ума называется (или наоборот - сомневаемся). Что
же, плодовиты мы более других, или земли той более никому не нужно? Вряд
ли. Скорее закопана здесь особая иррациональная собака, мечтой русской
зовется. Да, мы Империя, да, мы империалисты. Не наша идея, ибо третий Рим
зовется, но нами подхвачена, и вовремя.
Итак, империя - это настоящая свобода, потому что вольготно там, где
начальство далеко, а где ж ему дальше быть, чем на наших просторах? Что же
вы, господа сепаратисты, древние товарищи свободы, нас в стойло
междуреченское загоняете? Простите тогда уж, если мы вам сервизы побъем, уж
очень тесно свободному человеку в вашей посудной лавке.
Издревле две философии поперек друг друга стояли - римская и итальянская.
Увы, погиб Рим, а с ним и римляне древние, от них одни итальянцы остались.
Вот и мы Вавилонскую башню строили. Смейтесь над нами, плюйте с
исторических высот на мечту нашу русскую, объединить все человечество, а
начальство на Луну отправить (зря, что ли мы на небо стартанули). Только
долго ли смеяться придется? Скорее всего, до первой беды, а там грянет
ледниковый период - собъетесь в последней пещере, прикорнете друг к дружке
мечами да латами и двух слов связать не сможете.
Теперь по национальному запросу. Есть любые хорошие люди на земле, а
русских нету. Нету нации такой, прилагательное одно. Кто такой,
спрашиваете, а он отвечает: не кто, а какой, и добавит скромно - русский, с
одной шестой части. Заметьте, не аглицкий, не немецкий, ни даже
американский, а именно русский. Вот она, наша душа, через слово выперла.
Вот вам, господа, и идея наша, вот вам и русская мечта людей, поменявших
родные пенаты на временное цыганское странствие. Приходите, живите , всем
места хватит, а не хватит - мы еще где-нибудь найдем, хочь на Марсе, хочь
на Венере. Уж простите, даром нам ваших наций не надо. Чего же мы - не в
уме, чтобы анализ крови с Человека брать, или носы мерять? Для нас русский
не тот, у кого нос пуговкой и глаза татаро-монгольские, а тот, кто есть
человечеству лучший друг. А если ты только языком болтаешь, да народ
империей пугаешь, значит в голове у тебя чего-то не совсем в комплекте. Кто
он, повашему, Галилео Галилей, или Авраам Линкольн, или, положим, сам
Рембрандт с Леонардо да Винчи? Это ж самые настоящие русские люди, а иначе
стали бы Достоевский с Толстым им компанию составлять. Да, да, оченно наша
земля русская Невтонами Исаками богата. Что же вы сюда прете со своими
национальными особенностями, с мелкими успехами?
И что интересно, эти самые патриоты не иначе как из неудавшихся шекспиров
произрастают. Там, глядишь, горский, там степной вместо того, чтобы поэму
хорошую написать, национальными трудностями перевода пугает. Та для нас
Тарас Григорич больше русский, чем сам господин Распутин. И хата наша
никогда с краю не стояла, и стоять не будет! Нам эфиоп язык подарил, так мы
не стесняемся, пользуемся и горя не знаем. А космополиты песен написали, и
мы с ними теперь плачем над ихней музыкой. Правда, некоторые слабинку дали,
обратно в пустыню подались, к Ирусалиму старому. Но по-нашему, чья-то это
провокация: подразумевают собрать всех космополитов в одном месте и там
прихлопнуть ядерным устройством. Так что оставайтесь и с нами некоторые, на
крайний случай. Биробиджан далеко, а Сан-Франциско под боком.
Вы теперь больно нам делаете, мол, без нас проживете. Это правда,
прожить-то проживете, все проживете, да следа не оставите. Потому что
множество ваше пусто. Нешто колбасой человек измеряется или потным трудом?
Пожалуйте, живите как хочется, а для нас космическая душа важнее.
Только Империя наша все ж таки не Римская. И дорог нету, и дураков в
избытке, но не было в прошлом истории, чтоб метрополия босиком ходила, за
ради голой идеи. Оттого нам и дорог наш босоногий Вавилон. Мы всех к себе
приглашали, потому верим только в пространство. Как говорится, было бы
пространство, а время найдется.
1992
Публиковалось: "Югополис", Краснодар, 1993
------------------------------------------------------------------------
Свидетелям жизни
Пока длиться всему, что положено, не прикасайтесь наших святынь.
Наблюдайте, примечайте, складывайте, а жить к нам не приходите, ибо не
живет тот, кому не дано умереть, как не слышит тот, кто никогда не
оглохнет. Нам больно смотреть на ваше безвременье, а объяснить, отчего - не
получится. Миллиард не то слово для вас, а подходящего не найдем. Мы сами
вас открыли, но прийти или пригласить не решаемся. Да и за что нас любить?
За грязное ржавое ведро, за больное наше воображение последней минутки, за
печальное оттого в глазах пятнышко. А иначе или за просто так не нужно. Мы
лучше себе подобных отыщем и губами прикоснемся ко всему их телу. Мы любим
это делать, потому что жалко, когда время проходит, а пространство не
кончается. Ведь вообразить - все равно, что согрешить, как вы выражаетесь,
вот мы и навыдумывали повороты, горизонты, миры, а на все времени не
хватает. Да и что там миры, когда рядом сплошные щели да сквозняки, так
надует иногда, так разговеемся зубной болью, что и света белого не надо
даром, не то что всего остального. Оттого тоже друг дружки телами коснуться
желаем, вдруг придет минутка, а мы вместе - нам не так страшно. Да, боимся
мы всего, костылями пользуемся, не то звуками периодическими, не то
масляными красками, а чаще словом означающим да понимающим взглядом.
Правда, грязи много, обмана и предательств, часто путаемся в трех
человеках, разобраться не можем, где ближайший, с кем по дороге идти, а с
кем обедать и ужинать. Иные и того хуже, мучают телом своим некоторых, если
думать не знают о чем.
Не ходите к нам, не приезжайте, нам на людях совестно от родителев
отказываться, потому что родители умереть могут однажды, и других никогда
уже не будет. Вот оно больно как звучит и душу терзает мокрым снегом. Мы и
на могилки любим ходить потому, что смерть чтим и холим. Как же после этого
тому доверять, который от родителей и братьев своих единокровных отказался
за ради общей идеи?
И Вавилонскую башню пошто разрушили? Зачем хорошую идею подвергли
разделению? Конечно, мы тоже понимаем, разделяй, мол, и властвуй, но до
какой, спрашивается, черты, до какого предела количества крови ваша
справедливость остановиться соизволит? Скажете, без проекта строили,
утопически, так пусть бы сама и пала под тяжестью счастливого
существования; так нет же, вы по-живому языку резать принялись, да так
успешно, что до сих пор на закате солнце в кровь нашу садится.
И горами нас зря не пугайте, холодно там и пусто, среди бесконечных линий,
не греют нас ваши синие хребты, не болит у нас душа, если человеческим
пренебрегать, оттого нам Рембрандт дороже Рериха. И космосу мы не
поклоняемся, потому что сами узнать хотели, как там все устроено, а узнали
- и поняли друг дружку еще лучше, и животной любовью жить стали.
Потому мы и слов обычных повторять не любим, чего зря летать вдоль одной
параллели, если крыльев не дано? Или, думаете, вправду число зверя здесь
запрятано вполовину, если не доверяем вашему существованию? И не то, что
вообще не доверяем, может, и нет вовсе, а только меняться, как вы хотели, с
вами не будем. Нам наше горе роднее, и сына божьего от мужчины вам не
подбросим. Нам и тут не скучно, крутишься, вертишься с утра до вечера, а то
сидишь на завалинке, сигарету мнешь и в даль прошлых лет смотришь,
наслаждаешься. А вот вам, наверно, тяжко стало, раз девственницу в
подозрение ввели. Видно, совсем там невмоготу скучно, а иначе какие могут
быть страдания у того, кто умереть не способен?
Человеку все простить можно, потому что он умрет, а чем вас пожалеть? Чем
помочь безболезному, чего подсказать - не придумаем, может, идею какую,
вопрос заковыристый, или доверием утешить? Не знаем, как лучше
посоветовать, ибо путь истинный короток, а природа не лабиринт, чтоб
плутать впотьмах вечно.
1992
------------------------------------------------------------------------
Послание любителям симметрии
Неужели и так не ясно, что живой человек до крайности чувствителен к
бесконечной мертвечине? Куда же вы еще ее проповедуете, не поспевая
все-таки за богами? Или забыли, что богу богово, а человеку человечье, а
может, и того хуже, сомневаетесь, нельзя ли с помощью одной глупой
синусоиды что-либо новое сообщить, кроме того, что она глупа да бесконечна,
да еще обладает быстротой однообразных колебаний и никуда не приложимым
сдвигом в пространстве? Ведь что, спрашивается, может родиться от ваших
розовых закатов, голубых горных хребтов или смазливых, с вечными повторами,
симфоний, кроме туристического восторга?! Да, да, именно восторга, именно
туристического, ибо есть, оказывается, время творить и плакать, а есть
время смеяться и путешествовать. Куда только, спрашивается, путешествовать?
Подальше от насущных вопросов да поближе к пирамидам. Но ведь что есть
пирамида? Фигура, конечно, симметричная и от вращения независимая. Что,
повторяю, в ней, в пирамиде, если она и есть тот самый последний конец под
названием - СМЕРТЬ? Не зря же в каждой из них по покойнику находится
пытливым умом. Вам же любо-дорого обманываться да кричать, что пирамида эта
прекрасна лишь потому, что велика да симметрична, точно синусоида
бестолковая, или проще говоря, потому привлекательна туристическому сердцу,
что в ней мощи лучше сохраняютя да трупные яды не действуют.
Ну что же, господа любители симметрии, рабы бессмертия и защитники пустоты,
неужели не стыдно к человеческой душе с извращенным понятием, как с ножом к
горлу, приставать? Конечно, в этом случае каждый закричит, браво, браво,
повторите менуэт мальчика Моцарта. А что же, скажите, еще делать, если с
ножом к горлу, хочешь не хочешь, и заорешь не своим голосом - великолепно!
Отсюда и получается, что ни хрена никакое это не настоящее искусство, а
сплошная теория групп и вооруженное нападение на человеческую душу.
Впрочем, я не ради смеха здесь выражаюсь, а исключительно от избытка
нервов, потому что нет больше сил терпеть смотреть, как тыщу лет подряд
человечество мается, словно тот бедняга, что напялил терновый венок и не
знает, от чего колко ему и всюду капает.
Некоторые засомневаются и скажут, что он нам тут тень на плетень наводит, а
прямо отказаться от красоты не решается. Подождите, подождите, ведь есть
еще и другие, что засомневались, но задумались, не пора ли, мол, загашники
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг