Фомин Егор
Слепой воин
Этот человек стоял возле одинокого дерева на вершине невысокого холма
лицом к городу. Перед ним под щедрыми лучами солнца, едва перевалившего за
полдень, степенно несла свои воды река, добросовестно отражая стены
белокаменного города, стоявшего на высоком берегу. Ветер радостно трепал
каштановые, почти рыжие в свете солнца длинные волосы человека. И волосы
весело плескались, заслоняя порой его лицо. Волосы радовались и смеялись
солнцу и ветру, пока внимание хозяина было занято другим.
Он был строен, но не худ, силен, но не грузен. Бесцветная заношенная
куртка из плотной ткани, перехваченная надежным кожаным поясом, сапоги на
тонкой подошве, разношенные и истертые в пути. И меч у бедра. Лицо твердое
и жесткое, щеки и лоб прорезаны рубцами старых шрамов, губы плотно сжаты.
Его глаза... нет, не глаза, шрамы. Когда-то он мог видеть, но не сейчас.
Сейчас он не мог видеть птиц, парящих над ним в безоблачном высоком
небе, но он знал, что они там, чувствовал их полет, понимал их. Он знал,
чувствовал, понимал, что слева от него через широкий луг вьется к городу
дорога, и идут по ней редкие люди, мелкие чиновники, купцы, крестьянские
повозки. Он знал, чувствовал, понимал, какого цвета небо над ним, но он не
видел этого.
Его сознание могло услужливо нарисовать перед ним картинку мира вокруг,
но это теперь не было ему нужно. А когда-то и он мог видеть краски...
Перед его глазами блестела голубыми водами река, под высоким обрывом.
Летнее золотое солнце беззаботно дарило лугам по ту сторону реки сочную
зелень красок.
Ласковое летнее солнце. Оно едва перевалило за полдень и теперь было у
него за спиной. Он сидел на краю, свесив ноги вниз, и его босые ступни
ощущали приятную прохладу из тени сырой земли обрыва. Свежий ветер дул ему
прямо в лицо, отбрасывая назад волосы, и ему было хорошо и приятно сидеть
вот так, над обрывом, свесив ноги. Над ним парили птицы в бездонном
бесконечно синем высоком небе, а рядом отец выглаживал ножом какую-то
деревянную штуку. Странную штуку. Очень похожую на птицу, но птица
красивая, а эта... вытянутое круглое суженное в острый "нос" с одного
конца и широкое плоское с другого, точно птичий хвост, "тело". "Крылья",
вставленные неподалеку от "головы" были и вовсе неправильные: выгнутые
вверх, тонкие, как телячья кожа, прямые. Вся эта деревяшка, наверное, была
очень легкая.
Он сам видел, как отец приволок домой полено девичьего дерева. Из него
обычно делали ведра, коромысла, потому что оно было легкое, но прочное,
девицам как раз с такими ведрами по воду ходить.
Отец придирчиво осмотрел свое творение, поставил его возле "крыльев"
поперек пальца, оно покачалось, словно качели на бревне, и замерло,
подрагивая от ветра.
- Что это? - решился, наконец, спросить он.
- Птица, - довольно улыбаясь деревяшке, ответил отец.
- Не... - помотал он головой, - птицы красивые.
- Не... - потрепал отец его по голове, вставая, - ну-ка, гляди...
Он широко размахнулся, поведя могучими плечами, и сильно бросил "птицу"
с обрыва прямо против ветра.
И она полетела! Шагов на десяток она шла против ветра, а потом
развернулась по широкой дуге назад и, у самого обрыва, взмыла вверх, в
небо.
И он понял, глядя, как молочно-белая деревянная "птица" парит в высоком
небе, что она красивая...
Его волосы трепетали на ветру. Каштановые, почти рыжие на солнце. Если
не смотреть на его лицо, то можно решить, что это волосы веселого
человека. Но он тоже мог видеть когда-то краски. И он решился.
Откинув волосы назад, он пошел к воротам города прямо через луг. Дороги
годятся только для слепых.
Высокая трава хваталась за ноги, призывая окунуться в приволье луга, в
щебет птиц, гул полета жуков, и, покусывая травинку, слушать пение ветра в
траве под голубым небом.
- Эй, слепец! - крикнул ему стражник у ворот, со скучным лицом, -
тебе-то чего здесь надо?
Человек не ответил, идя в город.
- Эй! - крикнул ему стражник, не меняя расслабленной позы, сидя на
скамеечке у стены в арке ворот, - я тебя спрашиваю!
- Что там у тебя, Гурат?! - донесся недовольный голос из караулки.
- Да бродяга один слепой!
- Нищий?
- Да нет, вроде, - лениво отвечал стражник, оглядывая подходящего
человека.
Человек поравнялся с ним, но не остановился, как положено, а направился
дальше, в город.
- Эй! - вскочил стражник, перехватывая копье, - ты это куда?
Он бросился наперерез и перегородил дорогу копьем.
- А ну пошел отсюда!
- Да что там у тебя?! - вновь донеслось из караулки.
- В город ломится, гад! - прокричал стражник в ответ, и стал легонько
теснить пришедшего из ворот, держа копье наперевес.
- Глянь ты в его ярлык, возьми пошлину, да пусть идет! - вновь подали
голос из караулки.
- У тебя ярлык-то есть? - послушался стражник.
Человек повернул к нему голову. И стражнику показалось, что шрамы
смотрят на него. И видят! Этот человек без глаз, идущий, как зрячий,
нагонял непонятный ужас. Ему стало не по себе. Он перехватил копье
понадежней и вновь спросил:
- Ярлык-то у тебя есть? - но уже без прежней ленивой уверенности. "
Серый", подумал человек о камзоле стражника: "как какая-нибудь сволочь
до верха доберется, так обязательно своих солдат в серое рядит".
- У меня нет ярлыка, - меж тем ответил он.
И по голосу его стражнику стало ясно, что у него действительно нет
ярлыка, и никогда не было.
- То есть как, нет? - проговорил он ошарашено.
- Да что же там у тебя?! - опять раздалось из караулки.
- Он говорит, что у него ярлыка нет! - чуть увереннее, но боязливо
косясь на "следящие" за ним шрамы крикнул стражник в ответ.
- Как - нет?! - раздраженно вскипела караулка, послышался скрип и
тяжелые шаги, - как - нет?! У всякого человека должен быть ярлык!
Вышедший из караулки, в доспехах и при мече сказал это очень уверенно.
- Почему нет?! - грозно спросил старший стражник, уперев руки в бока.
Человек повернул к нему шрамы и коротко бросил:
- Потерял...
- Да ты что?! - схватился за меч старший стражник, - Да ты как?! Да мы
тебя сейчас!..
- Мне нужно в город, - спокойно сказал человек.
- Какой тебе город?! - заорал стражник в латах, - Гурат, ну-ка вяжи
его! В город ему!
Гурат нерешительно взглянул на человека, и тот подтвердил самые дикие
его предположения, вновь "поглядев" на него шрамами:
- Тогда я убью вас... - голос его утонул в тишине.
Старший стражник недолго промолчал. Лицо его налилось краской и он,
выхватив меч, двинулся на него, заходясь в крике:
- Чего?! Слепец меня убьет?! Гурат! Вяжи его, демоны тебя разори! Ты у
меня сапоги мои лизать сейчас будешь!
Человек не ответил. Он знал, чувствовал, понимал уже, как все
произойдет. А стражники - нет. И не успели.
Ничего.
Миг, и старший стражник, булькая перебитым горлом, повалился в пыль, а
Гурат, с мечом командира в груди, испуганный, ошарашенный, ничего не
понимающий, привалился к каменной стене. А человек твердо, быстро, но не
спеша, шел по главной улице города.
Вокруг жил город. Шумели торговцы, кричали зазывалы, хлопали ставни,
скрипели телеги, играла детвора, взрослые зарабатывали на жизнь и кормили
семью. Солнце светило вовсю, даря городу свет, наполняя соком цвет
черепичных крыш, отражаясь от оконных стекол, и играя с детьми солнечными
зайчиками.
Демоны тьмы, думалось человеку, да они же довольны этой жизнью! Жизнью
в его городе, каждый день встречаясь с его серыми слугами, отдавая им
последнее, что у них есть!
Его длинные каштановые волосы, почти рыжие на солнце, радостно
плескались, и махали всем вокруг. Особенно детям. Их хозяин мог бы стать
веселым человеком... если бы его не убили...
Он помнил. Помнил все. Как распахнулась дверь в мастерскую его отца.
Как пространство вокруг заполнили грубые приказы. Его отец только вставал
от верстака, с застывшим на устах вопросом, а серые с красной полосой
вдоль рукава рубах, поверх кольчуг, уже выносили работу его отца. Оружие
мастера оружейника. Сдирая его со стен, сбивая им же замки с сундуков.
Брали даже заготовки.
Он помнил, как он, в сияющих доспехах, подошел к его отцу и сказал:
-360У меня нет мастера оружейника. Ты пойдешь со мной.
-360Нет, - тихо, но твердо ответил отец.
И ему сразу представилось, как отец одним махом сразит всех этих людей,
ломающих их мир. Он знал, что в доме, в тайнике лежит меч особой работы.
Ибо его отец и отец его отца, и дед его отца, и многие еще его предки были
оружейниками. А отец хотел стать воином. И он был им. Выучившись делать
оружие, он сбежал из дому, опоясанный только мечом собственной работы. Но
однажды, еще до рождения сына, вернулся домой, спрятал свой меч и стал
мастером оружейником. И сейчас он отказывался убивать, как отказался много
лет назад.
- Тогда ты умрешь, - кинул он в глаза отца, поняв, что тот
действительно никуда не пойдет, - у моих врагов не может быть таких
мастеров оружейников.
- Убирайтесь, - проговорил отец все таким же тихим голосом.
- Нет, - дернулись губы его, - это тебе счастливой дороги... в небо!
С этими словами он вонзил кинжал в живот отца и, скривившись, провернул
его. Отец согнулся, зажал рану и повалился на пол. А тот стоял над ним и
криво улыбался.
И тогда он не выдержал. Он схватил напильник, что подвернулся под руку
и бросился на убийцу:
- Гады! - кричал он, пытаясь дотянуться до ненавистного лица, -
сволочи! Я убью вас!
Но тот только смеялся и легко отмахивался от его ударов. Другие серые
быстро его схватили за руки и подвели к своему начальнику:
- Что, маленький ублюдок? - проговорил тот ему, - не нравится? А
хочешь, сам пойдешь ко мне оружейником?
- Убирайся! - закричал он ему в ответ, - я все равно убью тебя!
И плюнул ему в лицо.
Тот сразу переменился, ударил его рукой наотмашь и зло приказал:
- Выколоть ублюдку глаза.
Он мог потерять сознание от боли, мог даже умереть. Но он должен был
отомстить за отца. И, когда мир погрузился во тьму, не помня себя от боли,
он все-таки вспомнил, куда упал молот с верстака. Он помнил, где стоит
убийца его отца.
- Я убью тебя! - прокричал он вырвавшись из цепких рук.
Он едва поднял молот двумя руками и обрушил его в то место, где помнил
врага. Но удар его лишь смял дорогую резьбу на панцире. Могучий удар тут
же отшвырнул его прочь.
- Маленький ублюдок! - прогрохотало над ним во тьме, - в рудники его!
Там пусть попрыгает! Слепец!
Он смутно помнил, как его тащили за волосы, как исходя пеной, он кричал:
- Я все равно убью тебя! Я убью! Все равно!..
Горожане удивленно смотрели на слепого человека, который шел по улице
словно зрячий. На слепого человека с мечом у пояса. Это было неправильно.
Этого не могло быть.
Этого не должно быть.
И они расступались, сторонясь его словно проказы. Боясь жесткого его
лица, плотно сжатых губ, шрамов, устремленных ко дворцу. Ремесленники
забывали свою работу, купцы в лавках замолкали, прекращая торговаться,
даже дети бросали играть.
Он вышел на дворцовую площадь и подошел к парадному входу дворца.
Белокаменная громада. Вознесенная к небу десятками тонких башенок,
затейливо украшенная резьбой по камню и лепниной.
Он не спеша поднялся по мраморным ступеням к огромным дверям. Четверо
гвардейцев даже не посмотрели на него, не меняя своей застывшей стойки,
они лишь перегородили ему копьями проход.
Он выбрал одного из них, и, повернув на него шрамы, четко сказал:
- Скажи ему: я пришел.
Он сказал это, тщательно выделив слова "ему" и "я", чтобы правильно
поняли.
Гвардеец с красной полосой вдоль рукава рубахи, надетой поверх
кольчуги, скосил на него глаза и ему стало слегка не по себе. Ему
казалось, что шрамы смотрят внутрь его, и ничто от них не может укрыться.
- Пошел прочь, слепец! - сквозь зубы процедил начальник караула.
- Нет, - покачал головой человек, - я войду внутрь.
- А ну убирайся! - развернул копье в его сторону третий стражник и даже
стал слегка подталкивать его острием в грудь, - здесь не подают!
Мгновенно человек оказался среди гвардейцев. Он как-то размазано
скользнул вдоль направленного на него копья и вот левая его рука резким
ударом сбивает шлем с гвардейца, наставившего на него копье, а правая,
напряженные пальцы правой, проломив височную кость, убивают его. Не
разворачиваясь, зная, чувствуя, понимая все, что творится вокруг, он
ударил ногой стоявшего позади гвардейца под подбородок. Отброшенный назад,
он скатился по ступеням, сломав себе шею. И начальник караула не успел
даже понять, что случилось, когда копье его гвардейца подхваченное
сильными руками слепого человека, пробив кольчугу, вошло ему под ребра.
Оставшийся гвардеец успел понять, что произошло. И ему стало страшно.
По настоящему страшно. Страшнее, чем когда он стоял в первой шеренге под
Руелем, а на них неслась тяжелая конница пирров, а в его руках были только
щит и копье. Но тогда он стоял против людей, а этот человек другой. Ясно,
что он колдун. И всем известно, что ни один воин ничего не сможет сделать
колдуну. Он выронил копье, его колени подогнулись, и он попытался
пропасть, чтобы его никто никогда не нашел.
Человек наклонился к нему, одной рукой взял за грудки, подтянул к себе
и прошептал в ухо:
- Сделай, что я сказал: передай ему, что я пришел. Хорошо?
Гвардеец очень неуверенно кивнул. Рука разжалась.
Человек расправил плечи, поднял голову, и, спустя мгновение, шагнул за
убравшимся гвардейцем во дворец.
Сразу же в зале за дверьми его встретили еще четверо гвардейцев, но
теперь никто не ушел. А человек по-прежнему не обнажил своего меча. Лишь
вопли служанки сопровождали молчаливое падение тел.
Он не пошел по самому большому коридору, он знал, чувствовал, понимал,
весь огромный дворец. Легкая дрожь плит пола говорила его ногам, что от
казармы сюда уже бегут гвардейцы, спеша, и в то же время, боясь: трудно
бороться с колдуном. Сквозняк, холодящий его кожу, рассказывал ему, как
расположены коридоры. И еще многое и многое человек знал, чувствовал,
понимал о дворце и его обитателях. Он направился к узкому неприметному
коридорчику, ведущему прочь из привратной залы.
Здесь даже еще ходили слуги, смутно чувствуя надвигающийся переполох,
но еще спокойные. Он подошел к панели на стене, ничем не отличающейся о
других, и нежно погладил стену рядом с ней. Через мгновение перед ним
раскрылся темный проход.
Он шел по темным потайным переходам легко и уверенно, а память
предательски воскрешала воспоминания о катакомбах рудника.
Слепой в рудниках. Слепой мальчишка в рудниках. Он должен был
погибнуть, он не мог выжить. Раздавленный тяжестью камней в корзинах,
которые он носил, слепой по туннелям с низкими потолками, истерзанный
плетью надсмотрщиков, которые должны были жестокостью платить за возможную
свою свободу. Умереть от голода. Но он выжил. Может быть, ему повезло. С
первых дней Кар оберегал его. Сильный мужчина, воин. Восемь лет проживший
в рудниках.
Два раза бежавший и чуть было не убитый. За каждый побег Кара
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг