Елена встала и подняла вверх руку. Широкий рукав халата опустился до плеча,
обнажив все, что скрывал до сих пор. Взгляд ее стал серьезным, а смотрела
она куда-то поверх Ермолаева.
- Я, Елена, по закону Разгледяева, а по существу ничья, являюсь
хранительницей совершенно секретного списка членов самого тайного из тайных
обществ, основанного в те незапамятные времена, когда еще не только никаких
обществ не было, но не было даже общин; в те глупые смешные времена, когда
Земля вращалась в полтора раза быстрее, а быть может, и еще раньше, когда
растения были деревьями, насекомые птицами, а животные людьми. Или еще
раньше, когда Вселенная не знала, что она Вселенная, а пространство и время
не знали, что они пространство и время; когда не существовало борьбы
противоположностей, а было естественное с натуральными законами вещество.
Тогда появился первый список содружества неизвестных друг другу. Список
этот никогда не терялся. Даже если в обществе оставался всего лишь один
человек, он вносил дрожащей рукой свою фамилию и сбоку подписывал:
"совершенно секретно". Чем только ни приходилось писать, да и на чем! Ведь
бумага появилась совсем недавно, но ниточка, связующая поколения, никогда
не обрывалась...
Елена по-преженему говорила серьезно, но Толя все ждал момента, когда она
опустит руку и расхохочется, не в силах более сдерживаться.
- И общество росло и разрасталось. Корни его углублялись в естественный
плодородный слой, в котором еще не наблюдалось и следов химических
удобрений, кроме удобрений естественных, таких, как коровий помет; ствол
крепчал и крепчал, добавляя с каждым столетием ровно сто колец, которые
надежно стягивали и охраняли труды предыдущих поколений. Временами, правда,
кольца выходили не очень крепкими, сказывались засухи, наводнения и
ледниковые периоды. Но все же по стволу бежал все нарастающий поток
животворной силы, растекался кровью по тонким ветвям к наполненным
хлорофиллом листьям, подставившим свои спины отвесно падающим солнечным
лучам. И крона этого удивительного дерева всегда возвышалась над кланами и
сектами, масонскими организациями, партиями и орденами, союзами и униями,
религиями и философиями. Над классами и деклассированными элементами, над
академиями и творческими союзами, над космополитами и прагматиками
возвышалось никому постороннему неизвестное тайное братство. В отличие от
всех других это общество не требует от его членов выполнения каких-либо
правил, оно не требует жертвенных приношений или уплаты членских взносов,
оно вообще ничего не требует от своих членов, ибо люди, вошедшие в него,
являются таковыми не потому, что они законные члены, но потому входят в
сообщество, что являются таковыми. Поэтому здесь не бывает шпионов,
ренегатов, предателей или оппортунистов. Они узнают друг друга не по особой
униформе, значкам или удостоверениям. Для этого они не пользуются тайными
знаками или паролем. Секрет узнавания известен только членам тайного
общества, да это и не секрет, а просто их особое свойство видеть в чужом
чужого и в своем своего. Поэтому проникнуть извне туда нельзя, можно лишь в
определенный момент жизни осознать себя в его рядах. Это общество не
признает никаких границ - ни политических, ни национальных, ни физических;
оно, возможно (пока это точно не установлено), простирается далеко за
пределы земного тяготения.
- Итак, Анатолий Ермолаев, двадцати четырех лет, сегодня вас вносят в вечный
список, и потому вы объявляетесь членом всемирного тайного братства
нормальных людей!
Елена подошла к обалдевшему Ермолаеву, вхохновенно ударила рюмкой по
неподвижной рюмке нового члена тайного общества, послушала радостный звон
хрусталя, затем опрокинула рюмку и после того, как Толя сделал то же самое,
поцеловала его в губы. Мягкий и теплый поцелуй довершил свое дело.
Чувствительная, неопытная душа Ермолаева вздрогнула, будто к ней
прикоснулись чем-то острым, и Толе даже захотелось, чтобы эта молодая особа
действительно оказалась хранитильницей списков какого-нибудь тайного
братства. Но, конечно, виду он не подал, будто хоть на йоту поверил всем
этим фантазиям, и с легкой иронией спросил:
- Скажите, а Богданов - что, тоже член всемирного общества?
Елена не обратила никакого внимания на слабую попытку Ермолаева остаться на
плаву:
- Во-первых, мы теперь на ты, а во-вторых, общество тайное и ты сам должен
решать, кто является его членом, а кто нет.
После этих слов Елена устало опустилась в кресло.
- Пожалуй, я пойду, - тихо сказал Толя.
- Да, хорошо, я немного устала. Спасибо Анатолий, мне нужно побыть одной.
Толя вышел на лестничную клетку и остановился в нерешительности,
раздумывая, зайти к инженеру или нет. По понятным причинам соображал он не
очень резво, но вдруг, дверь с латунной пластинкой приоткрылась и отуда
высуналась рука, поманившая его пальцем. Он сразу узнал эту веснушчатую
ладонь и рассердился. Его разозлило и то, что именно теперь, когда он еще
ничего не решил, его застали врасплох, и то, что ему надо идти узнавать
подробности биографии этого типа. Тут же вспомнил - и это его тоже
разозлило - как Елена рассказывала мужу о своих взаимоотношениях с
инженером и то, что она, такая отчаянно красивая в своем справедливом
гневе, променяла истукана мужа на гнусного анонимщика.
Короче говоря, злой, запутавшийся Толя Ермолаев опять оказался в гостях.
- Ну, что там, - Богданов кивнул в сторону соседской двери, - как все
прошло?
- Нормально,- развязанно отрезал Толя.
- Слава Богу, - вздохнул Богданов.
- Можете радоваться, разбили образцовую советскую семью.
- Не понимаю, - почувствовав злобные нотки, удивился Богданов.
- Они не понимают, - передразнил Толя.
- Вы чем-то расстроены, Анатолий? - мягко спросил инженер.
- Грязь, грязь и мерзость... Она все рассказала, она пришла к вам и вы
тут... грязь.
- Что она наговорила?
Толя махнул рукой и вдруг, внезапно, слово в слово передал слова Елены.
- Ах-ха-ха! - рассмеялся инженер, - Я целовал, как мальчишка! Да она же все
придумала, ха-ха, она ведь выдумщица ужасная!
- Я не верю вам, вы все заврались, анонимщики бессовестные, и повадки у вас
соотвтествующие. Вы что, за мной в замочную скважину следили, сторожили
меня. чтобы все выпытать?
- А, вы на счет моего своевременного появления! Здесь вот что, здесь нет
никакой скважины, а просто элементарная газодинамика.
Толя мотнул головой, пытаясь стряхнуть с себя неуместный научный термин.
Богданов же, радостно принялся объяснять:
- Здесь у нас явление есть в квартирах. Я сам открыл! Когда дверь напротив
открывают, возникает перепад давлений, вследствие чего возникает простая
волна разряжения - воздушный порыв, сквознячок такой. Ну, и дверь в пустую
комнату начинает приоткрываться тоже и поскрипывает.
Богданов схватил Толю за руку, потащил к той двери, скрывавшей странные
настенные росписи, и принялся дергать ее потихоньку, впрочем, не давая
все-таки заглянуть вовнутрь. Послышалось жалобное всхлипывание.
- Оооо!, - в глазах инженера появился интеллигентский огонек, - я специально
исследовал феномен, опыты ставил, лепесточки папиросной бумаги развешивал,
оценивал напор воздуха...
- Хм, - Толя тоже проникся естествоиспытательским духом, - Наверное, щель
где-то тут имеется.
- Да! Конечно! Щель, именно щель, - обрадовался взаимопониманию инженер.
- Ну так , вы бы ее заделали чем-нибудь.
- Эх, эх, надо бы конечно, да некогда все, руки до всего не доходят.
- Бред, -пришел в себя Толя, - руки не доходят, а анонимки писать, доходят?
- Анонимки? - искренне удивился хозяин.
- Да, в академию. Будете отрицать и плечами пожимать?
Богданов ничего не ответил но плечами пожал.
- Признайтесь, писали, мол, профессор зажимает ваше эпохальное открытие? Ну,
да что с вами разговаривать, Петр Семенович, правильно рассудил - надо вам
на работу сообщить, где вы работаете?
- Я не писал никаких анонимок, - пришибленным голосом начал оправдываться
Богданов, - Я, наоборот, хотел все прямо обсудит с профессором, для того и
приходил в институт. Я уверен, все сразу бы выяснилось, я бы доказал
профессору, что он ошибается. Он бы все понял, но анонимок, анонимок я не
писал. Неужели вправду... в академию?
- Нет, я все придумал, специально, для потехи.
- Странно, - удивился чему-то своему Богданов.
Толя, затаив дыхание, ждал продолжения.
- Вы мне не верите? Но, ей-богу, я заплатил слишком высокую цену, я столько
лет потратил на эту рукопись, господи, да тут все поставлено на карту, и
неужели я бы смог опуститься до такой низости? Да и зачем мне скрывать свою
фамилию? У меня теперь только одна цель - побыстрее все обнародовать, чтобы
не пропало зря. И главное, главное - десятый спутник, его же надо искать!
Ведь я уже три месяца нигде не работаю, я все бросил, чтобы закончить
рукопись. Теперь уж мне только одно, или науное признание, или в злостные
тунеядцы...
- Как, значит вы не работатете? - удивился Толя. - На что же вы живете?
- Вначале были деньги, а потом я занял небольшую сумму, - Богданов смутился,
- У Елены занял. Она, правда, не хочет этого признать, но я отдам потом или
подарю ей что-нибудь.
Бред, подумал Толя Ермолаев, окончательно запутываясь.
- Я сейчас плохо соображаю, мне нужно все обдумать, я лучше пойду.
- Конечно, конечно, спасибо вам большое, Анатолий. Еидинственное хотел
спросить: что теперь с рукописью, что решили?
- Не знаю, ничего пока не решили. Возможно, вас попросят выступить на ученом
совете.
Инженер обрадовался.
- Вот это хорошо бы, а когда?
- Не знаю, пока ничего неизвестно...
- Может быть, я вам позвоню?
- Нет, лучше я вам позвоню, если что-то прояснится.
Заполучив телефон инженера, Толя сухо попрощался и вышел.
О, да вы зубатка!
Следующим днем отдел профессора Суровягина стал напоминать генеральный штаб
действующей армии перед решающим кровопролитным сражением.
Главнокомандующий в своем кабинете напряженно обдумывал план предстоящей
баталии. Время от времени к нему с докладом являлись сотрудники отдела,
принося вести о положении в неприятельском лагере. Первым пришел Мозговой и
доложил, что обследование документации психдиспансера не дало положительных
результатов. Таким образом развеялись всякие надежды на скорую помощь
минестерства здравоохранения. Вторым явился специально вызванный Толя
Ермолаев. Профессор мрачно выслушал весть о безработном статусе инженера, а
в конце, указал Толе на его болезненый вид, тут же поствил диагноз:
- Вы, Ермолаев, наверно коньяк пили вчера.
Затем был извлечен из домашенго лазарета Виталий Витальевич Калябин. Он
предстал перед профессором в позе несправедливо обиженного человека,
страдающего острым респираторным заболеванием. Он непрерывно краснел,
потел, картинно кашлял то и дело хватаясь рукой за обмотанную мохеровым
шарфом шею. Впрочем, все эти телодвижения никакого сострадания со стороны
Петра Семеновича не вызвали и Калябину было дано указание срочно обойти
всех заинтересованных лиц в институте и тщательно подготовить общественное
мнение к публичному выступлению инженера на совете. Неизбежность
выступления казалась профессору очевидной, в особенности после повторного
звонка из академии. Оттуда настоятельно требовали скорейшего решения путем
честного и объективного разбирательства. Что же, мысленно решил профессор,
будет вам разбирательство. Тонкий политик и проницательный человек, он
настоял на проведении ученого совета утром ближайшего понедельника. Тем
самым профессор избавлял ученое собрание от присутствия людей
легкомысленных, таких, например, как теоретики Шульман и Буров, которые и в
другие дни раньше обеда на работе не появлялись, а кроме того, была уже
пятница, и за оставшиеся три неполных дня, приглашения посланные секретарем
Лидией Ураловой, инженер мог и не получить. При таком удачном стечении
обстоятельств, работу доложил бы Калябин и все обошлось бы без прямого
контакта с автором.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг