довольного кота. "Постой, Саша, ты хочешь конфетку?" "Ладно, какую?
кисленькую? Я шоколадных не люблю". "Вот барин!
Добро - будут самые кислые, но реши-ка, друг, еще парочку..." Я выбрал
так называемые логические задачи: известно, что парикмахер стрижет Вову,
что Леня - друг парикмахера, что Женя с другом катается на мотороллере,
что парикмахер ездит исключительно трамваем и т. д. Спрашивается: как кого
зовут? Саша на минуту уставился в пространство. "Артист - Леня, парикмахер
- Миша, а тот, который ("на мотороллере" давалось с трудом, быстро заменил
- "на роликах") - Вова". Неожиданно спросил: "А где это было?.. Ну,
давайте еще что-нибудь!"...
После манипуляций с часами - с обгоном стрелок и прочих штук, которые
мальчик щелкал, как орешки, одновременно теребя что-то в руках, Саша вдруг
широко зевнул: "Мама, я спать очень хочу". И, уткнувшись ей в плечо,
задремал.
Считанные дни на острове шли ясные, пружинистой лентой. Галя не будила
меня, убегая на работу; мы завтракали с дядей Алешей, затем играли в
шахматы, беседовали о политике, литературе. Галя влетала возбужденная с
мороза, звонко целовала меня, пускалась хлопотать по хозяйству, аппетитно
рассказывала островные новости, даже самые ерундовые, иногда запиналась,
словно боялась при мне о чем-то проговориться...
У нее не было от меня тайн, она была вся наружу, все сокровенное
человека у нее было просто: весело-просто и трагично-просто, как поцелуй и
смерть. И вместе с тем все казалось мне жутко сложно, и добро бы
казалось... Нет, миллиарды клеток мозга не свернешь в логическую задачку н
не схватишь с налету единственными словами - это уже не гигантская сумма
клеток, а душа, перед которой самый дерзкий да остановится в благоговейном
изумлении. Что-то едва ощутимое, как лучик света, замерцает в миллиардах -
и душа объята любовью; встрепенулось - и душа творит; угасло - и она
заживо умирает...
И все-таки внешних тайн у Гали от меня вроде бы не было - если она в
чем-то и лукавила по-женски, то никогда не лгала нарочито. Совершенно
случайно я поймал ее: и открытие секрета заставило ее безутешно
расплакаться. Ну, откуда она могла знать, что среди нескольких книг на
полке меня заинтересует и "Книга о вкусной и здоровой пище"? А я ведь не
раз говорил ей, что журналисты любопытны, как женщины, что если они не
могут знать все, то должны хотя бы стараться знать все. Да, в книге лежала
записка, да, я прочел. А вы бы не прочли, если бы отчетливо было написано:
Коля С.- музыка
Фролов Митя - язык
Перегудова - играет
Оля Лемешко - лепит...
Только Галя пришла, я недоуменно показал ей записку, чем вызвал горючие
слезы, и сквозь всхлипывания: "я готовила, я собирала, я выпытывала, а
теперь ты всех обойдешь и больше не приедешь..." Вот оно в чем дело: Галя
подготовила очередную золотую россыпь для меня - основательную причину для
отчаянного нарушения наших дальних разлук. Тогда я впервые подумал, что мы
оба напоминаем путников, нечаянно забредших в волшебный край Эльдорадо,
где сверкают и переливаются дворцы неслыханной красоты и поодаль грудой
щебня лежат драгоценные камни, а нас томит одна жалость, что малы наши
карманы и котомки... Сияющие праздничные дни!
Грядущее, мне представляется, ведет с собой больше праздничных дней -
для всех и для каждого. Первый день изобилия станет праздником урожая, и
лихо прокатятся по Земле праздники покоренной плазмы, разгаданного Марса,
воссозданной живой клетки...
Те дни на острове сделались моим праздником - только ли моим?.. Слова
Маркса о юности человечества - гениальной Элладе - как нельзя более были
уместны здесь, на Соленом. Жизнь немногочисленного, к сожалению, юного
народца острова озарялась вулканической подспудной работой, душу
распирало, из ее глуби вылетали ввысь раскаленные неоформленные глыбы в
красках, слепках, словах, отраженьях теорем и формул. Иногда еще вовсе
нельзя было разобрать, как раскроется набухшая почка - в артиста или
сценариста, - разыгрываются или возникают будущие великолепные пьесы?..
Воспринимает ли разум того вон малыша гроздьями чужой язык или жадно
делает всемирный перебор, чтоб, возмужав, безошибочно укладывать родные
слова в нетленное... Голова ходила кругом: порой я терялся, не зная, как
определить поточнее сферу таланта того или иного ребенка, порой чудилось,
что все так и должно быть и есть повсюду и везде: по Украине, в рязанях,
на Дальнем Востоке... Так да не так:
каким-то чудом именно здесь, на островке, возрастало изумительное
поколение, возможно, предвестием непрекращающихся земных чудес...
"Когда бы все так чувствовали силу Гармонии!.."
С первой же почтой я послал своему шефу Василию Николаевичу безумную
телеграмму; с первым же самолетом, поездом, автосанями он самолично явился
на Соленый, все осмотрел, облазил, выведал, выудил, жестко прошелся по
моим писаниям, семь раз отмерил, один раз отрезал и пустил материал в АПН.
Никогда не забуду, как он похаживал по острову, принюхивался ко всему и
приговаривал, как суеверная старушка: "Нечисто здесь, что-то здесь
нечисто".
Не в смысле "фальшиво", а как физик обмозговывая поведение странных
частиц.
Живо сошелся с Алексеем Александровичем. Они говорили о природе, как-то
по-особому, как о женщине, которую любят оба, - грустновато, сдержанно, с
тайным вопросом: что она?.. Мы не можем, нам невмоготу ждать от нее
милостей, но взять их нельзя нахватом, силой, ее нужно настойчиво,
по-мужски любить, самозабвенно и гордо служить милой, мечтать; и однажды,
почти во сне, она покажется, трепетная, просветленная, горячая, покорная
навек...
Старики за чаркой исповедывались, а мы с Галей молча слушали, сладко
грустя, верно, предчувствуя: волшебный колокол, которого мы коснулись, уже
пошел звенеть на весь белый свет, и этот красный звон пробудит многое и
повернет судьбы людские и, мимоходом, нашу...
Ни одна большая и малая газеты Союза, ни один научно-популярный журнал
не прошел мимо "Созвездия талантов на острове Соленом", сообщение
перекинулось за границу, пошло витать в новостях. Признаться, меня,
очевидца, умиляло то, что иные ученые рассуждали об этом как-то весьма
отвлеченно, как о проблеме жизни на Венере. Сразу же обнаружились
скептики, которые доказывали, что происшедшее столь же маловероятно, сколь
рождение шестерни (не см. словарь, ибо не из металла или капрона, а живая
- комплекс из шести детей). То есть статистика: одна двойня на 85 родов,
тройня - одна на 7000, четверня, пятерня - соответственно, а уж шестерня
или там семерня, скажем, - никогда.
То же самое - и массовое появление талантливых людей в одной зоне.
Почему все-таки "никогда". А потому - "не может быть".
Кто-то возразил единственно приемлемым при подобном упрямстве - шуткой:
без случайной стаи высокоталантливых обезьян не было бы, может быть,
человечества.
Биофизики приводили примеры изумительных групповых положительных (в
смысле жнзнеустойчивости) мутаций, правда у низших. Оппоненты ухватились
за оговорку: способность мыслить математически - явление несоизмеримо
высшего порядка, нежели размер глаз или окраска мушки. Если бы вместо
"мыслить математически" стояло "сочинять стихи", аргумент, вероятно,
потерял бы часть неотразимости. В некоторых школах проводились выборочные
проверки одаренности по микрорайонам - результаты озадачивали. Раздавались
и трезвые голоса о том, что задатки еще ничего не значат, что "цыплят по
осени считают". Хотя хорошо, когда в наличии подающие надежду цыплята.
Известный зарубежный деятель выступил со статьей, в которой приводил
многочисленные примеры появления плеяды талантов в той или иной стране в
определенные периоды. Статья была спокойной, объективной, но в ней, между
прочим, сравнивалась Германия начала XIX века и гитлеровского периода, а
также говорилось, что Россия искони страна обильная талантами, и то, что
выявилось на Соленом, возможно, характерный эпизод расцвета нации. Против
автора поднялась буря, его обвиняли во всех грехах, начиная от оскорбления
германцев в целом и кончая небескорыстным потворством русской пропаганде.
Словом, прецедент на острове стал фактом, достоянием истории, и черт
его знает, как она собиралась с ним распорядиться...
А на острове дела шли своим чередом. Очередное заседание поселкового
совета было непродолжительным, деловым и, конечно, единственным в истории
человечества. На повестке дня стоял один вопрос: "О резком увеличении
процента талантливых детей". Слушали - можно было и не слушать: все на
острове отлично знали, что процент юных талантов дошел до ста и не
собирался падать. Постановили: а) выстроить школу, оборудованную
лабораториями физики, химии и биологии, оснащенную телескопом,
музыкальными инструментами, библиотекой на сто тысяч книг и всем прочим,
необходимым для развития возможных талантов; б) привлечь на работу
высококвалифицированных учителей, обеспечив их жильем и всем прочим; в)
соорудить гостиницу на 50 мест; г)
просить облисполком срочно выделить для вышеупомянутою соответствующие
средства.
Пункт "г" оказался самым роковым. Напрасно доказывали товарищу
Индутному из области, что от реализации пункта "г" зависит будущее мира и
счастье человечества. Индутный твердо заявил, что лично его это не
касается, что нет графы, по которой в бюджете проходят таланты, и
вообще... "И вообще"
Индутного для тех, кто его знал, точнее, для тех, кто ему подчинялся,
звучало подобно трубе апокалипсиса: конец, конец, разговоры излишни....
Забегая вперед, скажу, что и распоряжение секретаря обкома о выделении
средств на культуру по острову Соленый Индутный пытался игнорировать,
выдвигая оппозиционным доводом самого себя: на меня, мол, как на талант,
лишних денег не тратили, а все-таки вырос, как видите, добрался до
руководящей должности..
Поселком решил и начал строить на свой страх и риск все разом своими
силами.
Все будущие хоромы объединялись в одном двухэтажном здании, половину
которого после завершения временно отдали под склад. Одну из комнат
импровизированной гостиницы заняла приехавшая одинокая учительница,
которая все двадцать лет своей деятельности на ниве просвещения мечтала о
воспитании целого созвездия талантов разом. В другую комнату прибыл
человек, который решил остаться на острове всерьез и надолго, который
владел тремя языками (исключая русский), миллионом долларов и, которым, в
свою очередь, владела неистовая идея. Вот она в авторизованном переводе:
"В наше время, на закате двадцатого века, быть весьма обеспеченным
нужно так же, как быть здоровым, и вместе с тем пошло так же, как быть
здоровым - и только или королем - и только. Король - это смешно. Королева
- еще, может быть, достаточно для дамы, но мужчина должен царствовать
по-настоящему. В своей лаборатории или на ринге, автором бестселлера или
покорителем космоса, чародеем музыки или героем океана. Он бросает миру
свое гениальное - чтобы мир покорился ему. Мир, а не холопы и лизоблюды,
хлюпики и глупцы - большой мир!..
Пусть ему не суждено царствовать самому - он посадит на престол своего
сына - плоть от плоти, дух от духа! Да, он, Эдвин Брум воплотится в
Бруме-младшем, гениальном, ибо этот остров (он верит!) - беспроигрышный
остров. Почему Всевышний избрал именно Соленый - это Его интимное дело, в
которое лучше не вмешиваться, тем более что есть выход из данного
международного положения. Эдвин Брум холост, молод, обеспечен и бесстрашен.
Он согласен оформить брак с одной из местных незамужних поселянок с
тем, чтобы она подарила ему сына или дочь - на первый случай. Желающая
вступить с ним в брак может откликнуться немедленно, ибо время не ждет..."
Хотя все это сваливалось как снег на голову, одно за другим,
хладнокровные жители острова, привыкшие и к штормам, и к тяжелым, скудным
денькам, не растерялись. В частности, с заморским гостем правление,
убедившись, что он не аферист, парень порядочный и честь-честью
договорился обо всем на должном высоком уровне, решило поступить по
справедливости. Почетной задачей стало теперь подыскать ему подходящую
невесту, если не из гостеприимства, то для поддержания престижа. Однако
вопрос решался еще сложнее, чем с Индутным - невест не было. Все
мало-мальски подходящие, как нарочно, повыскакивали замуж, благо мужское
население на острове преобладало. Самая старшая из девушек-подростков
имела формальное право выйти замуж года через три от силы, а время
господина Брума не ждет".
Нет, вообще-то была на острове во многих отношениях подходящая невеста,
но - кто ее знает... Своенравная, непостоянная, да и дядя у нее со
странным характером. Да, Галя.
Председатель поселкома вызвал меня в качестве переводчика. Он просил
передать господину Бруму следующее:
"Прежде всего, уважаемый мистер, кроме нас, присутствующих на острове,
пока никто толком не знает и не должен знать об истинной цели вашего
визита. Я знаю, вижу, вы - деловой человек, мы уважаем деловых людей, но
для нас, понимаете, семья - такое дело, где важно не только дело. Любовь
нужна. Вот именно, поняли. Выбор у нас, сами убедились, ограниченный. Не
знаю, господин, как бы поступил я сам, но начинать с предложения сделки
боюсь, в наших условиях не пройдет. Миллион, это, конечно, деньги, дай бог
всякому, но Гадка - это тоже не фунт изюму. Может быть осечка. И тогда ко
мне тоже претензии; не сумел наладить культурных связей с заграницей.
Предлагаю вариантик. Мы вас рекомендуем в качестве специалиста по фруктам
нашему уважаемому дяде Алеше. С ним вы будете объясняться на пальцах, пока
не овладеете русским, а с ней, будем надеяться, скорее найдете общий язык.
Порешили?".
Я добросовестно переводил слово в слово, и нельзя сказать, чтобы эта
роль была мне весьма по душе. Позже, когда и Эдвин Брум и я были по делам
в Москве, он просил меня об одной услуге: ему хотелось прояснить для себя
некий деликатный вопрос. Я поразмыслил, перебрал своих знакомых и повел
гостя к Эрику Манну, эрудиту. Мои жалкие способности переводчика не
понадобились: Манн, услышав вопрос, заданный по-английски, отвечал бегло
на том же языке.
Речь шла о родословной таланта. В отношении наследования оного Эрик
Манн был настроен в общем весьма сдержанно.
- По наследству, - заявил он, - передается обычно несколько иное.
Дарвин упоминает в числе наследуемых признаков долголетие, некоторые
болезни (психические, подагра, золотуха), дальтонизм. Помимо
общеизвестного наследования черт характера, зачастую передаются и
отдельные характерные внешние черты, в частности, родимые пятна, шесть
пальцев, слепота. В истории знаменита толстая нижняя губа Бурбонов,
родоначальницей которой была некая польская принцесса из рода Ягеллонов.
Наполеон говаривал о Бурбонах, что и глупость была у них наследственной -
в этом он едва ли был слишком субъективен. Впрочем, заурядность предков -
отнюдь не препятствие для появления гения. Напрасно усердствовали древние,
выводя родословную Платона от Солона, Александра Македонского - от
Геркулеса, Цезаря - от Энея, а Иисуса Христа - от царя Давида. Шекспир и
Ньютон, Вольтер и Гете, Пушкин, Ломоносов, Данте, Шевченко, Эйнштейн никак
не связаны со своими родителями могуществом таланта. Увы! С еще меньшим
основанием мы можем рассчитывать на продолжение таланта в роде, не только
таланта, но, к сожалению, и добрых человеческих качеств.
Сын Лютера приводил отца в отчаяние своей беспорядочностью, Ричард
Кромвель, сын великого Оливера, был ленив и апатичен. Рембрандт тщетно
пытался научить своего отпрыска рисовать. У славного полководца древнего
Рима Германика и благородной жены его Агриппины были дети - пресловутый
Калигула и распутная Агриппина средняя, сынок которой Нерон доконал-таки
свою мамашу. Далее. Если мать Вальтера Скотта оказала значительное влияние
на формирование будущего романиста, то сын последнего был кавалерийским
офицером дурного пошиба, хваставшимся, при случае, тем, что никогда не
читал романов своего родителя.
Музыкант Бланкини рассказывает, что, будучи в Милане, он пришел
засвидетельствовать свое почтение сыну Моцарта. "Какую музыку вы больше
всего любите?"- спросил он. "Черт возьми, - отвечал носитель великого
имени, подбрасывая на ладони кучку золотых луидоров, - вот та единственная
музыка, которую я обожаю!..".
- Вместе с тем, - продолжал Маин, - следует отметить целые поколения
талантливых людей, в разной степени, правда, талантливых. Художники: семья
Тицианов, Теньеры - младший и старший, композиторы: Скарлатти - отец и
сын, шесть замечательных поколений Бахов, начиная от пресбургского
мельника Фейта Баха. Математики Бернулли, актеры Камбли и Садовские,
астрономы Гершели:
отец, сын и дочь, которая, между прочим, открыла семь новых комет.
Поэтом и натуралистом был дед Чарльза Дарвина, незаурядным
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг