значительного советского учереждения восседала Елена. По правую руку руку
сидели двое мужчин лет сорока пяти, слева - инженер. Место напротив ожидало
Анатолия Ермолаева. Один, с гоголевским носом что-то возбужденно говорил,
другой отрицательно качал головой пытаясь перебить оратора и одновременно
зацепить розовый ломтик докторской колбасы. С легкой блуждающей улыбкой,
подперев голову руками, на них глядел инженер. Именно в этот момент
позвонил Толя. Елена, сразу догадалась кто пришел и направила хозяина
встречать. Но потом сама не выдержала, и первой вернулась держа за руку
сконфуженного Ермолаева:
- Знакомьтесь, это мой защитник-герой Анатолий Ермолаев!
Она представила ему пристутсвующих и тот сразу забыл их имена. Как
выяснилось, обоих незнакомцев называли по-дружески - одного Доктором, а
другого Гоголем-Моголем. Гостя усадили, подставили тарелку и налили
шампанского.
- У меня есть тост, - обращаясь к хозяину, поднялся Доктор. - Коля, знакомы
мы не первый год, близко знакомы, но все как-то не было случая сказать
самое главное. То есть говорить-то мы говорили, и до хрипоты, и до ссоры,
но все о делах-проблемах. Теперь же я хочу сказать о тебе. Ты уж извини за
длинноты, но зато от чистого сердца. Тяжело быть без друзей, но еще тяжелее
быть без товарищей, без людей, с которыми можно обо всем говорить, которым
можно доверить свои сокровенные сомнения, переживания, без страха, что они
тебя чемнибудь попрекнут или, не дай бог, над чем-нибудь твоим сокровенным
посмеются. Человек не может жить один, даже если он самый умный. Всех не
обхитришь, всегда найдется такой хитрец , что его не обойдешь, и этот самый
главный хитрец - ты сам. Но с самим собой долго не поспоришь, вот и
начинаем мы искать вокруг родную душу, и даже не для того чтобы излиться, а
чтобы самому из других уст услыхать свои мысли-сомнения. Нужно обязательно
знать - есть еще люди, и не только в книжках, а живые, рядышком, у которых
болит и ноет тоже самое. А иначе, свихнешься от окружающей пустоты и
радости.
- Эка завернул, - вставил Гоголь-Моголь.
- Подожди, я серьезно, - продолжал Доктор, все больше и больше волнуясь. - Я
же о главном. Не знаю, но мне было очень тяжело, пока я тебя, Коля, не
встретил. Ох, тяжело, кричать криком хотелось: где же вы люди? Куда
исчезли? Ведь были же, я же читал, господи, еще сто лет назад были, с
мыслями нормальными, с разговором человеческим, с моими болячками. Все,
конечно, кричат: время другое, стрессы, экология, не справляемся с потоком
информации. Чепуха, где она информация? Да и не в ней дело, дело же в идеях
- а где они, новые идеи? По пальцам пересчитать можно - раз, два и обчелся,
но то еще не беда, старое и то забываем. - Доктор вдруг задумался, и,
усмехнувшись, сказал: - Вы можете сказать, мол я для нашего гостя,
Анатолия, говорю, но ей богу нет, или не потому лишь... Я говорю от того,
что грустно без человека, тяжело без людей. Но это нам, в тепличных, можно
сказать, условиях, а каково же тебе, Коля, было, как же ты превозмог, с
твоей бедой? Я знал, правда, много таких с бедой, думал, они должны быть
желчны и злы, я думал, что они должны нас всех тут ненавидеть, и нетолько
сотрапов, но и нас - простых, слабых, молчаливых. А вот ты меня опроверг,
исцелил, за равного принял, но я лично с равенством не могу согласится. Да,
да, не спорь, мы все здесь не согласимся. Я следил за тобой, как ты начал
среди нас жить, удивлялся, с какой жаждой, жаждой и интересом. Скажи,
откуда интерес после всего остается, откуда горение - ведь работать начал
как бешенный, я же знаю, слышал про твои успехи. Но тут опять - испытание.
мы-то все потихоньку живем, по зарплате; выдумывать - хлопотно, внедрять -
специальным законом запрещено. И начались тут твои новые мытарства, ведь
все еще по Аристотелю, движение вследствии толкания: бумажкам ножки
приделывать, шестеренки маслицем подмазывать, иначе вперед - никак. И все
самому. Ну, думаю, завязнешь ты, все в трение уйдет необратимо, на
повышение энтропии ближнего космоса. Так и есть. Что-же жизнь -
беспросветная штука, несправедливая: все коту под хвост? - Доктор сделал
паузу, оглянулся вокруг и вдруг улыбнулся. - Нет, не так, забрезжил
просвет, разошлись три тучи и в проеме синий кусок неба вывалился. Есть
все-таки справедливость, есть высшая истна; посветлело в доме твоем, теплее
на душе стало - пришла любовь. Как же она чертовски хороша! - Доктор
потянулся стаканом к Елене, - За тебя, Лена, за твой талант быть такой, как
ты есть. Ты теперь всю его жизнь оправдала, с тобой теперь поднимется. За
тебя.
Все встали. Гоголь-Моголь облегченно вздохнул.
- Ну, думаю, куда он клонит? Ох, хитрец, безропотно присоеденяюсь, ибо для
чего еще жить если не для красоты?! Только женщины такие раз в тыщу лет
являются миру. Да-да, а вы думали, отчего великих изобретений мало, что же
некому творить? Э, навалом, а вот стимулов, причин, натуры, так сказать -
вот чего дефицит! За тебя Елена.
- Ладно, ладно. Спасибо тебе, Доктор, - Елена благосклонно позволила
поцеловать ручку, - И тебе ГогольМоголь, изволь.
Жалобно заскрипел патефон, но странные люди были слишком заняты друг
другом.
- А что вы, младая науная поросль, думаете насчет развития транспортных
коммуникаций в России? - ГогогольМоголь уперся в Анатолия. Тот смутился, и
вопрошающий пояснил:
- Я в смысле социального решения в духе высшей справедливости.
- В духе высшей справедливости? - Толя по-прежнему недоумевал.
- Да, в этом самом духе.
Гоголь-Моголь подмигнул Доктору.
- Ничего не думаю, - честно признался Ермолаев.
- Э, молодой человек, давайте не увиливать. Вы представитель официальной
науки и не должны так отвечать. Ну вот, к примеру, дирижабль - как
по-вашему, разве не подойдет для бескрайних просторов России?
- Дирижабль неповоротлив и к тому же не надежен, сгореть может, - вспомнил
Толя некогда прочитанные популярные статейки.
- Нет, это не аргумент, я же неговорю о допотпных моделях, я имею ввиду с
учетом современной технологии.
Толя заколебался.
- Ну, не знаю, если с учетом, то наверное...
- А вот и нет! - обрадовался Гоголь-Моголь Толиному согласию. -
Заблуждаетесь. Дирижабль - утопия и здесь никакие технологии не помогут.
Понимаете, Анатолий, дело не в технологии, дело в идее. Ведь идея
изначально мертворожденная. Ведь что есть свободное воздухоплавание? -
Гоголь-Моголь патетически взмахнул рукой. - Это парение огромных предметов
легче воздуха! Представляете, Анатолий, идет в колхозе жатва, мужики овсы
жнут, и вдруг над ихними головами появляются гигантские парящие предметы.
Ведь это непрелично...
- Слушай, Гоголь, - перебил его инженер, - что ты к человеку пристал,
человек в гости пришел, а ты... ты бы по делу...
- Нет, погоди. Разве русский мужик приемлет в небе парящие предметы? Ведь
это же огромные сигарообразные машины! Чепуха получается. Разве можно
дирижаблями осуществить всеобщее равнодействие?
Толя оглянулся по сторонам. Инженер и Доктор что-то перебирали в тарелках,
а Елена из последних сил пыталась удержаться от смеха.
- Или представьте, Анатолий: тот же самый колхозник решил в город за
промтоварами смотаться. - Не унимался Гоголь-Моголь, - Берет он в карман
честно заработанные трудодни, выводит из сарая личный цеппелин, садится в
гондолу и прямехонько плывет в райцентр, сутки туда и двое обратно, с
учетом направления ветра. Опять же чепуха получается. Как же быть?
Ермолаев не знал, что и ответить.
- Именно, Анатолий, надо отбросить пагубную идею с дирижаблями! А что же
остается? Как транспортную проблему решить при нашем бездорожьи? Тупик?
Нет! Есть гениальный план, - Гоголь-Моголь взял бутылку шампанского. -
Пусть здесь будет столица, - он расчистил в центре стола место и водрузил
бутыль, - а вот, - принялся двигать стаканами и другими предметами, -
остальные города. Вот, к примеру, Вышний Волочек, - он указал на подсохшую
корочку черного хлеба. - Как все это объеденить в единую систему, чтобы по
всем параграфам было равнодействие? Ха! Очень просто, ничего нового не
нужно выдумывать. Зародыш, как говорится, давно в утробе.
Гоголь-Моголь поднялся над столом, словно ястреб над птицефермой, и начал
водить крылами.
- Продлеваем все существующие радиусы метрополитена по найкратчайшей
геодезической линии, под реками, полями, озерами, от города к городу, от
поселка к поселку, от деревни к деревне, до самых дальних, некогда отсталых
приграничных районов, осуществляя, наконец, на практике великое социальное
единение. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Вышний Волочек!
И помчали голубые составы за пятачек население из города в деревню, а из
деревни непрерывным потоком, минуя промежуточные инстанции, пошел
натуральный продукт! Исчезла, наконец, постылая провинция, мы все теперь
граждане - столичные жители...
- Не выйдет, - перебил Доктор.
- Почему же? - опешил Гоголь-Моголь.
- Не получится.
- Как это не получится, - уже возмутился изобретатель деревенского метро, -
От чего?
- Мрамору не хватит.
- А мы заменитель искусственный использовать начнем.
- Заменитель? - Доктор поморщился, - Ну, а как же с равнодействием в духе
высшей справедливости. Что же, одним - натуральное, а другим - суррогат?! -
отпарировал Доктор.
Гоголь-Моголь глубоко задумался. Толя все никак не мог понять, серьезно они
спорят или просто балагурят. Доктор пристально, как бы даже с сочувствием,
рассматривал оппонента. Инженер по-прежнему ковырялся в тарелке, а Елена,
вдруг наклонилась к нему и что-то шепнула на ухо. Тогда инженер выключил
патефон и они вышли, предупредив, мол сейчас, сейчас.
Скрипнула дверь, ведущая пустую комнату. Толя вспомнил про детский рисунок
на стене и странное, унылое настроение овладело им. Оно каким-то непонятным
образом перекликалось с речью Доктора, с необычной исповедью одного
немолодого человека перед другим. Толя незаметно выпал из окружающего
действия. К реальности вернул Доктор слегка коснувшись его плеча и позвав
тихим лечебным голосом.
- Анатолий, что с вами?
Толя очнулся.
- Не грустите, Анатолий, Гоголь-Моголь у нас утопист, но он не вредный.
- Да, я не вредный, - дружелюбно подтвердил утопист.
- Нам Коля рассказывал о вас, - продолжал Доктор, - Говорил: если бы все в
вашем институте были такие, то за свою теорию был бы спокоен. Для него это
важно, он много сил здесь положил. Он говорит, пусть мол критикуют, но
только честно, научно. Ей богу он заслужил, всей своей жизнью. Да я уверен
- все окончится успехом, иначе я просто не знаю как быть.
- Вы говорили... - Толя смутился, - Что за беда с ним случилась?
Доктор удивленно посмотрел на Гоголя-Моголя и тот с каким-то ожесточением
махнул рукой.
- Не знают, ничего не знают...
- Подожди, - перебил Доктор, - Вы не знаете, что он отбывал срок?
- Какой срок?
- Николай Степанович был репрессирован. Семнадцать лет без права переписки,
- сухо сказал Доктор.
- Как семнадцать? За что?
- За так, бесплатно, - со злостью бросил Гоголь-Моголь.
Утопист зря сердился на Ермолаева. Толя был не из тех людей, которые вообще
ничего не знали или не желали знать о репрессированных. Просто он никак не
предполагал такого с инженером.
Между тем, на кухню возвратились виновники торжества. Инженер, кряхтя от
натуги, поставил на пол здоровенный магнитофон - последнее слово мировой
электроники. Казалось, такая прекрасная машина, будучи включенной,
непременно станет источником какой-нибудь приличной музыки с английскими
словами. Но напротив, когда завертелась бобина, послышался сухой треск, а
затем голос, а точнее - голоса. Именно, кричали двое, гитара и человек,
кричали хрипло и в лад. За общим грохотом, лязганьем и треском почти
невозможно было разобрать ни слов, ни музыки. Да и вряд ли все это можно
было назвать песней. Во всяком случае, человек культурный и образованный
здесь мог бы только усмехнуться. Тем не менее, участники торжества
буквально припали к магнитофону, будто в жизни ничего лучшего не слыхали.
Более часа длился странный концерт. Слушатели плакали и смеялись, цокали
языками, подмигивали друг дружке, постоянно уточняли плохо расслышанные
слова, изредко показывали большой палец или ожесточенно стучали себя по
коленке. В общем, произошло настоящее с надрывом сумасшедствие небольшого
коллектива странных людей.
После окончания домашнего концерта Толя вспомнил о рукописи. Инженер
обрадовался, отвел гостя в кабинет, но рукопись отдать отказался.
- Извините, Анатолий, я хотел бы перед докладом еще поработать с ней. Да вы
не расстраивайтесь, я вам расскажу главное. - Богданов нежно погладил
рукопись. - Я почему астрономией увлекся? Я ведь технарь по образованию,
инженер. Это меня один очень хороший человек надоумил. Познакомились мы с
ним... - хозяин замялся, - впрочем, неважно где...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг