- Что касается количества людей, ты совершенно прав, - с энтузиазмом
закивал Джуффин. - А вот их качество меня редко устраивало. Можно сказать,
почти никогда! Из всех человеческих существ, которые встречались на моем
пути, разве что Лойсо вызывал некоторое уважение, но этот великолепный
экземпляр, к сожалению, мне удалось уничтожить... Поэтому пришлось самому
взяться за дело. Насколько мне известно, до сих пор еще никому не
удавалось создать полноценного человека, обладающего не только разумом, но
и некоей не поддающейся определению субстанцией, которую твои бывшие
соотечественники именуют "душой" - уж прости мне столь наивное
определение, но другого термина, который был бы тебе понятен, не
существует... Более того, мне удалось создать не обычного человека, а
Вершителя - куда более могущественного, чем Вершители, рожденные обычным
образом. Как ты думаешь, почему ты столь легко всему обучаешься? Почему ты
так бесстыдно удачлив? Почему выходишь целым и невредимым из любой
переделки? Почему второе сердце так быстро прижилось в твоей груди, да и
эта ржавая железка, которую ты со столь трогательной доверчивостью принял
за меч Короля Мёнина, не доставила тебе особы неудобств? Можешь мне
поверить, сэр Макс: если бы ты был, так сказать, "настоящим", "живым"
человеком, тебе пришлось бы здорово попотеть прежде, чем ты освоил бы
самое простенькое из подвластных тебе чудес. Впрочем, ты бы попросту не
смог дожить до сегодняшнего дня: при твоем легкомыслии и полном отсутствии
внутренней дисциплины у тебя не было бы никаких шансов... Так что радуйся,
радуйся, а не скрипи зубами, как ограбленный пиратами купец. Я выдумал
тебя, и это - твоя величайшая удача! Пока у твоего могущества есть
один-единственный изъян: ты становишься совершенно беспомощным, когда
имеешь дело со мной, и это естественно. Но после того, как я закрою за
собой дверь, ведущую в вечность, ты будешь абсолютно свободен от этого
досадного ограничения. Всего-то и осталось - потерпеть пару часов... и
заплатить за входной билет в настоящую жизнь.
- Что вы подразумеваете под платой за входной билет? - настороженно
спросил я.
- Экий ты все-таки непонятливый! - усмехнулся Джуффин. - Впрочем, это
не удивительно: не хочешь понимать, поэтому и не понимаешь... Тебе
придется заплатить своими привязанностями, дружок. Маленькими, дурацкими,
можно сказать, младенческими привязанностями. Как ты думаешь, почему я
постарался организовать для тебя небольшое сражение с коллегами? Уж по
крайней мере, не потому, что мне приспичило убить их, да еще и твоими
руками... Честно говоря, мне плевать: останутся ли в живых эти сопляки
Мелифаро, Нумминорих и Луукфи и наш штатный пожилой индюк, достопочтенный
сэр Кофа! Дело не в них, а в тебе. До сих пор ты мертвой хваткой цеплялся
за каждого человека, который давал понять, что испытывает к тебе хотя бы
минимальную симпатию. Глупо, сэр Макс! Пора смириться с очевидным: тебе
никто не нужен. Да и ты никому не нужен, если быть честным до конца. У
тебя нет ничего общего с этими людьми, кроме твоего нелепого желания
видеть вокруг себя улыбающиеся знакомые лица... Одно из двух: либо ты
поймешь это сегодня и сметешь их со своего пути, либо не поймешь и
погибнешь. Разумеется, я мог бы немного бережнее относиться к результату
собственного труда: обернуть тебя в вату и спрятать в сейф для пущей
сохранности, но я, знаешь ли, всегда стремился к совершенству. Все, или
ничего - вот мой девиз! Если ты не сможешь переступить через такую мелочь,
как личная привязанность к людям, которые иногда составляли тебе компанию
за кружечкой камры, можешь пропадать: туда тебе и дорога! Впрочем, я
уверен, что ты справишься. У тебя в груди бьются два замечательных сердца,
одно другого каменнее, просто они несколько размягчились под влиянием
дурного воспитания...
- Мерзость какая! - искренне сказал я.
- Что именно? - обрадовался Джуффин.
- Все, - равнодушно ответил я. - Вы, Джуффин - на редкость мерзкий
тип, и занимались вы всю жизнь исключительно мерзостями, и в итоге у вас
получилась отменная мерзость, венец вашей омерзительной деятельности - то
есть я. Учтите: еще немного, и меня стошнит. Прямо на ваше лоохи. И в
таком виде вы будете вынуждены предстать перед Пустым Сердцем - правда
здорово? Угостите его своей кровью пополам с моей блевотиной. Надеюсь, это
дивное растеньице будет в полном восторге!
- Когда я создавал тебя - а на это ушло несколько лет, потому что мне
пришлось сплетать твое бренное тело из невесомых паутинок сновидения - я
был слишком увлечен собственным образом, - задумчиво протянул Джуффин. Он
выглядел вполне довольным, кажется мой гневный монолог не произвел на него
должного впечатления. - Ты бы удивился, если бы узнал, насколько ты похож
на меня самого - каким я был в юности. Такой же непримиримый молодой
человек... и ужасающе серьезный, невзирая на твою дурацкую манеру шутить
по любому поводу. Ну вот с чего ты взял, что многократное повторение слова
"мерзость" - именно то, что должен сказать юный Вершитель своему усталому
создателю? Глупо, мальчик. Ты получил в подарок жизнь, которая только
начинается, и бесконечное могущество, цену которому ты еще даже не начал
осознавать... Я не требую от тебя благодарности - сам понимаю, что мое
создание не может искренне испытывать это чувство. Но где радость? Где
удивление? Где трепет перед непостижимым чудом, частью которого ты
являешься? Посмотри на свои руки: они великолепны! Я угрохал год жизни,
чтобы создать столь совершенные кисти рук, а ты даже не даешь себе труда
восхититься результатом моего труда. Вместо этого ты предпочитаешь
загромождать свою бедную голову сентиментальными глупостями насчет
предстоящего тебе прощания с дурацкими иллюзиями... Подумай лучше о том,
что я великодушен: я не требую от тебя слишком многого. В конце концов, я
не поставил тебя перед необходимостью сражаться с сэром Шурфом, или своими
руками прикончить леди Меламори. Я отлично понимаю, что с этими
привязанностями ты сможешь расстаться еще нескоро...
- Все равно мерзость, - я пожал плечами и поднес к лицу свои
разрекламированные верхние конечности. - Магистры с ними, с моими
привязанностями, да и со мной самим, заодно. Мне уже все равно, если
честно... Но неужели жизнь того же сэра Мелифаро, да и всех остальных
ребят - такая дешевка, что они годятся лишь на то, чтобы стать мишенью на
полигоне, где "великий и ужасный" Вершитель по имени Макс будет выполнять
некие загадочные тренировочные упражнения с целью самоусовершенствования?
Вы учили меня быть безжалостным, Джуффин, и мне кажется, что у вас неплохо
получилось: по крайней мере, я знаю, что это умение дорогого стоит. Но я
знаю и другое: тренироваться следует на самом себе, по крайней мере,
поначалу. А я ведь - начинающий... И потом, если вы не лукавите и всерьез
вознамерились научить меня расшвыриваться чужими жизнями, как свинья
дерьмом, вы опоздали. Уж что-что, а это я всегда умел. Я заранее знаю, что
когда дело дойдет до настоящей драки, я не задумываясь смету со своего
пути любого, лишь бы сохранить свою драгоценную шкуру. И что? Из этого
следует, что я - великий просветленный? Бросьте, Джуффин, это мерзейшее
качество. Когда в следующий раз будете создавать очередного Вершителя,
имейте это в виду. Великодушие - единственная стоящая приправа к
могуществу. Возможно, новая модель окажется удачнее. А что касается
меня... Да гори все синим пламенем!
Продолжить выступление мне не удалось, поскольку в это мгновение
началось настоящее безумие. Восхитительный зыбкий мерцающий мир,
окружавший нас со всех сторон - в это время мы все еще брели по суверенной
территории Темной Стороны - внезапно вспыхнул, как папиросная бумага, к
которой поднесли спичку. Пламя действительно было синим - я никогда не
забуду этот сочный, яркий, чистый ультрамариновый цвет! - и оно не
обжигало, как настоящий огонь, а освежало, как струи воды в жаркий летний
полдень. Мой разум взвыл от ужаса, но сердце ликовало, и все тело
содрогалось от восторга, соприкасаясь с пронзительно синими языками
пламени, которые не причиняли мне никакого вреда. Передо мной мелькнуло
исказившееся от боли и гнева лицо Джуффина, озаренное синими сполохами.
"Откуда ты узнал, что Синее Пламя - самое опасное оружие на Темной
Стороне?" - то ли спросил, то ли подумал он, а потом умолк навсегда,
поскольку огонь сожрал его почти мгновенно - вместе с мелкими камешками
мостовой, по которой мы шли, узорчатой решеткой ограды и фасадом
старинного одноэтажного дома. Я истерически расхохотался, когда понял: в
последнее мгновение своей жизни Джуффин был уверен, что я заранее
припрятал в рукаве козырную карту. А ведь на самом деле глупая
необязательная фраза про "синее пламя" была обыкновенным идиоматическим
оборотом, случайно сорвавшимся с моего болтливого языка - сломленный
неудачей, постигшей меня при попытке остановить Джуффина, и опустошенный
его кошмарными откровениями, я успел забыть, что на Темной Стороне каждое
мое слово, облеченное в форму приказа, обладает чудовищной, бесстыдной
силой древнего заклинания. Я брякнул: "гори все синим пламенем", - и
теперь Темная Сторона Ехо была охвачена огнем. Реальность становилась
серебристым пеплом, не прошло и минуты, как кроме этого пепла не осталось
ничего, даже ветра. Оказывается, ветер тоже может сгореть... Только я
стоял посреди этого мрачного великолепия, как своего рода несгораемый сейф
- лучшее, хоть и не слишком совершенное произведение покойного сэра
Джуффина Халли, который так никогда и не увидит цветение легендарного
Пустого Сердца, хотя теперь я бы с радостью отдал жизнь, чтобы сделать ему
этот прощальный подарок...
Я знал, что сейчас меня захлестнет волна отчаяния и безумия, похожего
на мучительное небытие, и вряд ли мне когда-нибудь удастся выбраться на
берег, но я получил коротенькую отсрочку: несколько восхитительных
мгновений абсолютного спокойствия. Мне почти удалось превратить эти
мгновения в вечность - еще немного, и я бы нашел маленькую отмель в потоке
времени, крошечный необитаемый остров, на котором есть место только для
одного Робинзона - при условии, что у него хватит мужества ступить на свой
островок вечности. Но в последний момент в моем сердце дрогнула некая
предательская струнка, и я понял, что шанс упущен, а второй попытки не
будет - никогда. И я со смирением принял свою участь, поскольку - что мне
еще оставалось?!
- Не было ничего, - твердо сказал я себе. - Не было твоего
драгоценного сэра Джуффина Халли. Не было Ехо - лучшего города во
Вселенной. Молчи, дурак! - прикрикнул я сам на себя, когда понял, что мой
разум не желает соглашаться с этой простой, но сомнительной истиной. - Мне
лучше знать! Не было ничего, и тебя тоже никогда не было, поэтому заткнись
и дай мне умереть достойно, без соплей, слюней и паршивых сожалений!
Но я не был искренним до конца, когда произносил этот монолог. Ложь -
пагубная привычка: стоит только научиться, и тут же начинаешь лукавить
даже наедине с самим собой. Я по-прежнему страстно хотел выжить - во что
бы то ни стало, любой ценой. Я был заранее согласен на адские душевные
муки и даже на безумие, опасный огонек которого лукаво подмигивал мне в
конце тоннеля, как зеленый сигнал семафора - дескать, виллькоммен, герр
Макс, путь для вас всегда открыт. Я был готов принять любые условия, лишь
бы не оборвалась тоненькая сияющая нить, все еще соединяющая меня с миром
живых. Просто я никогда не верил, что смерть действительно приносит
успокоение...
Страница сгорела
И разумеется, я не умер. Не так это просто, оказывается. Почти
благословенная тьма, сомкнувшаяся было над моей макушкой, поспешно
отступила. Даже память не желала меня покидать, и это было хуже всего. Эта
взбесившаяся стерва с наслаждением подсовывала мне эпизод за эпизодом
дивного, сказочного прошлого, которое закончилось - я был уверен, вернее,
я знал - навсегда. Чаще всего перед моим внутренним взором мелькало хищное
веселое лицо сэра Джуффина Халли - теперь, когда он стал горсткой пепла,
все его дикие выходки последних дней казались мне незначительными и даже
безобидными. Какая разница, что он говорил, что делал, что собирался
сделать... Он был для меня куда больше, чем другом, или учителем - что
значат все эти пустые слова?! Джуффин был человеком, который построил мою
Белую Стену, самолично прорубил в ней Зеленую Дверь, да еще и позволил мне
крепко ухватиться за его сильную руку - чтобы мое заячье сердечко не
остановилось от страха, когда я делал свой первый осознанный шаг в
неизвестность... Гораздо больше, чем один человек может сделать для
другого, уж поверьте мне на слово! А теперь Джуффин сгорел вместе с Темной
Стороной, как картонная марионетка, да и Зеленая Дверь навсегда
захлопнулась за моей спиной. Я мог быть уверен: по эту сторону чудес не
будет. Никаких.
Кое-как оборвав мучительный хор воспоминаний, я огляделся и
обнаружил, что сижу на грязной булыжной мостовой. Кажется, я вернулся в
тот самый город, в котором когда-то родился. Впрочем, я не был уверен, что
моя догадка верна. Во-первых, никак не мог сфокусировать зрение на деталях
пейзажа, а во-вторых, мне было абсолютно все равно. Какая разница, где
окажется твое тело после того, как ты умер? Конечно, что касается дыхания,
пульса и прочих медицинских показателей, с этим у меня все было в полном
порядке. Я действительно оказался очень живучей тварью. Мое биологическое
существование продолжалось, и смириться с этим фактом оказалось куда
труднее, чем я предполагал. Мне очень хотелось завыть, как воют одинокие
оборотни, доведенные до ручки сценаристами и режиссерами третьесортных
ужастиков - громко, во всю силу своего голоса, долго и с наслаждением
издавать отвратительные душераздирающие звуки, пугая все живое в радиусе
нескольких километров. Я был почти уверен, что вой мог бы унести с собой
мою боль, но я почему-то не позволил себе это маленькое невинное
удовольствие. Кажется, я просто знал, что когда боль исчезнет, от меня
вовсе ничего не останется, а какой-то дремучий инстинкт требовал, чтобы
оставалось хоть что-то...
"Тихо, - приказал я сам себе, - заткнись! И без тебя тошно... -
Внутренний монолог приносил некоторое облегчение, и я судорожно ухватился
за это немудреное средство местной анестезии. - Теперь ты понимаешь,
почему самураи делали себе харакири? Не демонстративный героизм
средневековых психов, а жест милосердия: иногда жить становится так
больно, что меч, раздирающий внутренности, приносит только облегчение...
Но у тебя-то нет ни меча, ни мужества, дружок - так уж ты устроен!" - Я
шептал и шептал себе под нос какую-то чушь про самураев и боль, про
мужество и отчаяние, и не понимал собственных слов, но это не имело
никакого значения. Больше всего на свете я боялся замолчать, потому что,
когда иссякнет поток слов, окажется, что надо как-то жить дальше, а к
этому я не был готов. Чего я действительно не понимал - с какой стати я
так остервенело боролся за свою жизнь, почему решил сохранить ее любой
ценой? Ну вот, уцелел я, уплатив эту самую "любую цену" - и что теперь?
Вечность спустя я осознал, что стало совсем темно и очень холодно.
Это было скорее хорошо, чем нет. Правда, кисти моих рук утратили
подвижность, ресницы отяжелели от смерзшихся слез, и даже кровь уже не
бежала, а лениво ползла по жилам. Но холод принес неописуемое облегчение:
сначала он остудил разгоряченный лоб, потом сковал тело, а потом
подобрался к самому сердцу, и я с благодарностью ощутил, что моя боль
отступает, а на смену ей приходит печаль.
- Моя печаль проживет дольше, чем я... - негромко сказал я вслух и
вдруг понял, что это не красивая фраза, а констатация факта. Печаль была
не чувством, а отдельным, почти независимым от меня существом, и когда я
все-таки поднимусь на ноги и уйду куда глаза глядят, она останется на этом
месте - невидимая, но осязаемая и почти бессмертная, как все призраки, и
редкие одинокие прохожие будут вздрагивать от беспричинной, но
пронзительной тоски, случайно наступив на один из гладких серых камней
мостовой...
А потом подул ветер. Он проник в мою сгустившуюся кровь и зашумел в
голове - так причудливо, бессвязно, неразборчиво бормочет поднесенная к
уху морская раковина. И вдруг его смутный шепот превратился в низкий,
глухой, но вполне человеческий голос, и я даже смог разобрать слова.
- О чем ветер поет
В пустом сердце моем?
О том поет, что огонь
Сжег все в сердце моем...
По моим щекам текли слезы, они обжигали кожу, а потом застывали,
замерзая на ледяном ветру, и я знал, что вместе с соленой влагой из меня
утекает жизнь. Тихая песенка, которую принес ветер, стала моим
"самурайским мечом" - единственным и неповторимым оружием, которое мне
действительно подходило, поскольку оно не требовало ни мужества, ни
твердости. Не нужно было делать последний и решающий героический жест -
достаточно слушать и плакать, и ждать, просто ждать...
- О чем ветер поет
В пустом сердце моем?
О том, что вечный лед
Сковал сердце мое...
- И это правда, - горячечным шепотом говорил я ветру. - Все правда,
все правда, дружище! Так оно и есть...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг