Это мне жена. Это она тебе небось женщина, клизма ты очкастая.
- Как вы смеете?.. - начал было возвышать голос Вольф.
Тррах!.. Щелк!.. Звяк, звяк... Тяжелый и, должно быть, грязный
кулак Медведкова врезался в лоб Вольфу. Темные очки слетели прочь и
разбрызгались о бетонную стену.
- Коля!.. - закричала Анжелика откуда-то сверху. - Что ты
делаешь?!
Ббух!.. Стук-стук-стук... Не менее весомый кулак Вольфа, вопреки
воле хозяина и чаяниям Медведкова, влепился последнему в зубы, и тот
покатился по ступенькам вниз, прямо в объятия участковому
уполномоченному, вызванному кем-то из телефонизированных жильцов с
других этажей. "Зараза, - подумал Вольф, растерянно глядя на
кровоточащие пальцы. - Оказывается, это больно - бить кулаком в лицо!"
И тут он вдруг осознал, что впервые за последние пятнадцать лет
выругался.
Распростившись с Дедушевым, который остался предельно огорчен
результатами визита к патрону зловредной галактической нечисти,
Колобов сбегал в гастроном за минералкой. Поборолся с искусом
прикупить и сигарет - здесь ему удалось убедить себя, что райские
условия для роллитян тоже ни к чему, и некоторая острота ощущений
время от времени пойдет им только на пользу. Держа в охапке четыре
бутылки "Арзни" и блок "Ту", он свернул в аллею, что вела к его дому.
Про себя он именовал этот отрезок дистанции "Аллеей сфинксов" -
главным образом из-за многочисленных старушек, дневавших и едва ли не
ночевавших на скамейках на всем протяжении пути к подъезду, где ни
один прохожий не мог бы укрыться от скрупулезного исследования и
систематизации под перекрестным огнем их дальнозорких глаз.
Сегодня старушки настороженно и выжидательно молчали, глядя на
Колобова. Напрасно он ломал себе голову, чем вызван такой нездоровый
интерес к его персоне, и не учудил ли он вчера чего-либо нештатного,
возвращаясь от Бабьева. Лишь подойдя к самому крыльцу, он догадался о
причинах их повышенной боеготовности.
На самой последней скамеечке "Аллеи сфинксов" в полном одиночестве
сидела крепенькая, будто молодая репка, красивая девушка по имени
Верочка Лисичук. Наряд ее, разумеется, не мог пробудить в старушках
ничего, кроме осуждения: белый, подчеркнуто просторный блузон плюс
розовые, чересчур короткие даже по мнению Колобова брючки. И, самое-то
странное, все эти модные нелепицы смотрелись на Верочке очень мило.
Прямые соломенные волосы девушки были увязаны на макушке высоким
жгутом. Верочка Лисичук делала вид, будто читала интересную книгу, но
прикидываться она не умела. Да и книга-то в ее руках называлась "Живое
и мертвое в индийской философии" - разве мыслимо такое читать юным
девам?
Внутри Колобова что-то хрупнуло и оборвалось. "Неужели меня
дожидается? Вот не было печали..."
- Верочка! - с живостью, более приличествующей бодрящемуся
селадону, нежели научному сотруднику с восьмилетним супружеским
стажем, пропел Колобов. - Какими судьбами в наших краях?
"Убить бы тебя, - мысленно ощерился он сам на себя. - Нет бы
прикинуться шлангом и незаметно юркнуть в подъезд! Теперь-то уж Роллит
накрылась бесповоротно. А собственно, чего я засуетился? Что же, мне
теперь и с девушкой не поболтать, тем более - сотрудницей родного
института?! Всего-то навсего - тесные контакты третьего рода между
дружественными цивилизациями Роллит и Найви!"
- Здравствуйте, Вадим, - сказала Верочка. - Я загадала: если вы
притворитесь, что не заметили меня, то я не заговорю с вами. А если
наоборот...
- Ну это уж чересчур слишком! - разливался соловушкой Колобов. -
Такой критерий страдает излишней мягкостью. Чтобы тебя не заметить,
нужно быть слепым от рождения, да еще войти в дом через чердак,
желательно в потемках через три часа после твоего ухода.
- Вы не пригласите меня в гости? - спросила Верочка и пошла
пятнами.
- Приглашу, - сказал Колобов. - Если ты поклянешься не открывать
там своих очей. Я еще нынче не прибирался.
Пропуская Верочку вперед, он спиной ощутил нахлынувшую со стороны
объединенных сил всех старушек "Аллеи сфинксов" волну осуждения.
- Вот, - донеслось до него. - Жена за порог...
- Все они нонеча таковы. А вот давеча бывало...
На лестнице и в прихожей Верочка упорно молчала, прижимая "Живое
и мертвое" к себе, словно щит. "Ну и амбре тут у меня, - устыдился
Колобов. - Как в гусарской казарме, или где они там жили". Проходя в
комнату, девушка украдкой бросила взгляд на себя в пыльное зеркало.
Как бы ненароком одернула блузончик, дотронулась до стянутого шнурком
с двумя красными шариками соломенного хвостика на макушке.
- Верунчик, хочешь кофе? - спросил Колобов со всевозможной
непринужденностью.
- Хочу, - промолвила Верочка. - Как тут у вас...
- Паршиво, ты имеешь в виду? Загажено? Да, имеет место. Но ведь
еще полвоскресенья впереди, успеется навести глянец.
- Нет, не то. Я хотела сказать - уныло.
- Уныло? - Колобов развел руками. - А как должно быть в квартире
одинокого, путь даже временно, мужчины?
Тут он вспомнил внутреннее убранство квартиры Вольфа и устыдился
вторично.
- Свинарник, конечно, - пробормотал он. - А пойдем на кухню, там
как-то уютнее.
- Хотите, я у вас тут подмету? - вдруг предложила Верочка. - И
пыль сотру?
- Это зачем? - окончательно смутился Колобов. - Не надо этого.
Потом они сосредоточенно, самоуглубленно пили кофе.
- Вот, начитаешься индийской философии, - попытался сострить
Колобов. - Умная будешь. Серьезная.
- Я не от этого серьезная, - промолвила девушка.
- А от чего?
Верочка молча уткнулась в чашку.
- Еще? - спросил Колобов.
- Нет, спасибо. Много кофе нельзя.
- Да, на сердце плохо отзывается. А нам с тобой как нельзя нужны
здоровые сердца.
"Не то фиг твои найвиане меня спасут", - добавил Колобов про себя,
собрал чашки и понес их в мойку.
- Вадим, - сказала Верочка. - Давайте я вымою посуду.
- Нетушки. В этом доме привилегия мыть чашки навечно закреплена за
мной. Никто так искусно не управляется с посудой, как мы, мужчины.
Он покончил с чашками, махнул полотенцем по столу и сел напротив
Верочки. Некоторое время они в полной тишине смотрели друг на дружку.
"Что же мне с ней теперь-то делать? Самое умное - выпроводить
как-нибудь. Дернула же нелегкая за язык. Или тряхнуть стариной,
закружить девочке голову?.. Тоже, соблазнитель сыскался, бонвиван
хренов. На себя бы лучше посмотрел, да тошно небось".
- Так что у нас случилось, Верунчик?
- Что случилось? - медленно повторила она, словно вникая в смысл
вопроса. - Ничего не случилось... Спасибо за кофе. Я, наверное, пойду.
Уже поздно.
- Поздно?! - зовопил Колобов. - Час пополудни!
- Мне в библиотеку.
- Так не работает же библиотека!
- Ну... все равно, я пойду, - Верочка решительно поднялась.
В прихожей она, упорно не отпускаясь от нелепой в сочетании с ней
книги, влезла в туфельки и принялась возиться с замком.
- А он у вас не работает, - сказала девушка с укоризной.
- Да я знаю, - досадливо произнес Колобов. - Как-то странно все...
- Ничего странного, - ясным голосом проговорила Верочка. - Я вас
люблю.
Она испытующе посмотрела на Колобова, ожидая, что тот будет
повергнут ее признанием в шок. Она не знала, что Колобов уже был
подготовлен.
- Веруня, - сказал он ласково. - Ну зачем тебе это?
- А это всегда низачем. И некстати. Может быть, потому что сегодня
воскресенье. И греет солнышко.
- Я же старый. Мне скоро тридцать пять. Я живу неправильно. Я
ленивый. Я все время курю и говорю пошлости.
- Я знаю.
- Я женат. Моя жена - очень хороший человек.
- Знаю.
- И что же нам теперь делать?
- Ничего не нужно делать. Все будет по-прежнему. Я никогда больше
не повторю вам этих слов и не приду в вашу квартиру пить кофе. Только
вы будете знать, что: я - вас - люблю.
- А зачем мне это знать?
- Понимаете, Вадим... Если мужчину любит только жена, значит - он
действительно живет не очень правильно. Жена ведь знает его лучше, чем
окружающие, она ближе всех к нему, а от окружающих он закрылся в своей
раковинке. Но если мужчину любят и другие женщины - тогда для него еще
не все потеряно. Когда его любит слишком много женщин - тоже дурно. А
две женщины - это, по-моему, в самый раз.
Верочка повернулась и быстро затарахтела каблучками по ступенькам.
Ошарашенный Колобов плотно закрыл дверь, убрел на кухню и единым духом
опорожнил бутыль минералки.
- Вот она, женская логика во всей красе, - хмыкнул он,
расковыривая пачку сигарет. - А может быть, я и взаправду не такая уж
мнимая величина, как привык к себе? И приучил к тому окружающих?
Привык, знаете ли, с детства готовиться к пенсии, пижон...
Он с яростью затянулся и посмотрел на тлеющий кончик сигареты.
Потом перевел взгляд на сияющее за окном небо. Внезапно он испытал
странное чувство родства с этим огромным, чистым небом. Там, за этой
слепящей голубизной, жила не чужая ему галактика. И он был ей не
чужой.
- Гад Вольф! - сказал он решительно. - Тебя сколько женщин любит?
Паразит... Закрыть нашу тему? Лабораторию разогнать?.. А дулю тебе!
Прервав его филиппики на полуслове, настойчиво зазвонил телефон.
Колобов ткнул сигарету в угол рта и кинулся в комнату.
- Верочка! - заорал он в трубку. - Спасибо тебе, хорошая ты
девушка!
- Это не Верочка, - после затяжной паузы ответили ему. - С чего ты
взял, будто тебе может звонить Верочка? На кой ты ей сдался, старый
сатир? Это я, Дедушев.
- Ерунда, - сказал Колобов беспечно. - Рано вы все на мне крест
начертали, господа присяжные заседатели. Я еще поведу богатырским
плечом и обращу ваш занюханный переулочек в просторную светлую улицу
коммунистического Завтра!
- Ладно тебе, - скучным голосом сказал Дедушев. - Не блажи
попусту. Жду тебя через полчаса. В парке возле ротонды.
- Зачем? - встрепенулся было Колобов.
Но Дедушев уже повесил трубку.
...Несмотря на всю скудость накопленной информации, обе
противостоящих силы тем не менее имели определенное представление о
своих противниках. Пусть это были косвенные, неподтвержденные
сведения, но какую-то ясность они вносили. По крайней мере, понятно
было, кто ждет тебя по ту сторону барьера, чем тебя встретил и куда
уйдет в случае поражения. Звездолеты Соединенного Разума и империи
Моммр использовали сходные принципы передвижения в пространстве и в
силу общих законов эволюции создавались на основе родственных
технологий.
Но никто не знал, даже вообразить себе не мог, что же такое эти
загадочные Ччарр, откуда они пришли в Галактику, если ни на одной из
планет не осталось никаких следов их зарождения, где и когда они
проявят себя в очередной раз, и в чем это выразится. В том, что они
наделены интеллектом, мало кто сомневался - настолько разумны были их
действия. Передвижки планет и подкачка гаснущих звезд в мертвых
системах. Полная разрядка готовых взорваться и разнести вдребезги все
окрест коллапсаров. Стабилизация сверхновых, уже разгорающихся, можно
сказать - на всем скаку. Да мало ли еще... И не было у Ччарр
звездолетов - только сгустки энергии, трепещущие в сетях силовых
полей, несущиеся невесть откуда невесть куда.
Рой именно таких энергетических сгустков и пронесся ураганом между
замершими в напряженном ожидании противниками, по самой кромке
разделявшего их барьера.
И барьера не стало.
Промелькнувшие, будто призрачный след неведомой доселе,
непознанной, фантастической ипостаси мироздания, Ччарр так же
безмолвно канули во мрак. Понимали ли они то, что сделали? Ведали, в
какой вселенский водоворот событий вмешались? И догадывались ли вообще
о существовании в этой открытой для них во всех направлениях звездной
пустыне кого-либо еще, кроме них самих - могучих, свободных,
неподвластных ни пространству, ни времени?..
Звездолеты Соединенного Разума медленно, осторожно двинулись
вперед - к закутанной в кокон кипящей атмосферы планете Роллит. В
любую минуту, с любой стороны могла последовать отчаянная,
бессмысленная, беспощадная атака стервятников Моммр.
Но она не последовала.
Мертвенные, зловещие тени имперских звездолетов проплывали мимо,
таяли позади. Они были недвижны. Не отвечали на запросы - как всегда.
Но и не нападали.
Что с ними произошло? Неужели беззаботные Ччарр мимолетом, за
какие-то доли мгновения, уничтожили их экипажи?
Нет - чуткие приборы звездолетов Разума регистрировали интенсивный
информационный обмен между кораблями-стервятниками. Похоже, им
попросту не было дела до того, что происходило вокруг.
Не переставая строить самые невероятные догадки по поводу
случившегося, спасатели устремились к многострадальной Роллит...
Угодив в участок милиции, Вольф утешал себя тем, что некоторое
разнообразие впечатлений ему не повредит. Правда, ему все же довелось
испытать несколько неприятных минут, когда увешанный мусором с
пересчитанных им ступенек лестничного пролета, Медведков
воспользовался отлучкой участкового и принялся беззастенчиво клепать
на Вольфа. Что он, Медведков, возвращался-де из гостей под ручку с
законной супругой Анжеликой Юрьевной, был выпивши, конечно, самую
малость, он свою меру знает, а в подъезде на него напал трезвый, а
потому особо опасный, ибо руководствовавшийся холодным расчетом,
сознательно решивший бросить вызов рабочему классу в лице его,
Медведкова, переродившийся, мать его всяко, интеллигент Вольф, с
преступной целью выместить свою мелкобуржуазную ненависть к
пролетариям всех стран, а также предать публичному поруганию его,
потомственного пролетария Медведкова, потомственную пролетарскую жену.
Ну, и не сдержал себя, ответил на оскорбление. А если
вышеперечисленный перерожденец в процессе его, пострадавшего за свою
классовую сущность Медведкова, зверского избиения где-то обронил очки,
то пусть пеняет на себя, пусть убыток возместят ему западные
спецслужбы, а за нарушение конституционных прав трудящегося на отдых
и брак нехай ответит по всей строгости советских законов. Рука
дежурного сержанта потянулась за чистым бланком протокола, и в этом
жесте обещано было Вольфу мало хорошего. Запахло письмом в институт,
проработкой понижением, прикрытием тематики, срезкой ассигнований. Но
тут в участок ворвались свидетели во главе с доблестной пенсионеркой,
которую, как впервые за период соседствования с ней узнал Вольф, звали
Ганной Григорьевной. Ситуация резко изменилась, и Медведков только
успевал пригибаться под пущенными в него зарядами обвинительной
картечи. Его положение усугубил отлучавшийся по своим делам участковый
уполномоченный Избушкин. "Какой ты пролетарий, Медведков, - сказал он
устало. - Прыщ ты на теле рабочего класса. А за демагогию, за
неправомерное употребление не относящихся к тебе высоких понятий,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг