бы то ни было снабжении необходимыми вещами извне, поэтому сразу же приняли
решение об обобществлении оказавшейся в частных руках провизии, что,
конечно, не всех привело в восторг, но у всех до одного нашло понимание,
как необходимая мера.
Специальная комиссия сразу же и занялась этим обобществлением, сразу
пошла делать досмотр тумбочек и холодильников, конфискацию излишков.
Еще провели строгую ревизию столовской кладовой, установили нормы
потребления, оказалось, что при скромных пайках можно будет продержаться
недели две. И эти две недели были признаны достаточным для спасения сроком,
потому что если бы их признать недостаточными, то пришлось бы еще
ужесточить нормы, а делать это не хотелось.
Еще одна комиссия занялась ревизией кладовки сестры-хозяйки на предмет
учета теплых вещей. Высота полета, по некоторым наблюдениям, продолжала
нарастать, кроме того, все коммуникации, естественно, не действовали. А на
дворе стояла осень, так что предстояло пережить если и не стужу, то просто
пониженную температуру воздуха. Хорошо, что байковых одеял, а также халатов
и пижам оказалось в наличии довольно много, на каждого участника полета
приходилось по три-четыре комплекта.
Само собой, не забыли строго учесть весь имеющийся в наличии кислород
в баллонах, спирт в сейфе у Фаддея Абдуразяковича, лекарства, особенно -
наркотики.
И третья комиссия, составившаяся из наиболее крепких, а также
нравственно и политически зрелых больных занялась наведением и поддержанием
на должном уровне общественного порядка. Даже не просто порядка, но
дисциплины.
Комиссия назначила командиров в палатах, их заместителей по
политчасти.
А еще за наиболее тяжелыми больными закрепили общественных
попечителей, за слабыми духом - тоже. Особо тяжелых-то, понятно, в
Кивакинской райбольнице не держали, но слабые духом могли появиться в любое
время. Причем слабость духа совсем не обязательно должна была сочетаться со
слабостью тела.
И наконец, был избран, точнее, выделен из состава штаба оперативный
орган для текущего руководства, такой как бы небольшой постоянный президиум
из семи человек во главе с самим Фаддеем Абдуразяковичем. Несмотря на
самоотвод, пусть и не первым заместителем, а рядовым членом, но был введен
в президиум и Самосейкин, введен из чистого уважения, совсем без
определенных обязанностей, в качестве советника какого-то, что ли. И это
растрогало бывшего общественного деятеля.
Только пусть не думает читатель, что всеми этими демократическими
мероприятиями кто-то персонально и единолично руководил, что чья-то
невидимая рука направляла их в нужное русло. Нет! Совсем нет! Разве каждый
из нас не знаком с пеленок с этим ритуалом, разве не впитал его с молоком
матери, разве не способен каждый из нас вполне квалифицированно провести
любое мыслимое мероприятие в духе традиций и демократического этикета?!
Таким образом, никто не остался в стороне от нужной общественно
полезной жизни. Даже обгорелый до неузнаваемости Веня. Его определили
караулить собранные со всех палат домашние продукты. Почему именно его? А
потому, во-первых, что его внешность очень хорошо отбивала аппетит.
Во-вторых, он сам все еще мог питаться только чем-нибудь жиденьким.
И Веня отнесся к порученному делу с предельной ответственностью, он к
тому моменту как раз начал тихонько отковыривать с лица и рук подсыхающие
коросты, а потому постоянно выглядел предельно ужасным.
В общем, за всевозможными выборами никто не заметил, что время
полдника давно прошло и наступило время ужина, то есть продукты,
предназначенные для полдника, сэкономились как бы сами собой, и это
радовало.
Отужинали дружно, и больные, и медперсонал, - все сидели за столиками
вперемешку, как братья по судьбе, которым нечего чиниться друг перед
дружкой. Впрочем, как станешь чиниться, если все кругом при должностях.
Потом так же дружно прослушали вечернее сообщение о дальнейшем
перемещении смерча "Маруся Кивакина". Из сообщения узнали, что подлетают к
великой русской реке Волге, но самой реки не увидали, потому что уже начало
по-осеннему быстро смеркаться. Высыпали яркие звезды, незамутненные на этой
высоте никакой земной грязью и пылью. Весь пылевой столб был ниже, а на
уровне необычного воздушного лайнера лишь плавало несколько обрывков газет.
Спать легли рано, выставив часовых у всех входов и выходов. Этого не
требовала, может быть, обстановка, но требовала дисциплина, потому никто
против стояния на часах не возражал. Даже получился небольшой спор из-за
того, что кое-кому здоровье не позволяло нести службу, а он хотел.
Сознательный подобрался в райбольнице контингент.
Спать легли организованно, но мало кто заснул сразу, многие долго
ворочались в постелях от избытка впечатлений и от нетренированности
психики. Это ведь только космонавты могут безмятежно дрыхнуть в ночь перед
стартом, так их же специально подбирают да еще учат не один год.
Наших друзей уплотнили, теперь все койки в палате стали занятыми,
нужно ведь было освободить спальные помещения для медперсонала, внезапно
оказавшегося на казарменном положении. Друзья уж почти позабыли, что
находятся на излечении. Прекратились колики у Владлена Сергеевича, у
Тимофеева наметилось явное улучшение состояния, дядя Эраст тем более
чувствовал себя прекрасно, но ровно в двадцать три часа вошла в палату,
естественно без стука, медсестра Валентина.
- Всем лечь на живот и приготовиться к бою! - провозгласила она
обычную фразу.
Удивил всех дядя Эраст, он не собирался на сей раз выпрашивать любимую
процедуру.
- А мне не прописано, - сказал он гордо, - так что вот!
- Ошибаетесь, дедушка, на сей раз прописали от чрезмерного волнения,
так что вот!
Он до того изумился, что больше не нашел слов для возражения.
- А вот вам-то точно не прописано, зря вы приготовились, -обрадовала
Владлена Сергеевича медсестра, - вы у нас пока на обследовании, товарищ
член президиума, но вот банка, нужно сделать анализ мочи "по Земницкому",
то есть собрать всю вашу мочу за сутки.
- Как всю?! - изумился Самосейкин. - А если не войдет?
- Если не войдет, получите еще одну, вам понятно?
Член президиума только судорожно мигнул в знак полного понимания. Он,
несмотря на солидный возраст, был всегда очень крепок, в больницах почти не
лежал, а значит, привычки чувствовать себя госпитализированным не имел.
Другому - хоть бы что. А Владлена Сергеевича анализ мочи "по
Земницкому" потряс до глубины души. Но Валентина, словно не видя этого
потрясения, еще добавила строго перед уходом из палаты, не так строго, как
громко:
- И смотрите, товарищ член президиума, если мочи будет мало - придется
все повторить сначала!
А в общем, стоило Валентине удалиться, как о ней сразу забыли. Ну, кто
сразу, кто - нет, но постепенно забыли, вернее, перестали думать. Не могла
же она в самом деле затмить происходящее чудо.
Нужно было экономить свечи, их потушили, едва медсестра вышла из
палаты, а без света довольно быстро гаснет любой разговор, явственнее
ощущается собственное сиротство, какая-то грустная автономность и невольно
хочется молчать и размышлять о вечном.
Дольше всех горел свет в кабинете Фаддея Абдуразяковича, он
распорядился поставить раскладушку прямо на рабочем месте, но она пустовала
почти до самого утра. Главврач, он же председатель президиума, он же
командир летучего корабля сидел за своим письменным столом всю ночь, писал
какие-то свои тезисы на белой бумаге, время от времени прихлебывая из
мензурки для бодрости ума и тела.
А когда он наконец смежил очи, то яркая мысль вспыхнула в
разгоряченном мозгу, и почему только она раньше ни у него, ни у кого
другого не вспыхнула, вот что удивительно и странно.
"Надо с утра собрать все до одной простыни, сшить из них парашют,
какой получится, и растянуть его наверху в стартовом положении. Если смерч
внезапно сойдет на нет - спустимся вниз на парашюте! Нельзя же уповать
только на помощь с Земли!"
Фаддею Абдуразяковичу захотелось тотчас вскочить, объявить свой
гениальный приказ по всем отсекам, но уже не хватило сил разлепить тяжелые
веки. Он провалился в глубокий сон, как в беспамятство, но спал не долго,
был на ногах с первыми лучами солнца, как и подобает общественному деятелю,
стремительно становящемуся видным.
С утра, сразу после завтрака, все способные держать в руках иголку, а
также свободные от иной какой службы занялись шитьем гигантского парашюта.
Никто, естественно, не роптал, все понимали, что так надо, что для своего
же блага нужно стойко переносить все тяготы.
Иголок было маловато, поэтому трудились по сменам, не жалея сил, и
каждый старался прихватить лишние полчаса, час. Разгорелось стихийное
трудовое соперничество между пошивщиками, в котором не было проигравших, а
выигрывали все.
Конечно, никто понятия не имел, как делаются, тем более - как
рассчитываются парашюты, но почти все думали, что дело это нехитрое, что
"не Боги горшки обжигают".
Парашют получился здорово большой, это был квадрат площадью примерно
полгектара, к нему по углам привязали четыре каната толщиной с руку, откуда
только взялся такой редкий такелаж в простой райбольнице, одна из гримас
планового материального снабжения, так надо понимать. Вторые концы канатов
прикрепили на чердаке к трубам какой-то коммуникации, канализации, если
верить доносившемуся из открытых концов труб запаху. Сам купол так же на
чердаке сложили кучей возле слухового окна так, чтобы в случае нужды можно
было его быстренько выкинуть наружу, где он должен раскрыться.
После этого рассеялись у большинства оказавшихся в беде людей
последние сомнения относительно безопасности приключения. Возможно,
некоторые и догадывались, что парашют - не такая уж примитивная штуковина,
догадывались, что он должен быть в изготовлении посложней какого-нибудь
фрака третьей сложности, но вслух никто не решился посягнуть на душевный
покой подавляющего большинства. С большинством, как известно, нужно
обходиться очень деликатно, ведь мы же знаем, из кого оно, безгрешное,
состоит.
Однако парашют шили весь день, и была эта работа довольно монотонной,
хорошо, что монотонность скрашивало социалистическое соревнование.
А в тот день произошло еще большое количество и других событий, более
или менее важных, но дополняющих друг друга и достойных пусть не подобного
описания, но уж простого-то упоминания -обязательно.
Так, едва рассвело как следует, один из впередсмотрящих что-то завопил
истошным голосом. И все услышавшие этот вопль кинулись к окнам, а за окнами
плавал поднятый все той же подъемной силой какой-то предмет в футляре.
Люди уже привыкли, что странный смерч, пленниками или гостями которого
они стали, почему-то больше не захватывает в свой воздуховорот никаких
предметов, не считая пыли, случайных птиц, мусора. А если захватывает
что-то, то оно даже близко не подлетает к больнице, мельтешит в отдалении и
скоро исчезает из вида.
А потому люди удивились плавающему за окнами предмету и захотели им
завладеть. Кто-то быстренько соорудил нечто, напоминающее лассо, потом это
лассо долго и безуспешно бросали все, кому хотелось испробовать свою
сноровку, потом кто-то, достаточно натренировавшись, заарканил все-таки
добычу.
И добыча оказалась довольно мощной батарейной радиостанцией, которую
установили в кабинете Фаддея Абдуразяковича, сделавшемся теперь еще и
радиорубкой. При радиостанции обнаружилась толковая инструкция.
- Ура! - сказал Мукрулло на кратком митинге, посвященном установлению
двухсторонней связи с родной планетой, - склоним головы перед мужеством
тех, кто отважился приблизиться к смерчу вплотную, чтобы послать нам эту
дорогую посылку!
Все послушно сказали "Ура!" и склонили головы перед мужеством тех, кто
отважился приблизиться к смерчу вплотную, чтобы послать нам эту дорогую
посылку!
Все послушно сказали "Ура!" и склонили головы перед мужеством, все
привычно радовались жизни, поскольку просто не успели отвыкнуть от этого
дела. О чем тужить, если, как всегда, есть кому думать за тебя и принимать
исключительно правильные решения! И в то же время сам ты - обязательный
член какой-нибудь необременительной комиссии, что само по себе достаточно
для твоего непритязательного самолюбия.
На должность радиста Фаддей Абдуразякович определил Афано-реля. Он,
еще будучи только главврачом, а больше никем, сразу как-то выделил из
прочего контингента всех наших друзей, в том числе и пока еще
малоразговорчивого Веню. Как-то между ним и нашими друзьями сразу
установились особые отношения. Может, потому, что Владлен Сергеевич
проживал в этой палате, а может, потому, что, вообще, в ней было много
людей неординарной судьбы, людей бывалых, а значит, полезных в любой
нештатной ситуации.
Хотя одновременно, надо признать, получив радиостанцию, Фаддей
Абдуразякович снова стал сдержанно и настороженно относиться к бывшему
общественному деятелю, время эмоций кануло в прошлое, снова стал
главенствующим в отношениях трезвый расчет. Но этого изменения на первых
порах никто, кроме самого Самосейкина, не заметил, а уж он-то обязан был
понимать Мукруллу. Да он и понимал.
И стал бывший древний грек, бывший экономист Афанорель Греков
радистом. И не потому, что здорово разбирался в радиотехнике, не мог он в
ней разбираться, а потому, что показался Фаддею Абдуразяковичу самым
подходящим человеком для составления текстов радиограмм. Ведь эти тексты
должны были звучать на весь мир, а стало быть, иметь такое качество, какое
еще никогда не требовалось от текстов, составленных главврачом лично.
Конечно, лучше всех на эту должность подошел бы какой-нибудь писатель
или хотя бы учитель словесности, но таких специалистов в среде лечившихся
не оказалось. Фаддей Абдуразякович нарочно порылся в историях болезней, но
более подходящих кандидатур не нашел. Зато изучил контингент, чего на
Земле, возможно, не требовалось, а здесь представлялось совершенно
необходимым.
В качестве радиста требовался человек, владеющий совсем особым языком,
языком дипломатического этикета со всякими там "примите уверения", "честь
имею", "глубочайшее и искреннее соболезнование". Хотя последнее, пожалуй,
не должно было пригодиться. И Афанорель действительно владел этим языком.
Он языками вообще интересовался, одно это: "Собирайтесь, девки, в кучу, я
вам чучу отчебучу!" чего стоило. Но если насчет девок выходило у него пока
шероховато и не всегда к месту, то этикет был ему намного родней.
Естественно, он ведь из рабовладельцев происходил, а мы все из кого?
Нам ведь до культуры наших дворян-паразитов еще ого-го. Как было ого-го,
так и осталось. А что дворяне, что рабовладельцы - все эксплуататоры
трудового народа, все культурные сволочи.
Ну, а инструкцию-то они стали изучать на пару. Да в ней и не было
ничего хитрого. Только не забывай рычажок переключать с приема на передачу
да говорить в нужный момент "перехожу на прием", "конец связи", "как
слышите?".
Первая отправленная на родную землю радиограмма была такого
содержания:
"Полет проходит нормально. Самочувствие нормальное. Все системы, кроме
канализации, не работают, но мы и без них обходимся. Питьевой воды в трубах
осталось немало. Готовы к выполнению любых заданий. Главврач Кивакинской
райбольницы Фаддей Мукрулло. Прием".
Ответ шел через минуту:
"Не впадайте в детство, Мукрулло. Не берите на себя лишнего. Работайте
на передачу только в исключительных случаях. Слушайте нас и помалкивайте.
Словом, ведите себя как полагается. Конец связи".
- Хм-м-м, "как полагается!" - буркнул Мукрулло, - а я вам не низший
чин, я лейтенант запаса! Нач-чальнички!..
Но в микрофон с обидой в голосе он сказал такие слова, сделав вид, что
не понял фразу насчет конца связи:
"Я докладывать не обучен. И вообще, я человек гражданский. У нас все в
порядке. Настроение бодрое. Все живы-здоровы. А вы там как поживаете? Все
командуете? Что-то мало толку от вашего командования, небось, насчет
парашюта не додумались ваши спецы. Сами докумекали. Продукты нужны, теплые
вещи. Да и вообще, вы там собираетесь что-то реальное предпринимать?"
Собравшиеся, а в радиорубке в этот момент находились по праву
соратников все наши друзья, кроме Самосейкина, с интересом поглядели на
главврача. Он явно к чему-то интересному стремился, явно решил на виду у
всего мира пойти ва-банк. Что же, вероятно, это имело смысл, хотя риск и
неопределенность были очень велики. Так ведь и полет был, все-таки зря они
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг