Александр Фин.
Пузыри Шолиса
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Юный техник".
OCR & spellcheck by HarryFan, 29 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Извините, Зигфрид. Если можно - последний вопрос. Ну вот... это все
уже случилось, и вы вернулись на станцию...
Корреспондент с трудом подбирает слова, и я понимаю, почему он мямлит.
Перед ним - Зигфрид Шолис, тот самый Шолис, что открыл электрические
пузыри на MD-19, тот самый Шолис, чье имя упоминается теперь в каждом
учебнике по разумным роботосистемам. Словом, живая легенда, правда, сейчас
в тренировочном костюме и домашних тапочках.
- Вы вернулись на станцию, - повторяет он. - Ну, и о чем вы думали,
когда Когтев... - Он замолкает и, посмотрев в упор, спрашивает: - Прав был
Когтев, когда назвал вас убийцей?
Все началось с пузырей - с тех самых, электрических. Я сидел на песке,
чтобы отошли ноги, когда примерно в полукилометре впереди на равнине вдруг
набух светящийся бордовый купол. Секунда, и это уже шар. Сначала он
красный, потом оранжевый, зеленый, фиолетовый - и вдруг шар отрывается и
ползет, подрагивая, вверх, а на его месте растет следующий. Еще несколько
секунд - и в небе их уже два, три, гирлянда...
- Когтев, погляди на северо-запад, - говорю я шепотом в микрофон шлема.
- Видишь?
- Вижу. У тебя все в порядке?
И вся реакция. Впрочем, если б я показал ему что-нибудь живое... За
последнюю неделю он истратил полторы месячных нормы горючего - на высоте
катер берет больше, а он в поисках хоть каких-нибудь бактерий забрался уже
в верхние слои атмосферы. И все без толку...
Есть один очень простой закон: отрицательный результат - это тоже
результат. Если на планете жизни нет, это значит только то, что ее нет. Ни
больше и ни меньше. К этому относиться нужно очень и очень трезво, иначе
недолго и спятить. Надеюсь, Когтеву до этого еще далеко, но...
Воздух-де на станции припахивает аммиаком; время от времени я слышу
жалобы: как, мол, там Марина с Сережкой... Плохо им без мужа и отца. Да и
вообще какой он, Когтев, муж, так, разведчик. А это почти как человек без
роду и племени.
Не понимает, что род и племя разведчику нужны как скафандру тормоза.
Настоящий разведчик - это механизм, только с головой. Включился - и пошел,
как грейдер. Дошел до конца - выключился. Но не раньше!
В общем, смешной человек! Да, кстати, за два месяца я ни разу не
слышал, чтобы он рассмеялся - громко, в голос. А кто смеяться не желает,
не живет, а прозябает... Прекрасный стишок... На слух даже смешнее, чем
про себя, и я начинаю смеяться, и тут вдруг беззвучно вспыхивает и
лопается в небе пузырь, и я вздрагиваю от неожиданности и смеюсь еще
неудержимее.
- Зигфрид, что у тебя там?
Очередной пузырь уже плывет вверх. А на его месте, уже в полусотне
метров от меня, растет новый - ни дать ни взять гриб-дождевик, и я давлюсь
от беспричинного смеха.
- Зигфрид!
Сил смеяться уже нет. Колени подгибаются, болят мышцы живота. Я
тоненько повизгиваю.
- Зигфрид... Командир... На станции разгерметизация. Понял? Тревога!
Я прихожу в себя на станции. Пока одурь не прошла до конца, я полон
решимости серьезно поговорить с Когтевым насчет его дурацкой шуточки про
разгерметизацию. Но потом окончательно прихожу в себя. Выдумка не ахти
какая, но если б не она, я не побрел бы из последних сил к катеру, чтобы
вернуться на станцию... Не знаю, что они там излучают, но если бы не
Когтев, я бы так и смотрел сейчас на эти пузыри... Широко открытыми
глазами и с улыбкой на посиневших губах.
Вечером пузырей не было. На следующий день тоже. И хорошо: я монтировал
телекамеру на Жука. У него здоровье железное, а мне, как показала
практика, близкое знакомство с пузырями противопоказано.
Телекамеру я приладил, погонял Жука по равнине на разных режимах, чтобы
поразмялся после домашних работ, и стал поджидать пузыри.
Фейерверк начался в 17 часов 2 минуты 27-го числа. Как они пошли!
Пузырь за пузырем, пузырь за пузырем! Я выставил Жука за дверь, и он
заскользил на своих тараканьих лапах к разноцветному зареву. Несколько
секунд на его длинной вороненой спине были видны отблески, потом он
скрылся из виду, и я перешел к экрану.
Изображение приближалось, мелко подрагивая в такт шагам робота, потом
дрожь утихла: Жук остановился, и в ту же секунду послышался его скрипучий
голос:
- Я двадцать шесть - семнадцать, я двадцать шесть - семнадцать.
Электромагнитное излучение...
Он подробно перечислил мощность излучения, частоту, длительность и
скважность импульсов. Все это было важно. Но я ждал большего.
- Повтори задание, - потребовал я.
- Я двадцать шесть - семнадцать. Задано...
Он добросовестно повторил все, что было поручено сделать, и спросил:
- Задание выполнять?
- Выполнять, - зло сказал я, зная уже, что будет дальше.
- Я двадцать шесть - семнадцать, - снова проскрипел он, не двинувшись с
места. - Электромагнитное излучение...
Мощность, частота и так далее. Тьфу на него! В паспорте у Жука
написано: "робот повышенной жизнестойкости". Его черную бронированную
спину не прожечь и тепловой пилой, но под пилу его палкой не загонишь.
Я отменил задание, и через двадцать минут вот он, герой, тут как тут.
Когтев внимательно послушал, как Жук, словно жалуясь, в очередной раз
докладывает про мощность и частоту, а потом спросил:
- Почему им дают такие противные голоса? Не то мужской, не то женский.
Черт-те что!
Я машинально кивнул. Меня бесило, что их делают такими трусливыми.
Наверное, чтобы разгильдяи-разведчики не портили; повадились гонять,
понимаешь, дорогие машины куда не надо... А чтобы наш брат внутрь не
лазил, операционная система напрочь закрыта.
Ночью меня поднял сигнал сейсмометра. Толчком порвало ствол третьей
скважины и заклинило бур геоанализатора. На станции я появился только
через двое суток - грязный, голодный и злой.
Когтев был чисто выбрит и улыбался. Может быть, выловил в атмосфере
неизвестный вирус? Что ж, захочет - расскажет.
Я лежал и грыз сухарь, когда Когтев вошел в мою каюту, пропустив вперед
Жука.
Я приподнялся на койке.
- Слушай и запоминай, - сказал Когтев мне и наклонился к роботу: -
Говори: "папа".
- Папа, - повторил тот.
- Дай каши.
- Дай каши.
Жук говорил по-прежнему монотонно, но голосок стал звонкий, ребячий.
Когтев смотрел на робота и нежно улыбался. Мне хотелось плюнуть. Если
человек находит утешение в том, что железка говорит голосом сына... Надо
ж, и времени не пожалел, чтобы перепрограммировать... Эх!
Я хотел уже демонстративно отвернуться к стене, и вдруг меня осенило,
да так, что я поперхнулся крошкой от сухаря.
Иногда и глупость может продвинуть прогресс. Я прокашлялся и спросил:
- Как ты влез ему в программу?
- Очень просто. Дал ему прочитать новую, глазами.
Дела с моими расчетами шли хорошо, и я не замечал времени. Жук
несколько раз приносил поесть и даже пытался со мной заговаривать.
Наверное, его подсылал Когтев. Потом он пришел сам, молча посидел рядом,
пошутил, глядя, как я жму клавиши компьютера, но лицо у него было
обеспокоенное. Настроение у меня тоже стало портиться.
Недальновидно я поступил, промолчав в ответ на его замечание о голосе.
Что стоило мне открыть рот и членораздельно объяснить: ведь - это вещь. И
чем меньше она напоминает человека - руками, ногами или голосом, - тем
лучше для дела.
Посидев, Когтев вроде успокоился, но я уже не мог отделаться от
ощущения, что рано или поздно эта оплошность выйдет мне боком. И даже знал
когда: когда снова пойдут пузыри.
- Я двадцать шесть - семнадцать. Я двадцать шесть - семнадцать.
Электромагнитное излучение... - Мальчишечий голосок звучал сквозь шум
эфира. Хороший голос, легкий, чистый. Если не знать, что к чему, можно
подумать, что и в самом деле на равнине стоит мальчишка в веснушках,
освещают его разноцветные сполохи, и ветер треплет волосы... Черт его
знает, вдруг и в самом деле в машине таится живая душа?..
В этот раз Жук подошел к пузырям ближе, чем в прошлый, но все же
остановился, не дойдя до места, и сейчас сообщал параметры...
Я дождался, когда он спросит, выполнять ли задание, подтвердил приказ и
покосился на Когтева. Он тоже глядел на экран и думал, наморщив лоб.
Какое-то время изображение передо мной не менялось. Робот сориентировал
антенну на станцию, чтобы передать параметры, и застыл. Гирлянда пузырей
по-прежнему вертикально стояла в правой части экрана.
Я догадывался: сейчас Жук пытается просчитать, что делать дальше.
Приказ заставляет идти, сигнал тревоги, хоть он и стал слабее, все же
тормозит.
Пауза затягивается: десять секунд, пятнадцать... Многовато... Двадцать
пять... тридцать.
- Почему он молчит? - спрашивает Когтев, встав у меня за спиной. Я не
знаю, что отвечать. Приказ толкает вперед, опасность тормозит. Человек в
такой ситуации может повредиться в уме.
- Почему он молчит? - снова спрашивает Когтев, и тут изображение
гирлянды встает точно по центру экрана, и негромко щелкает, включаясь,
динамик...
- Батюшки, как же красиво! - слышу я и оборачиваюсь к Когтеву. Он
белый. Наверное, у меня тоже неладно с лицом: робот так говорить не может
- для него нет ни красоты, ни уродства, а если говорит, это уже не
робот...
Мы молчим, а изображение становится крупнее. На экране отчетливо видно,
что у нижнего пузыря сетчатая структура, словно он завернут в авоську, но
свечение мешает разглядеть его ногу.
- Камеру пониже, - говорю я.
- Прикажи ему вернуться, - вполголоса просит Когтев. Ногу пузыря
по-прежнему не видно.
- Еще ниже камеру!
- Зигфрид, пусть он возвращается!
Ага, теперь хорошо, хорошо... Теперь бы поближе... Так. Замечательно!
- Возвращайся, - говорю я на всякий случай, хотя невредно было бы
посмотреть, откуда лезут пузыри, и вытираю мокрый лоб.
В динамике пауза. Детский голос:
- Я хочу подойти ближе.
- Возвращайся.
- Мне хочется ближе. Можно?
- Пусть он вернется, - говорит Когтев. - Зигфрид!
- Перемножь: двести семнадцать и две десятых на шестьдесят семь, -
говорю я в микрофон первые, пришедшие в голову числа.
- Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре, - шепчет Когтев. Я
не успеваю даже удивиться, что он так быстро подсчитал. Мгновение спустя
этот же результат повторяет динамик. Значит, Жук исправен... Или больше
подходит слово "здоров"?
- Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре десятых, -
нетерпеливо повторяет голосок. - Ну, можно подойти ближе?
- Командир! - говорит Когтев. - Прикажи ему вернуться!
Прикажи... Я могу приказать роботу или члену экипажа. Но Жук уже не
робот. И не член экипажа.
- Командир! - просит мальчишка.
Если в небо летят пузыри, разведчик должен знать, что это за пузыри,
откуда они появляются и почему летят. И все тут.
- Можно, - говорю. - И сразу обратно, слышишь?
Не знаю, как мы прослушали предупреждение сейсмографа. Но когда
изображение стало заваливаться набок, когда раздался вскрик "я боюсь!" и
зачертыхался Когтев, не попадая в рукава скафандра, я успел раньше
выскочить к катеру и свечой пошел вверх...
Пузыри еще шли - вялые, едва тлеющие; равнину пересекала большая
расщелина. Внизу ничего не было видно. Только темно-вишневая колышущаяся
масса. Динамик молчал...
Так что же ответить журналисту? Вправе был Когтев, когда я вернулся на
станцию, наотмашь ударить меня по лицу и назвать убийцей?
Мне трудно отвечать на этот вопрос. Лучше задать его Когтеву.
- Тогда самый последний вопрос, Зигфрид, - говорит журналист. - Через
полтора месяца вы надолго уходите в сверхдальнюю... Читателям было бы
интересно знать, кто согласился лететь с вами?
- Усков, - отвечаю я. - Рогов, Грачев, Савельев, Киселев, Данильченко,
Когтев и Джорджи Карпи из Европейского космического агентства.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 26.07.2001 17:19
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг