поясе, видимо из людей Бар-Кохбы. Тот дал ему свиток пергамента и сказал: -
"Завтра здесь будут римляне. Тут указания Ицхака Миткоа, как действовать.
Смотри же - не уклоняйся от них ни вправо, ни влево.", - и повернулся,
намереваясь идти прочь. - "Постой, иудей!", - закричал раввин, но воин
продолжал удаляться широкими шагами.
Раву Биньямину не нужно было объяснять, почему не следует уклоняться от
указаний Ицхака Миткоа. Он был всего лет на десять моложе его и хорошо
помнил его былую славу: - "Он ненавидит римлян, но еще больше он ненавидит
предателей. Он жестоко мстит римлянам, но это не сравнить с жестокостью его
мести предателям.", - так говорили об Ицхаке лет сорок назад.
Он раскрыл послание. Оно было следующего содержания:
"Брат мой, рав Биньямин, мир тебе!
Сегодня ночью по дороге Калазия-Эйн-Цор пойдет караван с детьми,
женщинами, стариками. Утром к тебе придут римляне. Если они узнают, как
самым коротким путем выйти к Эйн-Цору через горы они догонят караван и
вырежут всех. Их кровь будет на твоей голове. Единственный путь, на который
ты можешь их направить, это путь на ущелье Ракиа или, на худой конец, на
Наблес. Если римляне пойдут другой дорогой - твоя кровь на твоей голове!
Ицхак."
Снизу красовался герб Ицхака Миткоа. Его два поколения назад знал в
Иудее каждый ребенок. На нем был изображен римский орел, но не такой, как на
значках легионов. Основное отличие от оригинала состояло в том, что у Ицхака
голова орла была прижата к земле массивной рукоятью рассекающего его меча.
"Герб, конечно, могли подделать, но почему бы это не быть Ицхаку, ведь я
слышал, что он в Бейтаре. Если этот старый разбойник снова что-то задумал,
то дай ему Б-г удачи!", - рассуждал рав Биньямин, сжигая свиток в печи. Он
разбудил внука и послал его по домам с устным сообщением: -
"Сегодня утром прийдут римляне. Им можно показать дорогу на Ракиа или
на Наблес. Все тропы в горах размыты дождями и мы по ним не ходим уже
несколько лет. Тот, кто думает иначе, будет убит людьми Бар-Кохбы."
Когда мальчик вернулся, он успокоился и, развернув свиток Торы, стал
ждать римлян. Его удивляло, что они все не идут, и к полудню он уже решил,
что с ним сыграли злую шутку. Но полтора часа спустя они все-таки пришли.
Очень жаль...
* * * * * * *
Между тем, бойцы Ицхака обсудили происшедшее. Поправки в диспозиции,
как с восточной, так и с западной стороны, были минимальны. Все были очень
довольны тем, что несмотря на длительное нахождение римлян внизу,
присутствие отряда не был обнаружено. Кто-то даже позволил себе обменяться
несколькими фразами со своим, находящимся по другую сторону пропасти,
товарищем, но Ицхак немедленно поставил его наместо. Кроме того, он послал
человека к южному отряду с приказом уже сейчас блокировать близлежащий к ним
вход в Ракиа. Еще раз проинструктировал своих двух арбалетчиков,
постаравшись при этом встать так, чтобы Эзра его видел. Тот также провел
дополнитальный инструктаж. Дело в том, что на первой стадии боя, арбалетчики
должны были, как и остальные атакающие, сбросить каждый свою глыбу вниз.
Затем опорожнить на римлян, заготовленные для них пращи. На этом, по плану,
первая часть атаки заканчивалась и на второй стадии арбалетчики занимали
свои позиции с флангов, чтобы стрелять в римлян, "проявляющих инициативу",
по словам Ицхака - то есть кричащих, дающих приказы и т.д.. Ицхак считал их
уничтожение особенно важным. Оно, по его мнению, должно было посеять панику
в и без того нестройных, на этой стадии боя, рядах римлян.
Где-то через три четверти часа он увидел бойцов южного отряда,
занявшими свои позиции. Проверил крепления лестниц, предназначенных для
спуска северного отряда, и тем самым, подал пример Эзре. Ицхак был доволен
своим помощником. Тот внимательно следил за его действиями и старику это
было очень по душе. Посланный человек вернулся. Ицхак приказал трем бойцам
северного отряда расположиться у лестницы. Также поступил и Эзра. Все было
готово.
* * * * * * *
Центурия вышла из поселка и быстрым маршем направилась к Ракиа. От рава
Биньямина добиться ничего толкового не удалось. Как, впрочем, и от остальных
мужчин поселка. Все они слыхом не слыхивали не о каком караване, а дороги,
мол, существует только две - на Наблес и на Ракиа. О них римляне знали и
сами и эти хитрые бестии об этом несомненно догадываются. Грассий был зол на
евреев и зол на себя. - "Ведь я видел, что следов в ущелье было меньше и все
же не понял, что меня обвели вокруг пальца. А я еще задерживался, слал
разведчиков, делил отряд на колонны. В общем, играл на руку этим скотам. А
мои рабы, мои сестерции удалялись от меня все больше и больше."
"Ну, ничего, я еще догоню их, пусть даже в Эйн-Геди!", - подумал он и
приказал не замедлять темп. Полным ходом римляне вошли в ущелье. Кассий
попытался что-то сказать ему о двух группах, как прежде, но какого черта! И
так мы потеряли массу бесценного времени. Больше половины центурии уже
находилось на самом опасном участке.
Иудеи были в полной готовности. Каждый стоял у своей глыбы, ожидая
сигнала командира. Ицхак же не торопился. Он хотел сбросить лестницы после
того, как замыкающие колонну легионеры будут в капкане. Затем подождать пока
хотя бы четверо из бойцов спустятся и заблокируют северный проход. Лишь
после этого он собирался дать приказ атаки. Старик ждал слишком долго, чтобы
спешить теперь. Он решил провести этот бой так, чтобы ему не в чем было себя
обвинить. Чтобы умереть спокойно...
Красный, как кровавое пятно, диск солнца устало опускался на
раскаленные камни. Казалось, горы пробуждаются к жизни, освобождаясь от
дневного зноя. Над ущельем неслышно парил сокол. Ицхак любил горы с детства.
Сейчас, ему казалось, что эти величавые холмы смотрят на него с сожалением,
как-бы прощаясь...
Но наконец, все римляне прошли намеченную Ицхаком черту. Он дал знак
запирающему отряду. С обеих сторон по лестницам начали спускаться иудеи.
Одновременно их товарищи зажгли огонь под котлами со смолой и вернулись на
позиции. Все по плану. Но боже, как медленно они приближаются к земле!
Казалось, прошла целая вечность, пока один из них занял свое место у входа в
ущелье. Передние римляне подошли уже очень близко к залегшему южному отряду.
Скоро они его обнаружат...
Кассий подбежал к центуриону: - "Запах смолы! Горящей смолы!"
"Черт подери, что за ерунда! Задние - приставить шаг!"
Раздался какой-то арамейский крик. Римляне задрали головы к верху.
"Скалы шатаются... Или это кружится голова?"
"Приставить шаг!"
И тут глыбы покатились. Некоторые римляне, замерев на месте, смотрели
на это страшное зрелище. Другие заметались, сбивая с ног своих товарищей.
Гай Грасий понял, что он в ловушке: - "Вперед! Пробиваться к выходу!",
- закричал он, прислонившись к скале. Глыбы достигли земли и ущелье
наполнилось жуткими воплями. Посыпались камни помельче. Они вылетали из
пращей с большой скоростью и падали вниз так быстро, что снизу казались,
чем-то вроде длинной летящей дубинки. Попадая в человека, они сбивали его с
ног. Один из таких камней поразил и Гая Грассия. Он упал без сознания. В
панике легионеры бежали по телам. В том числе, по телу центуриона...
Град камней продолжался. Кассий быстро пришел в себя: - "Поднимать
щиты! Поднимать щиты! Черепахой двигаться к выходу!". Его уверенный голос
навел некоторый порядок. Легионеры образовали колонну. Эффективность
падающих камней резко упала. Римляне стали продвигаться к выходу. Заметив
это, Ицхак закричал: - "Смолу! Смолу! Арбалетчики - по местам!"
Тем самым он перешел ко второй стадии боя раньше, чем было
запланировано. Далеко не все успели опорожнить свои пращи.
Снизу вновь раздались дикие крики. Кипящая смола, проскальзывая между
щитами, проникала под каски легионеров, жгла щеки, текла по телу.
Пострадавшие корчились от боли.
"Смыкать строй! С поднятыми щитами - вперед к выходу! Мы одолеем их!",
- кричал декурион Кассий, пробираясь к заваленному глыбой, южному сужению
ущелья. Вдруг сильный удар в спину оглушил его и он упал. На губах появился
неприятный привкус песка и щебня. Непрекращающаяся боль под левой лопаткой
подсказала ему, что это стрела арбалета. Перед глазами поплыло. Он хотел еще
что-то крикнуть, но сил не хватило...
Гибель Кассия уничтожила последние следы порядка в центурии. Люди
рвались напролом, отталкивая своих товарищей. Но отряд Ашера бен Цуриэля
великолепно выдерживал натиск. Ашер скоро погиб, но кроме него узкий проход
блокировали еще пять человек. Увидев, что южный выход ущелья завален телами,
некоторые легионеры бросились к северному. Но там, за созданным упавшей
глыбой естественным препятствием, ждали своей очереди люди Элиава. Напор
римлян на этот отряд был значительно слабее.
Увидев, что строй римлян нарушен, Ицхак приказал вернуться к пращам.
Минут через сорок бой стих. Из ущелья доносились только стоны раненных. В
южном отряде в живых остались лишь двое из шестерых. В северном погиб Элиав.
Из пращников смерть настигла Иосифа, по кличке "мальчик". Он был здоровенным
детиной лет двадцати, на голову выше Ицхака, что было редкостью, с
поразительно детским веснушчатым лицом. Стрела римского лучника попала ему в
лоб.
Ицхак крикнул вниз: - "Молодцы ребята! Оставайтесь на местах. Мы идем к
вам." - Они спускались по тем же лестницам, которые ранее послужили
северному отряду. Никто не позаботился поднять их наверх. Настроение Ицхака
было приподнятым. Он разгромил римлян и это была, пожалуй, самая славная его
победа. Да, уничтожить целую центурию - не несколько воинов тут и там -
такого старик не помнил. Правда, когда-то совсем юнцом он участвовал в битве
Бар-Гиоры при Бейт-Хороне, где был уничтожен целый легион. Но тогда он еще
мало что понимал и заслуга была не его. Хотя вспомнить приятно - славное
было сражение.
Все это промелькнуло в его голове, пока он спускался вниз. Дождавшись
всех и построив отряд по парам, что было нелегко - иудеи не привыкли к
дисциплине - он направился к северному входу в ущелье. Там они встретили
пятерых бойцов запирающего отряда. Поцеловавшись с каждым в обе щеки, он
приказал троим пристроиться сзади к колонне, а двоим задержаться и
похоронить Элиава.
Они шли по ущелью и убивали. Стоял смердящий запах крови и пыли. Раз за
разом Ицхак наносил удары мечом по лежащим и полулежащим телам, целясь в
горло, считая это наиболее эффективным. А ведь он был образованным человеком
- знал греческий язык, читал философов. Когда-то в Риме он говорил с одним
раввином. Тот утверждал, что убивая, еврей должен испытывать угрызения
совести. На войне это необходимо, но отбирая жизнь у создания сотворенного
по образу и подобию, человек играет на руку своему "Йецер Гара" - злому
началу. Ицхак помнил эту беседу, но подобных чувств не испытывал. В каждый
удар старик вкладывал душу.
* * * * * * *
Вскоре все было кончено. Захоронили тела четверых бойцов южного отряда.
Труп Йосифа "мальчика" не нашли. Направились к Бейтару через горы. Некоторые
предлагали идти главной дорогой, по которой ночью шел караван, но старик
сказал, что это слишком опасно. Авторитет его был уже непререкаем.
Чувствовал он себя прекрасно. - "Я показал им", - ликовал Ицхак, уже не
пытаясь разобрать, кому "им" - римлянам или иудеям. - "Услать меня из
крепости - как же! Я еще повоюю." - Эйфория разлилась по его старому телу. -
"Да, мы еще повоюем!", - воскликнул он про себя.
За ним плотным строем шла колонна - девять пар, восемнадцать человек. -
"Восемнадцать - счастливое число, но лучше бы их было двадцать четыре."
Но он не дал мысли о погибших омрачить свое радостное возбуждение: - "Я
победил их сегодня.", - твердил он себе - "И я еще увижу освобождение нашей
святой земли! Хай Гашем!"
Он вновь почуствовал себя тем мальчиком, которым он был, возвращаясь из
Бейт-Хорона - молодым, сильным, счастливым... Но через некоторое время,
вместе с накопившейся усталостью, появилось какая-то опустошенность.
Воины, шедшие за ним, вели себя так, как и положено людям, сбросившим с
плеч тяжелую обузу, освободившимся от смертельной опасности, бешеного
многочасогого напряжения. Они болтали, делились впечатлениями, спорили кто
больше убил. Все были опьянены победой, кажущейся свободой, наполнявшей их
сознание гордостью и воодушевлением. Обсуждали, как они расскажут о сражении
товарищам, оставшимся в крепости. Жалели, что их близкие ушли с караваном.
Кто-то сказал:
"Ничего, когда победим, мы им расскажем!"
"Да они и сами услышат о нашем подвиге. Слухи быстро распостраняются по
Иудее - хорошие слухи..."
* * * * * * *
Со временем разговоры стихли. Стемнело, люди устали. Они не спали всю
ночь, да и денек выдался нелегкий. Наконец-то в темноте стали вырисовываться
грозные очертания крепости. Но отряд, ведомый Ицхаком, шел к ней по
несколько замысловатой траектории и иногда казалось, что они даже удаляюся
от своей цели. На вопрос об этом, Ицхак, недружелюбно взглянув на дерзкого
подчиненного, сказал, что, мол, прийти надо к восточным воротам, так как там
их ждет Бар-Кохба. А чтобы обойти крепость, не попавшись на глаза римлянам,
нужно идти только так. Не иначе...
Но всему приходит конец. Вот уже видны восточные ворота. Но Ицхак
объявил привал и когда иудеи, недовольно кряхтя, расположились, сказал, что
надо дождаться третьей стражи. Так договорились с Бар-Кохбой. До нее
оставался примерно час. Расставили четырех караульных из пращников. Их
старик назвал поименно и никаких возражений не принимал.
Он лег на землю и заснул как убитый. Без снов. Когда его разбудили, он
сразу понял в чем дело, подскачил с несвойственной его возрасту резвостью,
поднял всех и дал последний инструктаж.
Он указал на вышку римского часогого, лишь вчера установленную у
восточных ворот. На огромное дерево, чуть южнее вышки. "Скоро они его снесут
.", - подумал он - "Но пока, пусть оно еще нам послужит."
"Ползем, прижимаясь к земле, до того дерева.", - сказал он. -
"Двигаемся по одному. Тот кому я говорю - ползет, остальные - ни с места. Я
поползу последним. Ясно?" -
Все утвердительно кивнули.
- "Когда все будут там, по одному также ползем до стены - и оттуда
вдоль стены к воротам. От дерева никто никуда не двигается, пока я ему не
скажу. Ясно?" -
Все опять кивнули. Вопросов не было.
- "Ну, да поможет нам Б-г!" -
- "Амен.", - отозвались бойцы.
- "Вперед, Эзра!", - сказал он и тот начал движение. Скоро позади него
образовалась еле заметная змейка.
Ицхак пытался вглядеться в темноту. Но увидеть римского часового не
удавалось. "Глаза уже не те.", - подумал он равнодушно.
Пришла его очередь. Достигнув дерева, он, пытаясь не выдать голосом
сбившегося дыхания, хлопнул по плечу первого - мол, ползи. Тот подчинился.
Второго, третьего... Когда у дерева их осталось лишь четверо, он увидел
приоткрывшиеся ворота. Шепотом смачно выругался. - "Эх, ... , не могли
подождать."
Хлопнул по плечу следующего. Еще одного. Наконец он остался один. Полз
Ицхак с трудом. Сильно болела правая рука, натруженная пращей. В горле
пересохло. Но он полз. Через высокую густую траву...
* * * * * * *
Гессию Кору, сторожившему во вторую ночную смену на восточной позиции,
было откровенно скучно. Смена выдалась отвратительная - и время плохое и от
лагеря далеко - не с кем и слово вымолвить. Вообще, надоела ему эта война
жутко - уже полтора года он торчит в Иудее, в то время, как в родной Сицилии
его ждет-не-дождется невеста. "Как бы не увели ее за это время... Пишут,
удачный урожай в этом году выдался. Жаль, что меня нет. Ну ничего, я вернусь
не с пустыми руками." Он ожидал, что война продлится три-четыре месяца, ну
полгода - но никак ни полтора. "А тут еще когда их наконец вроде добили, так
они спрятались как крысы в своей - так-ее-растак - крепости."
Гессий повернулся и злобно взглянул на Бейтар. "Кстати, ничего
башенки... Не хуже, чем в замке сенатора Савина. И укрепления мощные. Тсс...
- Что это? Ворота открылись или мне почудилось?!", - он пристально смотрел в
темноту.
Он стал вглядываться в прилегающий к воротам, район. Прошло некоторое
время. Снова слева в траве что-то зашевелилось. Но где. Он достал арбалет. -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг