- Не понял-с.
Толя попытался подобрать слова, но Разгледяев уже и сам догадался:
- Вы насчет лагерей-с намекаете-с? Ну, что же лагеря-с, да-с, были-с, были,
жертвы-с, как бы невинные, только если поразмышлять, внимательно,
конечно-с, постепенно, то получается совсем другое-с, у меня даже-с
мыслишка закралась...
- Какая мыслишка?
- А так ли уж не виновны эти жертвы культа личности?
- То есть? - Толя опешил.
- Елена тоже удивилась, когда я ей сформулировал. Да возьмите, хоть
инженера. Сколько такой изобретатель вреда может принести! Целый научный
институт, в ущерб фундаментальным исследованиям на благо отечества,
вынужден копаться, извиняюсь в чепухе.
- Причем здесь изобретение? Мало ли кто в науке ошибается, что же из-за
этого...
- Именно, дорогой мой ученейший друг, именно из-за этого. - Разгледяев как
будто окночательно протрезвел. - Сегодня - в науке перекос, завтра в
мировозрении, так не лучше ли избавиться от вредоносного влияния?
Здесь они подошли к остановке и Толя с тоской посмотрел вдаль - не идет ли
спасительный тролеейбус.
- Ладно, придет ваш троллейбус, - как-то жестко сказал Разгледяев. - Но
скоро мы еще встретимся и мне кажется - мы еще с вами подружимся.
Когда подошел троллейбус, Разгледяев вопреки Толиному желанию, взял его под
руку и помог подняться по скользким ступенькам. Потом выпрыгнул наружу и
долго размахивал шапкой, словно провожал молодого человека в дальний
нелегкий путь.
Домой Толя вернулся далеко заполночь. Тихо, стараясь не будить домашних,
пробрался в свою комнату и мгновенно уснул.
Под утро ему приснился сон на транспортную тему. Снился полет на воздушном
шаре солнечным летним днем. Перегнувшись через край корзины, с высоты двух
сотен метров, он разглыдывает медленно проплывающие поля и рощи. По полям
снуют люди, а в рощах - разная живность, в основном зайцы и волки. Вокруг
такая тишина, что легко слышен скрип телени, проезжающей по проселочной
дороге. Мужик в телеге заметил воздушный шар и кричит что-то, размахивая
кнутом. Толя берет в руки подзорную трубу системы Ломоносова и узнает в
мужике Гоголя-Моголя, только с бородой и в телогрейке.
- Парим? - кричит Гоголь-Моголь и радостно смеется. Толя не понимает радости
врага воздухоплавания.
- Равнодействие - это вещь! - кричит утопист и показывает большой палец.
Наконец Толя замечает, что по полю, до самого горизонта, как на парад,
выстроилась цепочка вентиляционных шахт метрополитена. Толя тоже радостно
приветствует Гоголя-Моголя. Здесь обнаруживается, что в корзине он не один,
а с Еленой и инженером. Елена улыбается, шепчет на ухо:
- Нормальные люди иногда должны летать во сне.
Он не понимает, причем тут сон, если все так прекрасно складывается. Вон и
инженер, по-деловому снимает показания высотометра и записывает в бортовой
журнал.
Они обгоняют телегу. и теперь летят над рощей. Там, среди дерев крадется
охотник, видно разыскивает какихнибудь зверей. С воздушного шара шлют
приветствия лесному человеку. Тот поднимает голову и вскидывает двустволку.
Елена и инженер продолжают радостно махать руками, а толя через трубу
узнает Марка Васильевича Разгледяева.
- Сейчас и проверим, кто есть мыльный пузырь, - шепчет Разгледяев. Раздается
хлопок и воздух со свистом вырывается из упругой радужной оболочки.
- Мы теряем высоту, сбрасывайте балласт! - кричит инженер.
Толя лихорадочно оглядывается по сторонам и не видит ничего подходящего.
Баласт не предусотрели, утописты, мелькает е него в голове.
- Нет баласта, - докладывает Анатолий.
Корзина со свистом падает вниз. Ветер поднимет кверху волосы Елены, и она
безуспешно пытается привести их в порядок необычной заколкой в виде
серебристой стрекозы с выпученными глазками.
- Что же они, сволочи, по воздушным шарам стреляют?! - отчаянно кричт Елена,
- Вон и профессор твой!
Толя, видит, как к охотнику подбегает Петр Семенович и что-то ему быстро
говорит, указывая на воздушный шар.
- Есть балласт, - доносится Богдановский голос. Он уже взобрался на край
корзины, постоял там на краю немного и полетел свободно вниз, будто камень,
брошенный с Пизанской башни. Корзина было уже притормозилась, но раздается
второй выстрел и обреченные аэронавты неотвратимо устремились навстречу
Толиному пробуждению.
Проснувшись, Ермолаев долго лежал в постели, разглядывая портрет инженера
Кибальчича. Когда-то, давно, еще школьником, он вырезал из журнала портрет
с подробной схемой летательного аппарата, нацарапанной в камере смертников.
Наконец в комнату заглянула мама и позвала завтракать. Голос матери вернул
сына к обыденной жизни, из которой он кажется напрочь выпал в последние
дни.
- Толенька наш совсем загрустил, - послышался голос матери. -Наверное, опять
влюбился.
Время такое -весна, - глубокомысленно заметил отец.
Последние попытки
По воскресеньям Михаил Федорович Мозговой не любил отдыхать, но наоборот,
плодотворно работал. Он мог просидеть целый день, не выходя из своей
небольшой холостяцкой квартиры. Здесь был его кабинет, здесь он был главным
администратором, здесь он был свободным человеком.
В принципе Мозговой являл собой идеал суровягинского сотрудника. В нем
разумно сочетались страсть к науному исследованию и здоровое
профессиональное честолюбие. Такая холодная характеристика могла унизить
кого угодно, но не Михаила Федоровича. Ведь его современный статус был не
следствием врожденного цинизма, а результатом многолетней мучительной
борьбы.
Сознательную жизнь он начал с глубоким убеждением, что талант и работа с
неизбежностью должны быть вознаграждены. Собственно, ни о каком примитивном
вознаграждении не могло быть и речи. Мозговой понимал под ним, в первую
очередь, самые чистые свидетельства успеха - уважение и любовь со стороны
окружающих. С такими представлениями вначале докатился до несчастной
неразделенной любви, а позже - до жесточайшего, унизительнейшего конфликта
с университетским начальством. И тогда он одержал первую убедительную
победу над собой. В один чудесный день, из вечно недовольного, замкнутого
космополита, Мозговой превратился в делового и открытого члена коллектива.
Зачем притворяться и строить из себя несчастного мученника, решил Миша
Мозговой, если время требует людей оптимистичных, деятельных и счастливых.
Единственное , о чем он теперь сожалел, так это о том, что так поздно
сделал открытие, которое другие, более умные люди совершают в более ранние
молодые годы.
Воспоминания о том дне перерождения часто посещали Мозгового. Так удачливый
актер вспоминает первую премьеру, и сопутсвующий ей страх провала, ужас
холодного равнодушия первых рядов. Аплодисментов не было, не было и цветов.
Потому что спектакль поставили в новейшом духе, когда зрители и актеры
творили действие совместно. Особенно запомнилось одно лицо, неприятным
понимающим взглядом с кривой стандартной ухмылкой, будто намекающей: не
подставляй шею, но подставляй зад. И он переминался и конфузился на ковре,
еще не умея посмотреть прямо в глаза членам ответсвенной комиссии. И выйдя,
он поклялся, что никогда впредь такой позор больше не повторится. Все
изменилось после того дня. Жизнь стала значительно интереснее. Он, вдруг,
обнаружил, как из сухих асбстрактных формул вырастает надежное земное
благополучие. Ну, а что в этом плохого?
Но в последние год-два стала беспокить некая затянувшаяся пауза в его
достижениях. Защитив с блеском, как говорили коллеги, диссертацию, он вдруг
обнаружил явную диспрпорцию в распределении благ между сотрудниками
профессора Суровягина. С какой это стати он, наиболее квалифицированный и
умелый работник, находится на третьих ролях? Взять хотя бы Калябина -
тугодум, зануда, десять лет обсасывает чужую идею, а получает чуть ли не в
два раза больше Мозгового. Его любит профессор, а почему его не любить?
Туп, исполнителен, безопасен.
- Ничего, я вас взбодрю, голубчики, - громко, так, чтобы было слышно во всех
уголках комнаты, пригрозил Михаил Федорович.
Тем врменем к нему в лифте поднимался Марк Васильевич Разгледяев, человек
определенных занятий, весьма строгих принципов и в то же время, как и все
мы, не лишенный способности ко всякого рода стихийным душевным порывам и
необдуманным поступкам. Не справедливо винить его одного в собственных
бедах. Иначе, как бедой, и не назовешь то незавидное положение в котором он
очутился. Поверьте, роль покинутого мужа вовсе не шла ему. Конечно, разводы
- вещь распространенная в наше просвещенное время. Зная об этом, Марк
Васильевич построил семейную жизнь с правильным, в целом, убеждением, что
настоящий крепкий брак покоится на естественных любовных отношениях. В этом
смысле образцом чистоты чувств, является любовь молодой особы в возрасте
семнадцати лет. Встретив Елену в столь удачный момент, Марк Васильевич
воспылал. Он тяготел к метафизике, но в то же время очень материалистично
был настроен по части женской красоты. Да и в наше время, женское сердце
весьма подвержено витьеватым словесным приемам. Искреннее восхищение
молоденькой девчушки, незамедлило перерасти в нечто большее и началась их
совместная жизнь, прервавшаяся недавно таким нелепым образом. Больше всего
Разгледяева поразила та быстрота, с которой вся воспитательная работа,
произведенная в течение шести лет, соврешенно пошла на смарку. Отсюда - и
та нервозность в попытках восстановить попранную справедливость.
Мозговой встретил Разгледяева как старого знакомого:
- Добрый день, Марк Васильевич. Что же не предупредили, я бы приготовился...
- Ладно, без церемоний обойдемся.
- Конечно, конечно, посидим, как говорится, по-холостяцки, - немедленно
согласился хозяин.
Разгледяев неласково посмотрел на Михаила Федоровича и уверенно прошел в
комнату.
- Кому поручено рецезировать рукопись?
- Понимаете, все получилось не совсем так, как хотелось, ну да не важно, я
вас уверяю, Калябин - просто зверь...
- Калябин? - переспросил морщась Разгледяев, - Кто такой?
- О, не извольте беспокится, апологет, профессионал! Он так и говорит, что
их с профессором теория двух девяток не приемлет десятых спутников и всяких
там физическмх полей.
- Плевать. Как он насчет инженера настроен?
- Стопроцентно, не сомневайтесь. Кроме того, профессор лично взъярен и не
допустит, так что будьте спокойны - живого места не оставим.
- Да уж, постарайтесь, - начальственно попросил Марк Васильевич. - А кто у
вас там, такой молодой из ранних?
- Ермолаев?
- Чего он под ногами путается? Может у вас мнение не сложилось?
- О, не обращайте внимания, безопасен, даже, я бы сказал, наоборот -
полезен. Он, знаете, мне много понарассказал, - Мозговой заметив легкую
тень на лице гостя, тут же уточнил. - Нет, конечно, не в смысле выших
приватных дел, в смысле облика инженера. Теперь ясно - сплошное
дилетанство.
Этот интересный разговор внезапно прервался телефонным звонком Толи
Ермолаева. Нервно и сумбурно он просил о встрече. Мозговой предложил
поговорить завтра, но Толя отказался трагическим - завтра будет поздно.
Тогда, Михаил Федорович стал говорить о вечере, но Толя, оказывается, был
уже у дома и только из приличия предупреждал хозяина.
Важная встреча была скомкана. В спешке Разгледяев дал некоторые руководящие
указания и, особенно, просил сразу после ученого совета, доложить о
результатах. Разумеется, не могло быть и речи о каком-либо административном
руководстве, просто слова Разгледяева и особенно тон, отражали крайнюю
заинтересованность Марка Васильевича.
Едва исчез первый, как на квартире Мозгового появился второй посетитель.
- Как проходит операция Сирень? - с преувеличенной веселостью спросил Михаил
Федорович, разглядывая взлохмаченного гостя. Толя даже не улыбнулся.
- Нужно что-то предпринимать.
- В смысле?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг