явление в большом городе. И потому в разговор первым вступил Патрик:
- А что, сессии у нас не будет? - спросил он.
- Как это не будет? Уже была, ты просто не заметил...
- В смысле? - опешил Патрик.
- Ты контрольную сегодня писал? Вот оценка за нее и будет итоговой
за семестр. Вы по всем предметам уже написали, или осталось еще что-то?
- По истории еще нет... - машинально ответил Патрик. - То есть
вместо экзаменов и зачетов у нас будут контрольные?
- А зачем нужны экзамены, если для продолжения учебы требуется
всего лишь твердое желание стать героем?
- Не понял... - открыл рот Патрик. - Это даже если я "пару" схвачу
за контрольную, ничего пересдавать не надо?!
- Сигизмунд считает, что для героя образование далеко не самое
главное, и я склонен с ним согласиться. Героем может стать каждый, будь он
семи пядей во лбу или полный тупица - это главный принцип Школы. Ее и
создали-то для того, чтобы хоть как-то контролировать численность и
местопребывание героев, а также координировать их действия. А образование -
это так, больше для проформы... Помнишь, что я говорил вам тогда, после
церемонии? Отсев неспособных, вот что важно! Ну и азы полезных знаний для
тех, кто не заканчивал Мадридский университет...
Они уже приблизились к дверям на центральную лестницу, и так как
здесь их дороги должны были разойтись - Феликсу предстояло подняться на
этаж выше, а Патрику наоборот, спуститься в вестибюль - они остановились и
продолжали беседу на месте.
- Так что же это получается? Для героя упрямство важнее мозгов?!
- Именно так, - кивнул Феликс. - Это немолодые и отвоевавшие свое
герои, уйдя на покой, начинают классифицировать драконов и вампиров, и
писать о них научные монографии. А практикующий герой должен знать только
как этого дракона или вампира убить, и быть готовым отдать свою жизнь,
пытаясь это сделать. Все прочее - суета и словоблудие...
- Блеск! - восхитился Патрик.
- Только я тебя умоляю, - просяще сказал Феликс, - не
распространяйся об этом в беседах со своими однокурсниками. Успеваемость и
так хромает на обе ноги...
- А Себастьяну можно? Пусть порадуется, а?
- Вот как раз о нем я и хотел с тобой поговорить, - сказал Феликс
серьезным тоном. - Что-то многовато он стал пропускать... В чем дело, ты не
в курсе?
Вопрос застал Патрика врасплох. Он замялся, мучительно подыскивая
слова и выдавливая их из себя с видом человека, врать не умеющего и не
желающего, но вынуждаемого к этому обстоятельствами:
- Он... болеет. Простуда, и жар... Доктор прописал ему покой, и
он... ну, решил отлежаться, чтобы, значит... А потом у него начались...
эти, как их... осложнения - нет-нет, ничего серьезного! просто...
затянулась болезнь. Ну, вы же понимаете, какой может быть покой в общаге!
- Вы все еще живете в общежитии? - спросил Феликс. Ему было больно
видеть, как изворачивается Патрик, и он предпочел сменить тему разговора,
сделав себе зарубку на память: о Себастьяне надо будет навести справки.
"Знаем мы эту простуду, - ворчливо подумал он. - И колющую простуду
знаем, и режущую, и сквозную, и проникающую... Во что он еще вляпался?!
Только бы обошлось без трупов, Себастьян слишком хорошо фехтует! -
испугался вдруг он. - Хотя нет... После моего рассказа о кодексе героев?..
А, Хтон вас возьми!.."
- ...даже весело, - продолжал увлеченно рассказывать Патрик о быте
студенческого общежития. - В Мадриде Бальтазар снимал для нас квартиру, а
что это за студент, который не жил в общаге? И потом, вы же понимаете,
приезжать по утрам в Школу в карете вместе с драконоубийцей и живой
легендой...
- А что, Бальтазар уже стал живой легендой? - обрадовался Феликс,
усилием воли отгоняя мысли о таинственной болезни Себастьяна.
- А как же! Последний из драконоубийц! Да о нем такие слухи ходят!
Драконов убивал, девиц спасал, магов истреблял, самому Хтону чуть голову не
отрубил! Ха!
Феликс поглядел по сторонам, убедился в том, что они одни в
коридоре, и сказал, понизив голос:
- Видишь ли, Патрик... Бальтазар действительно герой, драконоубийца
и, быть может, легенда для студентов... Но еще он - пожилой и очень
одинокий человек. И то, что вы отказываетесь жить с ним в одном доме, его
по-настоящему обижает. Он никогда этого не проявит, но... Ты понял, что я
хочу сказать?
Понял ли его Патрик, так и осталось невыясненным. Сам же Феликс в
очередной раз убедился, что, будучи хорошим преподавателем, можно быть еще
и посредственным педагогом, забывая элементарные истины вроде той, что в
двадцатилетнем возрасте из всех нравоучений наиболее болезненно
воспринимаются нравоучения справедливые... После попытки вразумления
заблудшей молодости, последняя в лице Патрика то ли смутилась, то ли
обиделась, скомкано попрощалась, и оставила умудренную старость в
одиночестве на лестничной клетке. Феликс вздохнул, мысленно обругал себя за
неуклюжесть в малопочтенном стремлении сунуть нос в чужие дела, поправил
под мышкой рулон карты, чуть не рассыпав при этом пачку контрольных, и
начал подниматься по лестнице.
Лестница была пуста, и это было прекрасно. Всего десять минут
назад, во время массового исхода студентов, Феликса непременно толкнул бы
под локоть какой-нибудь бесцеремонный торопыга, утративший не только
благоговейный трепет, но и элементарное уважение к благородной профессии
героя - подобная метаморфоза происходила со многими студентами как раз к
концу первого семестра, когда они решали раз и навсегда поставить крест на
своей детской мечте о борьбе со Злом, и забросить нудную и бесполезную
учебу, подыскав себе другое, более взрослое занятие. После зимних каникул
первый курс редел практически вдвое, и Феликс обычно терпеливо сносил
дерзости от разочаровавшихся юнцов, но сегодня, после трех контрольных
работ, которые еще только предстояло проверить, его миролюбие могло и не
перенести дополнительной проверки...
Да, лестница была пуста и безмолвна. Но не успел Феликс
обрадоваться возможности остаться, пусть ненадолго, наедине с тишиной и
своими мыслями, как где-то на третьем этаже скрипнула дверь и раздались
голоса, причем голоса громкие, насыщенные эмоциями и смутно знакомые.
Феликс замедлил шаг и прислушался.
Первый голос он узнал сразу, да и мудрено было бы его не узнать -
ведь это был голос Сигизмунда, причем с той слегка высокомерной и надменной
интонацией, которой старик не пользовался уже лет двадцать, с тех самых
пор, как оставил преподавание и посвятил себя административной работе. Слов
было не разобрать, но если уж Сигизмунд снова прибег к надменно-холодному
тону, то это означало, что он в высшей степени разгневан. Феликс поежился,
припомнив далекие годы своего ученичества и неповторимые разносы от старого
педанта, и посочувствовал его теперешним собеседникам, заодно попробовав
угадать, кто же эти несчастные жертвы, и почему их голоса тоже звучат очень
знакомо?
Жертвы избавили его от необходимости напрягать память, появившись
на лестнице собственной персоной. Первым страдальцем оказался господин
префект жандармерии, одетый в парадный мундир с аксельбантами, эполетами и
прочей мишурой; а вторым был глава Цеха механиков в угольно-черной мантии,
на которой посверкивали маленькие золотые пуговки-шестеренки - эмблема
Цеха. И надобно заметить, что вид у обоих был самый что ни на есть жалкий,
несмотря на всю торжественность их убранств.
Грубое и пористое, как пемза, лицо господина префекта, обрамленное
густыми курчавыми бакенбардами, в данный момент исходило багровыми пятнами,
которые медленно расползались от картофелеобразного носа на вислые
бульдожьи щеки и приземистый лоб; господин же главный механик, напротив,
был крайне бледен, и цветом кожи напоминал вяленую рыбу. Маленький,
скошенный подбородок цеховика предательски дрожал, а глазки растерянно
помаргивали, и из этого можно было сделать вывод, что за минувшие двадцать
лет Сигизмунд не только не утратил, но и довел до совершенства свое умение
повергать людей в трепет силой одного своего слова.
Поглощенные своими заботами, обе жертвы словесной порки прошагали
мимо Феликса, не удостоив его даже взглядом, на что он, собственно, и не
очень-то рассчитывал, понимая, в каком состоянии они сейчас находятся:
господин префект маскировал свою оторопь при помощи грузной и тяжелой
походки, призванной создать видимость утраченного самоуважения, а цеховому
главе было уже не до таких тонкостей, и потому он мелко семенил рядом с
коренастым жандармом, временами пытаясь что-то заискивающе промямлить, и
совершенно не заботясь о том, как это будет выглядеть со стороны.
А выглядело все это очень и очень странно. Менее всего на свете
Феликс ожидал увидеть этих двух людей в Школе в день, отличный от Дня
Героя, и уж совсем немыслимо было представить себе, каким образом им
удалось навлечь на себя гнев Сигизмунда. Оставался только один, и очень
простой способ это выяснить...
- Опять?! - проскрежетал Неумолимый Пилигрим, когда Феликс отворил
дверь деканата. - Ох, Феликс, голубчик, извини, - быстро смягчился он. - Я
было подумал, что эти скудоумцы решили вернуться... Чтоб их Хтон побрал! -
снова повысил голос он.
"Ого! - мысленно присвистнул Феликс, украдкой разглядывая лицо
Сигизмунда. - Поминать Хтона всуе старик ой как не любит... Как же это они
умудрились-то? - Он постарался вспомнить заученные со студенческой скамьи
приметы: - Правое веко не дергается, жилка на виске пульсирует, но не
сильно, поясницу он не потирает... пожалуй, можно рискнуть!"
- А чего им было надо? - спросил Феликс и тут же пожалел, что
спросил: жилка на виске Сигизмунда снова затрепыхалась, и веко опасно
прищурилось, а хуже всего было то, что старик оскалил желтые зубы и
заговорил саркастическим тоном.
- Надо? Ты спрашиваешь, что им от меня было надо?! - Годы взяли
свое: рецидива приступа ярости не вышло, и Сигизмунд, вздохнув, сбавил
обороты: - Ладно. Я тебе расскажу. Ты мне, конечно, не поверишь, я и сам до
конца поверить не могу, но я тебе расскажу. Ты готов? Тогда слушай. Эти...
эти... эти безмозглые, пустоголовые, самоуверенные, напыщенные... - со
вкусом начал перечислять он, - зазнавшиеся и окончательно обнаглевшие
кретины явились ко мне за помощью!
- Ну и?..
- Не нукай, я тебе не лошадь! - окрысился старик.
- Извините...
- Кгхм, - прочистил горло Сигизмунд. - А, чего уж! Это ты меня,
старика, извини. Кричу тут на тебя, злость срываю... - Он пригладил рукой
растрепавшиеся волосы и сказал совсем уже спокойно: - Давно меня так никто
не выводил... В общем, слушай. Минут эдак десять назад, сюда, в деканат
Школы героев, заявляются префект жандармерии и глава Цеха механиков. Без,
разумеется, предварительной договоренности. Они отрывают меня от работы и
доводят до моего сведения, что сегодня, в семь часов вечера, в Городе
состоится некое массовое мероприятие. Причем настолько массовое, что
жандармерия не в состоянии обеспечить порядок на улицах...
- Какое еще мероприятие? - нахмурился Феликс.
- Феликс, мальчик мой, ну откуда мне знать? То ли демонстрация, то
ли народные гуляния... Да и какая разница?! Ты меня не перебивай,
пожалуйста, а то я еще раз сорвусь... Словом, господину префекту пришло в
голову обратиться за помощью ко мне. Не могу ли я, в виду особых
обстоятельств, поспособствовать силам охраны правопорядка? Каким же
образом, вопрошаю я? О, от вас потребуется сущая малость, отвечают они мне.
Я, всего-навсего, должен приказать студентам Школы (желательно всем) при
оружии и в полной боевой готовности поступить в распоряжение самого
господина префекта.
Феликс так и сел.
- В качестве... э... как же он назвал... вот: добровольных
дружинников! А уж за префектом дело не станет, он ими распорядится по
своему усмотрению и на благо общества. Тут в разговор вступил этот заморыш
из Цеха механиков, и пообещал утроить финансирование Школы, если я
соглашусь на предложение господина префекта. Вот и все. Остальное тебе
известно.
Феликс почесал бровь и попытался осмыслить услышанное. Получалось
плохо.
- Они что... совсем? - сказал он с недоумением и покрутил пальцем у
виска. - Или наполовину? Они нас за наемников держат?!
Сигизмунд благосклонно покивал.
- Я и сам удивляюсь, - сказал он, - как я их с лестницы не спустил?
- Погодите... - проговорил Феликс. - А что за гуляния-то? В смысле,
массовое мероприятие? Я первый раз слышу...
- А, - махнул рукой Сигизмунд. - Декабрь! - изрек он таким тоном,
словно это все объясняло.
- Что - декабрь?
Сигизмунд раздраженно крякнул и снизошел до пояснений:
- Конец года. Начало холодов. Лучшее время для массовых психозов:
зима уже началась, а конца-края ей не видать, и неизвестно даже, будет ли
он, этот конец. Вспомни историю: в декабре друиды отмечали зимнее
солнцестояние, римляне устраивали сатурналии, у иудеев была ханука, у
мусульман - рамадан, а христиане праздновали рождество своего мессии.
Тенденция налицо. И то, что мы считаем себя цивилизованными людьми, вовсе
не мешает устраивать декабрьские гуляния с факелами, плясками и
песнопениями... А впрочем, это все мои домыслы, но выяснять, насколько они
далеки от истины, я не намерен!
- Вы все еще изучаете древние формы мракобесия?
- Не такие уж они и древние... Все названные секты существуют до
сих пор, и хотя не обладают таким влиянием, как прежде, но сдается мне, они
просто ждут своего часа... Прямо как я - ты же знаешь, заговаривать со мной
о религиях, это все равно что спрашивать Бальтазара о драконах. Потом
будешь жалеть, что связался, - усмехнулся Сигизмунд.
- Да, - вдруг вспомнил Феликс, - а Бальтазар еще не ушел?
Вытянув шею и проведя длинным желтым пальцем по строчкам, Сигизмунд
изучил расписание, лежавшее под стеклом на столе, и сказал:
- У него сегодня четвертая пара. Фехтование. - Он пошамкал губами и
добавил, насупившись: - И если ты намерен с ним встретиться, окажи мне
услугу, напомни ему, пожалуйста, что книги в библиотеку надо возвращать
вовремя! - В конце фразы его голос опять поднялся до скрежета.
- Сделаю, - кивнул Феликс, пряча улыбку. Среди многих привычек
старого педанта, успевших войти в фольклор Школы, именно строгая
требовательность по части библиотечного фонда пользовалась наименьшей
популярностью среди студентов; и если Бальтазар по наивности полагал, что
звание героя и драконоубийцы дает ему какие-либо привилегии в пользовании
библиотекой, то в самом скором времени ему предстояло жестоко
разочароваться. И Феликс втайне обрадовался, что именно ему выпала
возможность поставить на место зазнавшегося испанца.
"А нечего лезть в живые легенды!" - мысленно ухмыльнулся Феликс.
3
Поразмыслив, Феликс решил обождать до конца четвертой пары и
перехватить Бальтазара на выходе: во-первых, испанец терпеть не мог, когда
его отрывали от занятий, а во-вторых, стопка контрольных требовала к себе
внимания, и откладывать проверку на завтра не было резона, а брать работу
домой он всегда считал верхом идиотизма. Дом - это место, где надо отдыхать.
Феликс примостился за столом у окна, разложил контрольные на три
аккуратные стопки, достал красный карандаш, придирчиво осмотрел грифель,
после чего извлек из ящика стола перочинный ножик и стал затачивать свой
главный рабочий инструмент с тем же тщанием, с каким, бывало, водил оселком
по лезвию меча. В другом конце комнаты Сигизмунд энергично клацал дыроколом
и шелестел бумагами. В остальном же тишина в деканате, к вящему
удовольствию Феликса, стояла поистине гробовая.
Спустя некоторое время он попробовал пальцем остроту грифеля,
смахнул стружку в корзину для бумаг и приступил к самой рутинной и
однообразной учительской работе. Благо, из-за этих своих качеств работа
почти не требовала умственных усилий и позволяла параллельно размышлять о
чем угодно.
Например, о том, что тупая зубрежка давно устаревших учебников
никакой практической пользы студентам не приносит, если, конечно, не
считать таковой тренировку памяти и выработку усидчивости. Все кодексы и
уложения Ойкумены были написаны около двух столетий назад, одновременно с
конвенцией о магах, и к реально существующему положению дел отношение имели
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг