Александр Чуманов
16 КОПЕЕК
----------------------------------------------------------------------------
"Уральский следопыт" 1988 N 4
OCR and spellcheck by Andy Kay, 23 September 2002
----------------------------------------------------------------------------
Хорошо, что прекрасные данные обнаружились у Фомы в раннем детстве. А то
ведь очень часто получается так - талант дрыхнет себе безмятежно долгие годы
и просыпается, когда золотое времечко безнадежно упущено, а талант уже и
вовсе не талант, а лишь пустая докучливая претензия. С опозданием узнав о
наличии таланта, человек узнает, что он - неудачник. А так жил бы и жил, как
все, ощущая от жизни приятность и моральное удовлетворение.
А у Фомы все удачно сложилось. Он еще в детсад тогда ходил. Раньше-то,
пожалуй, божий дар никогда ни у кого не проявлялся. Даже у признанных
гениев.
Воспитательница тогда детей как раз на прогулку вывела. А в это время
какой-то наружный ремонт шел. Фасад, что ли, ремонтировали. И один небольшой
кирпич возьми и упади на голову мальчика. Мальчик, конечно, без памяти
свалился.
Что тут было, нетрудно представить. Воспитательница в крик, в слезы, в
истерику. Естественно, хоть и не она прямая виновница несчастного случая, а
все ж таки. Мало ли, как могут дело повернуть. Детишки, видя такое
положение, тоже солидарно заревели. Перепуганные строители сбежались. Прораб
так тот вообще белый прибежал. Ему-то уж точно тюрьма, если что.
А малыш полежал сколько-то минут и открыл глаза. И встал сам, без
посторонней помощи. Врача, конечно, все равно вызвали. Мало ли что. Врач
осмотрел ребенка, но ничего, кроме небольшой ссадины, не обнаружил. Ссадину
смазали зеленкой, и она засохла. И все же врач принял решение
госпитализировать Фому на несколько дней. Чтобы как следует обследовать. Но
и при углубленном обследовании никаких отклонений не обнаружилось. Даже
легкого сотрясения мозга. Мальчик был весел, любознателен, резв, как обычно.
Так что зря воспитательница ушла из садика навсегда и прораба сняли с
должности. А может, и не зря. История как-никак получила определенную
огласку.
Через несколько дней в детсад приехали какие-то люди на черной "Волге",
представились ответственными работниками. Их интересовал кирпич, упавший на
голову Фомы, а также высота, с которой этот злополучный кирпич летел. А
больше ничего не интересовало. Они сразу успокоили заведующую. Нет-нет, мол,
не из прокуратуры, не из милиции, не из суда, не из Госстраха. А совсем из
другого места. И успокоенная заведующая довольно быстро разыскала кирпич и
разузнала у строителей, откуда он свалился. Ответственные работники замерили
рулеткой высоту падения, взвесили кирпич на точных весах, что-то там
перемножили, радостно заулыбались, пожали друг другу и заведующей руки и
по-быстрому уехали.
В тот же день вечером, когда мама забрала Фому и направилась к трамвайной
остановке, у детсадовской калитки опять тормознула уже знакомая "Волга". Из
нее вышел толстый потный мужчина и загородил женщине с ребенком дорогу.
- Эдуард Александрович, - представился мужчина, - тренер школы
олимпийского резерва. Здравствуйте!
Мать удивилась, но тотчас представила себя и сына. Она, может, подумала,
что это опять в связи с тем случаем. И не ошиблась. В принципе. Однако
мужчина спрашивать о самочувствии мальчика ничего не стал. Он уже все, что
нужно, разузнал в больнице, а материнские субъективные впечатления его мало
интересовали.
- Прошу в машину, мы вас подвезем и в дороге побеседуем, - любезно
пригласил Эдуард Александрович. И мать, конечно, согласилась. А кто
откажется?
Но решить все с маху в машине не удалось. Женщина еще не окончательно
успокоилась после недавних переживаний. А тут такое предложение. Да и
требовалось еще посоветоваться с отцом.
В ту пору вид спорта, который назывался найсхадом, был еще слабо развит в
нашей стране. Совсем почти не развит. А его - хлоп - и причислили к
олимпийским. А у нас одни разрядники да теоретики. И не из кого составить
команду. Ну, согласитесь, разве можно мириться с таким положением вещей? А
желающих овладеть новинкой было достаточно. Особенно среди тех, кто в
других, более традиционных спортивных дисциплинах уже достиг своей личной
вершины. А всемирная вершина располагалась несколько выше. Чуть, казалось,
выше, а не достать. Потому что в спорте все решают секунды, сантиметры и
граммы. Это же трагедия, если человек шел-шел к сияющей вершине и в самом,
можно сказать, конце застрял. Остается одно - попытаться перепрыгнуть на
соседнюю возвышенность. Потому что возвращаться назад, к самому подножью,
чтобы остаться там до конца своих дней, не хочется. Так не хочется, что хоть
плачь.
И главное, в найсхаде с виду все было просто. Лишь бы голова была на
плечах. И хорошо держалась, и была крепкой. С определенной высоты один из
судей бросал на голову спортсмена пудовую гирьку специальной формы. А
спортсмен гирьку ловил. Головой, понятно. Если получалось нормально, высоту
увеличивали. И тут самым важным было вовремя остановиться. Потому что
голова, случалось, не выдерживала. Но и раньше времени сходить с дистанции
не следовало. Слишком осторожным чемпионский титул не светил. Словом, спорт
как спорт. Спорт сильных, ловких и смелых. Трус ведь не играет в хоккей.
Найсхадом он тоже не занимается.
В общем, тот, кто переметнулся из других видов спорта, высоких
результатов показать не мог. Он годился лишь на то, чтобы заткнуть прореху в
спортивных заявках. Конечно, если всерьез думать, что главное в спорте не
победа, а участие, тогда ладно. Но какой спортивный руководитель и где
повторяет сейчас этот лозунг искренне, покажите мне? А-а-а! То-то.
Так вот и возникла школа олимпийского резерва по найсхаду. И поскольку
Фоме на другой год предстояло пойти в школу, то его родителям и предложили
вариант.
Семейный совет при участии Эдуарда Александровича с правом совещательного
голоса протекал довольно бурно. Тренер вовсю пользовался своим совещательным
правом и, пожалуй, не давал никому рта раскрыть. И если маму удерживали от
окончательного положительного решения опасения за жизнь и здоровье ребенка,
то папу мучили чисто нравственные соображения.
Папа относился к спорту как к явлению в целом отрицательно. А порой даже
очень отрицательно.
- Кого вы растите? - ехидно спрашивал он тренера.
Но тренер слышал подобный вопрос не впервые и был капитально подкован.
- Гражданина и патриота, в первую очередь, - отвечал Эдуард
Александрович, - нравственно и физически здорового человека, способного
решать большие задачи современности.
Аргументы выглядели неоспоримыми, хотя и несколько высокопарными для
нашего времени. Отец Фомы, конечно, не был так подкован, но его вдохновляли
опасения за судьбу единственного сына.
- Красивые слова, - возражал он небрежно, - но это только слова. А на
деле вы воспитываете моральных уродов, с детства избалованных вниманием,
почетом и незаработанными благами. Уверенных, что физические данные важнее
умственных. А говоря проще: "Сила есть - ума не надо". Да разве мы
пострадаем, если не выставим сильной команды по этому вашему найсхаду?
- А вы радуетесь, когда наши ребята побеждают канадских профессионалов? -
подкидывал каверзный вопрос тренер.
И отец, как честный человек, не осмеливался соврать. Правда, было одно
сомнение, не относящееся к данному спорту. Насчет любительства наших
хоккеистов.
- В двадцать лет у него будет всё, - обращал взор к матери Эдуард
Александрович, - он объедет весь мир, поступит в любой вуз, а в более
отдаленном будущем сможет без помех продолжить образование. Уйдя из спорта
по возрасту, а я не скрываю, что это обязательно случится рано или поздно,
он будет человеком с хорошей материальной базой, отменным здоровьем.
Молодым, заметьте, человеком! И, наконец: "О, спорт, ты - мир!"
И жена уже глядела на мужа умоляюще.
Они вышли в спальню для принятия окончательного решения, а Эдуарда
Александровича с собой не взяли.
- Пусть хоть сыночку бог даст счастья! - шептала жена.
- Да разве в этом счастье, счастье в том, чтобы преодолевать трудности! -
неубедительно сопротивлялся муж.
- У него будут трудности...
- Да разве это я имею в виду.
- Ты совсем не любишь нашего Фомушку, я так и знала! - додавила жена мужа
запрещенным приемом.
И он уступил. Это ведь часто так бывает, что человек искренне отстаивает
какие-то идеалы, пока соблазн поступиться этими идеалами не касается его
самого.
Словом, в первом классе Фома уже брал метр. А во втором метр восемьдесят.
Он мог бы, наверное, брать и больше, но ему пока не разрешали, перво-наперво
надо было отрабатывать технику, а рекорды не уйдут. Постепенно у него на
голове стало образовываться специальное углубление для того, чтобы гиря с
головы не скатывалась. Потому что, когда она скатывалась, результат не
засчитывали. Это одна из причин того, что пришедшие в найсхад с опозданием
не могли достигнуть значительных результатов. У них эта лунка для гири
формировалась плохо.
А с виду Фома был вполне обычным мальчиком, красивые волнистые волосы
хорошо маскировали углубление, занятия другими спортивными дисциплинами
закалили его, сделали невосприимчивым к болезням и стрессам.
Он хорошо учился в школе и даже где-то в классе седьмом здорово увлекся
математикой. Но тренер вовремя обратил внимание на это вредное для спорта
увлечение, и математика не успела заметно отразиться на спортивных
показателях юного дарования.
В восьмом классе Фома впервые ездил на международные соревнования, и,
хотя вошел пока лишь в первую десятку сильнейших найсхадистов мира,
нестоящие специалисты поняли, что у мальчика блестящее спортивное будущее.
Он привез с соревнования всякие заморские штучки, в том числе сигареты
для отца и помаду для матери, чем очень растрогал предков.
- А ты помнишь, чего там каркал насчет моральных уродов? - ревниво
припомнила мать.
- Да, признаю, ошибся, - охотно соглашался отец, - у нашего Фомы оказался
большой врожденный запас моральной прочности.
Отец имел в виду свою наследственность.
- А может, и не врожденный, - сомневалась мать, - может, им все это в
школе прививают.
- Тоже не спорю, - снова соглашался отец.
Он, надо сказать, давно уже усвоил аргументы Эдуарда Александровича и
пользовался ими, как своими собственными, выстраданными. Все шло хорошо.
Мальчик должен был калорийно питаться, и ему выдавали для этого всякие
талоны, которые мать отоваривала в специальном магазине. Хватало и мальчику,
и родителям.
Дали большую новую квартиру в центре. Помогли с машиной, с дачей,
- Спорт - это хороший бизнес, - довольно говорил Фома.
И эти слова нисколько не шокировали родителей. Разве отца немного.
Спервоначалу. "Это возрастное", - утешался отец.
В десятом классе Фома привез с чемпионата мира серебряную медаль. Он уже
брал четыре метра и до рекорда мира оставалось совсем чуть-чуть. Он сам стал
ездить на машине, у него появилось много знакомых девушек. Фома часто уезжал
с ними на дачу и возвращался лишь под утро. Но это случалось хотя и часто,
но довольно редко.
- Мой талант - это народное достояние, и я не имею права губить его ради
сомнительных удовольствий, - говорил он важно.
"Серьезный человек вырос, - радовался отец, - весь в меня. С
государственным мышлением".
Фома не курил и не употреблял спиртное, хотя любил угощать всем этим
друзей и подруг. Впрочем, настоящих друзей у него не было. Он всегда держал
дистанцию между собой и ими, не чемпионами. Случались изредка в его компании
молодые писатели, артисты, художники. Но чем они могли заслужить внимание и
уважение выдающегося спортсмена? У них все было в будущем, да и было ли -
еще вопрос. И они исчезали так же незаметно, как и приходили. Фома жил
счастливым настоящим.
Нынешние, лишенные предрассудков девушки даже на улице не давали прохода
Фоме. Его несколько туповатую личность с лихвой компенсировали изысканные
манеры. Не столько изысканные, сколько раскованные. Ну и слава, конечно.
После школы Фома побил мировой рекорд. Низложил прежнего фаворита. Как
говорится, рекорд умер, да здравствует рекорд!
После окончания школы Фома стал студентом какого-то престижного
университета. Он мог бы устроиться в институт физкультуры, но хотелось и
дальше лично возглавлять какую-нибудь турнирную таблицу. Может, в науке?
Молодежные газеты печатали интервью с Фомой на первых полосах. И любили
задавать разные глобальные вопросы. О смысле жизни, например. О любви и
дружбе. О порядочности. Неизвестно, что отвечал чемпион дословно. Но судя по
напечатанному, отвечал весьма толково. Мудро и идейно. И нестандартно.
А иначе и не могло быть, мало разве талантливых ребят обретается по
редакциям в надежде на счастливое будущее.
Одна газета даже опубликовала дискуссию, в которой участвовали два
человека. Фома и один академик. А что, нормально, великий спортсмен и
великий ученый интеллигентно заспорили на, конечно же, глобальную тему. И
родили совместную истину на радость читателям.
Спортивная волна донесла Фому до кандидатской степени и схлынула. Фома
оглянулся на схлынувшую волну и ненадолго огорчился. Но лишь ненадолго.
Впереди была целая жизнь.
Он женился на женщине тихой-тихой. Смирной-смирной. Трудолюбивой и
верной. Занял хорошую должность. Углубление на голове постепенно
заровнялось. То ли мозгами, то ли костью. А что, может быть, и мозгами, чего
улыбаетесь.
Должность попалась настолько хорошая, что пропал всякий смысл дальше
закапываться в науку. Фома был работником такой пробивной силы, что одного
этого качества хватило ему на всю жизнь. Его ценили чрезвычайно высоко.
Фома вырастил детей, выучил их в таких школах, где когда-то в древнюю
эпоху сделали из обезьяны человека. Причем этой обезьяне даже и трудиться
особенно не пришлось. И, конечно же, дети тоже прекрасно обосновались в
нашей жизни.
И однажды, уже на старости лет, Фома случайно забрел в булочную. Совсем
случайно и впервые. И с удивлением узнал, что буханка простого хлеба,
называемого почему-то обойным, стоит шестнадцать копеек.
Он хотел ради хохмы купить сто буханок, тысячу, миллион буханок. Но в
магазине столько не было. И Фома не купил ничего.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 24.09.2002 14:23
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг