Толя пожал плечами.
- А зачем вы писали?
- Ну как же? Раскройте же глаза наконец, ведь я все правильно написал. Теоря
профессора - ученая галиматья. Надо же было как то бороться. Ведь если бы
пофессор академиком стал, а там директором, тут бы и пришел конец настоящей
науке.
Ермолаев Только качал головой.
- А, бросьте, знаю, знаю - цели, средства и прочая казуистика. Пока мы с
вами будем интеллигентствовать, гумманизм проявлять, такие, как профессор,
все захватят. У нас нет времени рассусоливать, самооулучшением заниматься,
некогда, дорогой мой, время уходит, кончаются смутные времена, теперь, если
кто сверху окажется, то уж надолго, поверьте мне. А анонимки инженеру -
вынужденная мера, временный компромисс, а я здесь хоть с чертом готов на
компромисс.
- Есть и другие методы, - не выдержал Толя.
- Какие методы?
- Другие, и другие люди.
- Какие такие другие люди? - с едва заметной иронией поинтересовался
Мозговой.
Толя не ответил.
- Что ж за тайны такие, что за люди особые, может быть какая организация, а?
Союз освобождения умственного труда или Уния свободных диалектиков? А
может, масонство розенкрейцеровское? - Мозговой будто спохватился. - Вы,
Анатолий, быть может, масон?
Не дожидаясь опровержений Михаил Федорович разошелся:
- Примите же и меня, срочно! Я пригожусь, я на все согласен, Анатолий. Я
больше не могу среди этой сволочи. Да, да, все вокург сволочи, мерзавцы и
сволочи. Не молчите же, я же чувствую, есть у вас какая-то тайна. Я давно
начал догадываться, что-то вы нащупали там у инженера. Как вы сказали, мол,
инженера спасать надо, думаю, задание получил, а задание только организация
дает.
- Стоп, - перебил Толя. - Да вы сами ко мне сейчас пришли с тем же!
- Ну, да, конечно, - с удовольствием согласился Мозговой. - Потому и сказал,
что чувствовал - за вами сила стоит. Я же вам все карты раскрыл - раскройте
и вы.
- Не верите мне, - продолжал Михаил Федорович. - Ладно, я понимаю, должен
оправдать, то есть, наоборот, завоевать доверие. Давайте, сговоримся,
наметим план, главное - нужно предупредить инженера, надо Разгледяева
остановить, нужен какой-нибудь фактик против него. Я кое-что имею - у него
здесь тоже не все чисто. Ведь без него инженер не сунулся бы к нам в
интститут, ведь это он его можно сказать за ручку привел к нам в институт.
- То есть как привел?
- У них с женой во что уперлось? В изобретение инженера. Тут Разгледяев и
подсунул ей идейку - пускай, мол, профессионалы рассудят, и посоветовал
труд жизни к нам направить. А она, отчаянная душа, гордость проявила,
говорит, нам с Колей ничего, мол, не страшно... Да, так и сказала, зря
головой качаете, вы еще женщин не знаете. Ведь она решила растоптать
богдановским изобретением мужа, понимаете, Толя? Ей мало, что бросает -
нет, она желает еще и уничтожить. Но разве ж так Разгледяева уничтожишь! -
с искренним сожалением закончил Мозговой.
- Так, пожалуй, вряд ли, - задумчиво сказал Ермолаев.
У него из головы не шло чудовищное предположение об убийстве профессора.
- Все, уже поздно, я пошел спать. - твердо сказал Толя.
- Неужели вы... вы вот так вот просто пойдете спать? - чуть уже не корил
Мозговой.- Неужели вам не жаль инженера?
- Я пошел спать, - невозмутимо повторил Ермолаев.
Что ж, до свидания, до лучших, так сказать, времен, - на лице Мозгового
появилась едва заметная, еще очень не смелая, казавшаяся еще минуту назад
совершенно невозможной, снисходительная улыбка.
Дети звезд
Когда на квартире инженера появился Доктор и со слезами радости сообщил об
открытии спутника, Богданов лишь слегка прищурил глаза и спокойно сказал:
- Иначе и быть не могло.
Гоголь-Моголь, наоборот, пришел в невообразимый восторг. Он как мальчишка
бегал по кухне, подпрыгивал, размахивая руками, тряс инженера за плечи,
выкрикивая разные хорошие слова в его честь, вообщем радовался безмерно,
будто это не инженер, а он сам предсказал спутник.
- Люди, люди, - взывал он, - есть правда на свете, а! Есть высшая
справедливость, туды ее в качель! Ну как же так, вот судьба-злодейка: еще
вчера в грязи, растоптан, унижен, почти во второй сорт произведен, чуть ли
не графоманом назван, и на тебе - вдруг такой полет, ай-я-яй, высоко же ты
взлетел, нас, наверно, маленьких человечков, оттуда и не разглядеть? Ну,
ну, я же шучу, я так, для образности, для пространственного восприятия
твоего научного подвига, я же знаю тебя - ты наш, Коля, наш, полностью, что
там медные трубы, понимаешь, мы и не такое стерпим, дай я тебя поцелую.
Гоголь-Моголь полез лобызаться. Инженер не сопротивлялся, только добродушно
улыбался и разводил руками, мол, я старался и все.
- А эти, горе-ученые, официальные апологеты, как они в ту самую лужу и сели!
- Гоголь-Моголь сделал отвратительную гримасу. - Захватили власть, сукины
дети, не тебе в журнал, ни на радио-телевидение, сидят по редакциям,
толстые зады наедают под покровом научной тайны, мнят себя
благоустроителями Вселенной. Вот они-то и есть дети отцов-теоретиков,
непроверенных научным опытом гениев и пророков, самых что ни на есть
кровавых графоманов...
Гоголь-Моголь еще долго не мог остановиться: он кого-то призывал к ответу,
угрожал кому-то, размахивал в воздухе кулаками, потом опять шарахался в
область необузданного оптимизма. Доктор, обычно занимавший критическую
позицию по отношению к утописту, сейчас совершенно раслабился и с тихой
радостью сидел в углу, покуривая пролетарский Дымок.
Потом вернулась Елена. Под напором ошеломляющих новостей никто не спросил
ее, где она так долго была и почему несмотря на обрушевшееся счастье из ее
глаз не исчезла в тот же миг какая-то глубокая непреодолимая печаль.
Впрочем, все это было не так уж определенно; и она смеялась, и она говорила
хорошие слова, и всячеки настраивалась на праздник. Более того, она даже
объявила сейчас же банкет, отмененный в связи со вчерашней кутерьмой. На
скорую руку соорудили стол и завертелось веселье: выступали, смеялись,
закусывали шампанское антоновскими яблоками, ужинали шпротами и
консервированным болгарским перцем. Инженер рассказал интересную историю.
- Вот Гоголь говорит, железа много в яблоках, а откуда оно в яблоках?
- Как откуда? Из почвы, естественно, корнями вытягивается, по стволу по
ветвям в яблоко попадает, а после я его откусываю, - Гоголь-Моголь откусил
яблоко, - и внутрь заглатываю, и в себе растворяю, - улыбнулся утопист.
- Правильно, растворяешь. Ну, а в почве откуда железо? - настаивал Богданов.
- Накапливается от времени, из отходов разных, металлолома, вон водопровод,
знаешь как гниет-ржавеет. У нас недавно прорвало, так неделю горячей воды
не было, а без воды...
- Подожди, про воду еще поговорим, - мягко перебил инженер. - А раньше,
когда водопровода не было?
- До римской империи, что ли?
- Например.
- Хм, - Гоголь-Моголь задумался, - в земле залегало, в природном состоянии.
Но ты, конечно можешь спросить, как оно в землю попало, - упредил
Гоголь-Моголь инженера. - Так я тебе отвечу, я читал, ты не думай, что я
совсем темный, крот подземный. Вся матушка земля наша самопритяжением из
первичной материи скукожилась. Там, правда, много неясностей насчет,
астериидов...
- Астероидов, - поправил инженер.
- Да, да, именно, астероидов, сам академик Отто Шмидт теорию развивал.
- Положим, теория-то дутая, но дело не в том. Самое интересное в прошлом
году открыли. Вселенная наша оказывается горячая и вначале вся была из
водорода с примесями, но никакого железа! А железо потом уже в звездах
наплавилось и значит Земля наша и мы как бы из вторичной материи. И это
самое железо, которое мы с яблоками глотаем и которое потом растворяем,
прежде обязательно было в какой-нибудь звезде.
Елена, казалось, с восхищением смотрела на инженера. А Доктор, внимательно
следивший за рассказчиком, воскликнул:
- Следовательно, мы сделаны из звездного вещества!
- Ох ты елки-зеленые, значит мы - звездные люди, дети звезд! - радостно
завопил Гоголь-Моголь.
- Нежели правда? - тихо спросила Елена. - И я, и Гоголь-Моголь, и Доктор -
все мы дети звезд? Правда, Коля?
- Истинная правда.
- И все остальные! - вставил утопист.
- Да, - улыбнулся инженер.
- Друзья, как здорово много знать, я люблю много знать, - продолжал
радоваться Гоголь-Моголь. - Да и какая любовь без знания. Любовь и
удивление. Да, чтобы удивляться надо много знать. Черт возьми, хитро
получается, ведь мы же все, получаемся как братья. - Утопист сделал паузу.
- Я представляю, как тут лирически можно вывернуть. Я раньше думал, отчего
люди с такой тоской глядят на звезды? Теперь понял: это у нас, внутри атомы
шевелятся по своей далекой родине, по своим родным краям. - Гоголь-Моголь
цыкнул зубом. - Красиво получается. Нет скажи, Доктор, красиво?
- Конечно, правильно, - соглашался Доктор. - Теперь понятно почему у меня от
тебя тоска всегда.
- Ладно, не задирайся, - примирительно пожурил Гоголь-Моголь и посмотрел на
Елену. - Елена вот сегодня почему-то грустная. Что с тобой, чего теперь
грустить? Вам теперь с Колей прямо вперед смотреть надо, жизнь на новый лад
настраивать.
- Разве я грущу? Мне ужасно весело, - Елена попыталась улыбнуться.
- Нет, я же вижу, тебя что-то гнетет, - настаивал Гоголь-Моголь.
- Не приставай к человеку, - попросил Доктор. - Человек устал и как тут не
устать - столько свалилось. Эх, вам бы друзься отдохнуть деньков двадцать в
санатории каком-нибудь, обстановку сменить, а то, видишь, радость уже не в
радость.
- Правда, - Елена схватилась за эту мысль. - Поедем, Коля, к морю, прямо
завтра же, все бросим - я целый год моря не видела. Море и звезды, и мы
одни, чтобы никого, только - море и звезды.
- Но как же рукопись, нужно довести... - заколебался инженер.
- Да брось, - вступил Гоголь-Моголь, - теперь чего волноваться, теперь пусть
они там волнуются. Представляю, как этот профессор приползет - простите,
мол, извините, ошибочка вышла, не разобрались по темноте нашей...
- Не приползет, - уверенно сказала Елена.
- А я говорю - приползет, если не дурак, - настаивал Гоголь-Моголь, - а ведь
не дурак, раз профессор. Он еще в соавторы к Коленьке напрашиваться станет.
Слушай, Коля, ну возьми ты его в соавторы, что тебе, жалко? Ты еще десять
теорий изобретешь. Да и этого паренька, Анатолия - очень он мне понравился,
очень мы тогда душевно, насчет равнодействия... Нет, впрочем, его не бери,
он вроде сам мужик головастый, из него толк выйдет, если рутина не засосет.
Елена не приняла возражений утописта. По-видимому, она не верила, в
профессорские извинения. Вообще, казалось - она чем-то озабочена. Будто она
постоянно что-то там внутри себя ищет, перебирает, но никак не находит. Это
было видно хотя бы по тому, как нервно блуждали ее руки, словно искали
что-то. Она, то одергивала платье, то потирала виски, отбросив постоянно
спадавшую прядь волос (видно, потеряла серебрянную стрекозу), то , вдруг,
складывала лодочкой ладошки и зажимала их коленями.
В другое время, в другой обстановке эти руки имели гипнотическое влияние на
мужчин, в особенности у которых воображение позволяло представить, как они
сплетаются вокруг шеи или беззаботно отдыхают на груди. Кстати, и Анатолий
Ермолаев подвергся их волшебному влиянию, и, наверное, Елена раскусила его
и даже слегка пользовалась этим. Но сейчас, вся ее красота блистала
впустую, не специально, а так - пропадала зазря.
Тем временем Гоголь-Моголь развивал тему быстрого и полного признания
инженера компетентными лицами. Неизвестно до каких высоких инстанций
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг