вам что-нибудь приснилось.
С общего согласия близнецы улеглись на спины. И сразу замолчали в
ожидании чудесного сна.
Дверь тихо открылась и мама вошла к ним в комнату. Когда-то давно она
всегда заходила поцеловать их перед сном, но потом перестала, сказала:
"Хватит, вы уже взрослые". И вот - вошла.
Неслышно, как мышка, она подошла и молча погладила по головам. Оба
замерли под ее рукой.
- Бедные вы, бедные, - прошептала она наконец. - Взрослые уже. Взрослые
мужчины, да? А живем тут как в монастыре.
Она гладила их по головам, потом ее маленькие ладошки спустились ниже -
на шеи, на плечи.
- Кто же вас выберет, кто пожалеет? Какая девушка?
Мама гладила их по плечам, по груди. Они боялись пошевелиться.
- Я во всем виновата, что родила вас такими. Я. Я и одна помочь вам
могу.
Кто же кроме мамы вас полюбит? Кроме мамы и помочь вам некому.
Из окна в комнату вливался слабый свет. И близнецы не отрываясь
смотрели, как мама встает, медленно расстегивает халат - а под халатом она
оказалась как Венера из эрмитажного альбома.
- Я ведь тоже не старая, мальчики мои. Может, понравлюсь вам.
По радио часто передают арию, которую поет сладкий тенор: "И вот она
без покрывала вдруг предстала предо мной".
Но никогда Борис и Глеб не смели думать, что счастье, доступное
оперному красавцу, достанется и им.
Но мама медлила.
Не мама - мышка. Женщина, прекрасная как на картине - и маленькая
родная Мышка.
Она стояла со стороны Глеба. И Борис видел, как поднялась сильная
правая рука брата и потянулась к Мышке. Маленькая Белая Мышка вздрогнула
от прикосновения, вытянулась и сразу наклонилась, шепча:
- Мальчики мои... кто же... какая другая...
Она гладила обоих, но больше доставалось Глебу, который был ближе.
Глеб вскочил бы, чтобы обнять женщину и повалить на тахту, если бы не
висел на нем гирей брат. А так оставалось принимать ласки и ждать, что
быстрая Белая Мышка что-нибудь сделает сама.
А Борису сделалось страшно. Это был не сладостный страх, пережитый
недавно с Леночкой, а страх панический, позорный. Тогда с Леночкой была
игра, он не мог идти до конца и Леночка не ждала от него этого - и потому
можно было играть роль настойчивого и страстного мужчины. А сейчас не
игра, сейчас не притворишься, сейчас надо доказать свое мужество на
деле... Но вдруг не получится?! Вдруг он опозорится?! Постыдный страх
наростал, захотелось в уборную, немедленно в уборную! Единственное
желание, единственная страсть.
- Идем скорей, - хрипло сказал он. - Дупелиться. Не могу.
- Ты чего?
- Идем, говорю, скорей! Дупель-шесть!
Борис дернулся, чтобы привстать, таща за собой Глеба.
Почти всегда подобные позывы возникают у них в резонанс, но сейчас Глеб
был весь захвачен непривычными ласками и резонанс разладился.
- Лежи ты!
- Идем! Скорей!
- Ну что вы, мальчики, идите, - шепнула Белая Мышка. - Я же никуда не
денусь. Подожду.
Как были, голые, они заковыляли в уборную. Глеб слегка ворчал, но скоро
ощутил, что цель похода близка и ему. Но при этом первым бздуном показал
себя Борька - даже и удачно получилось.
Борис же едва успел донести свой груз до цели. Но все-таки - успел. И
пережил облегчение, как громадное наслаждение, почти равное предстоящему.
- Я тоже, - пришлось признаться Глебу.
И Борис с удовольствием расслышал, что брат выдал примерно такую же
порцию - а притворялся, что не хочет!..
Отдупелившись, они весело пришагали назад.
Мышка лежала, натянув одеяло на самый нос.
- Все в порядке? - спросила она обыденно.
И вопросом этим сделалась еще ближе и родней: значит, между ними нет
стыда, ничего не нужно скрывать, стесняться - как не стесняются друг друга
поневоле Борис с Глебом.
Страх у Бориса прошел совершенно: как получится, так и получится. Перед
ним была ждущая женщина - но и мама, родная Белая Мышка, которая все
поймет и не станет презирать его за то, что в первый раз может получиться
не так уж здорово.
- Животом - хрипло сказал Глеб.
Скомандовал.
А какое право он имеет - командовать?!
- На спину, - ответил Борис.
Они видели ночью фильм по телеку, и там мужчина лежал на спине. Можно и
так, значит.
Если бы лечь животом, Мышка оказалась бы со стороны Глеба - и значит,
он надвинулся бы на нее первым. А если на спине, выберет она. Кого она
выберет?
- Животом давай! - повторил Глеб.
- Не ссорьтесь, мальчики, не ссорьтесь. Все будет хорошо. Ложитесь на
спинки, очень хорошо.
У них-то, раскормленных, "спинки"!
Маму они слушаются, и Глеб больше не спорил. Дружно спиной вперед
близнецы вползли на тахту. И Мышка оказалась со стороны Бориса.
Он потянулся к ней, в первый раз робко погладил такую белую, такую
нежную кожу. Мышка выпрямилась, стоя на коленях. И руки, и щупальца
приподнялись к ней навстречу. А ее ласкающие ладони спускались от головы,
от шеи - ниже...
ниже...
Глеб попытался приподняться правым боком вслед за своей рукой, но
большего он сделать не мог, прикованный к борькиной туше.
А Борис - Борис еще был не совсем готов, и Мышка это увидела, ощутила.
Она поцеловала Бориса и, стоя на коленях, перешагнула к Глебу.
Вот она - столько лет запретная зона! И наконец Глеб оказался в ней
законно. Зона ждала его, устроена для него... Все чувства сосредоточились
в одной точке, как в боеголовке стартующей ракеты.
Дерганья Глеба напрягали и Бориса. Теперь и он был готов, совершенно
готов.
Глебу казалось, он несется в каком-то неведомом пространстве,
ускоряется - и головка взорвалась мягким сладким взрывом.
Нетерпение Бориса стремительно возрастало, пьяная от наслаждения кровь
брата туманила голову, и Борис тоже взорвал свой заряд - из солидарности.
Но взрыв произошел далеко от цели.
Глеб лежал в блаженном изнеможении. Вместе с наслаждением он испытал и
полное моральное удовлетворение: ну вот он и настоящий мужчина.
А Борису сделалось стыдно. Чем они занимаются! то-есть - с кем!.. И к
тому же - без толку. Не донес. А Глеб - Глеб все сделал по-настоящему,
по-мужски...
Мышка гладила Глеба.
- Вот и хорошо, вот и умница... А ты, Боренька?
Ее рука протянулась - и нащупала последствия катастрофы.
- Не вытерпел. Конечно, куда ж вытерпеть, когда рядом такое. Ну ничего,
ты тоже молодец. В следующий раз ты - первый.
Борис почти утешился. Успокоился. С кем они занимались? Да с Мышкой же,
с Белой Мышкой. И больше никого здесь нет. Мышка вся своя, стыдиться ее не
нужно...
- Спите теперь, мальчики, - Мышка поцеловала обоих особенными мягкими
губами. - Спите...
И исчезла.
Привычные слова просились на язык.
"Во дает, - чуть не сказал Глеб. - Дала!"
И не сказал.
"Лучше, чем с девчонками в школе, - чуть не сказал Борис.
- Те сами не умеют, а Мышка научит".
И тоже не сказал.
Не нужно было говорить.
Нужно было оставаться в новом незнакомом мире, в котором не говорят
простых слов. Как во сне...
Наутро они завтракали как обычно. И никто не напоминал о том, что
случилось ночью. Ни она, ни они.
Глеб усмехался про себя, но виду не показывал. Он чувствовал себя
хозяином дома, повелителем. Еще вчера он был мальчиком, который должен
слушаться маму. А сегодня он мужчина - и пусть женщина знает свое место.
А Борис думал, что если бы кто-то посмотрел сейчас на их семью со
стороны, то никогда бы не догадался, что за столом сидит не мать со своими
близнецами, а любовница с любовниками. А может быть, и про многих других -
не догадываются? Живет себе одинокая мать с сыном, или отец с дочерью, или
брат с сестрой - и кто знает, чем они занимаются по ночам?.. То есть с
ними за столом не мама, с ними их Белая Мышка, но ведь и в других странных
семьях найдется Кошечка или Курочка.
Потом Мышка ушла в свою комнату и уселась за машинку, а Борис с Глебом
старались учить уроки, но у них не очень получалось. Они ведь стали совсем
другими, случилось то, о чем они мечтали как о недостижимом счастьи,
предаваясь жалким детским наслаждениям - случилось, вопреки их уродству! И
после этого учить уроки, как вчера или позавчера? Мир изменился, а уроки
остались?
День рассеял чары. Братья больше не пребывали в незнакомом мире - не во
сне, но как бы за гранью яви и сна. Они сидели в своей надоевшей зеленой
комнате, и слова просились наружу.
- А интересно бы сюда какую-нибудь отличницу! - предположил Глеб. -
Урок анатомии и физиологии провести.
- Или училку молодую. Светлану Иванну лучше всего. - храбрясь подхватил
Борис.
- Светочку-Котлеточку.
Светлана Ивановна как раз и преподавала анатомию и физиологию.
- Интересно, она ученикам своим дает? - уже уверенно продолжил
дискуссию Борис.
- Отличникам.
- Или наоборот: объясняет на опыте тем, кто плохо понимает.
- Тогда все скажут, что плохо понимают.
- А мы бы ей сами урок анатомии устроили! - догадался Борис. - Такой
анатомии она больше нигде не увидит!
Да-да, они не только инвалиды, не только жалкие уроды. Они - чудо света.
Так что еще и непонятно, стыдиться ли им своего устройства, или
гордиться небывалым строением? По настроению. До сих пор они чаще
стыдились. Но, может быть, зря? Заурядных одинарных людей миллиарды, и
кому они интересны?
А они - двойные - единственные! А уж учительнице анатомии интересно бы
вдвойне посмотреть на них - раздетых, чтобы разглядеть все их
анатомические секреты.
Посмотреть. И испытать на себе.
Стыдиться им себя - или гордиться собой?
Оказывается, все зависит от точки зрения.
В воображении Бориса возникла сцена приема где-нибудь в Голливуде: они
с Глебом в специально сшитом двойном смокинге (мама такой, пожалуй, не
сошьет) идут мимо дам в стотысячных туалетах, мимо мужчин в смокингах же;
у всех в руках хрустальные бокалы с шампанским, все поздравляют их,
единственных и неповторимых сиамских близнецов, а внизу ждет новенькая
машина от Дженерал моторс - "кадиллак", например...
Интересно, что за рулем всегда будет Борис, потому что руль в машинах
слева. Правда, в Японии выпускают машины с правым рулем, но Голливуд в
Америке, и Дженерал моторс в Америке, а в Америке на машинах руль слева.
Глеб будет завидовать, но ничего не поделаешь...
И тут Борис вспомнил, что одной рукой машину не поведешь, а жалким
щупальцем ни руль крутить не получится, ни переключать передачи.
А Глеб в это время придумал, что именно в них должна влюбиться
какая-нибудь кинозвезда. И не какая-нибудь, а самая-самая - кто сейчас
вместо Софи Лорен? Влюбится, потому что обычные мужья ей надоели, а вот
такого - двойного - нет ни у кого. Еще и найдутся другие многие звезды и
звездочки, которые попытаются их отбить, так что самой первой и самой
догадливой придется держаться за них всеми ручками. А они еще подумают,
оставаться ли с ней...
Мышка заглянула к ним перед обедом.
- Ну что, мальчики, котлеты есть будете? Я фарш купила. Знаете, сколько
теперь фарш стоит? Самый изумительный взяла, парной. Нельзя же мужчинам
без мяса!
Мышка торжественно и многозначительно подкладывала им котлеты, они
жадно ели и думали, что вчерашняя ночь повторится снова.
По радио запел хор на слова Пушкина: "Восстань, боязливый!" Дальнейших
слов было не разобрать, но самые первые - самые интересные. Но к близнецам
заклинание Пушкина уже не относилось. В первую ночь - пожалуй, в первую
ночь заклинание бы пригодилось, особенно Борису, но теперь он уже это
преодолел.
И Мышка снова неслышно пробралась к ним. На этот раз Борис наконец-то
попал в запретную зону. В запретный рай... Так вот та ось, вокруг которой
вращается Вселенная. Или, по крайней мере, - Земля!
Земля вращалась все быстрее; и вдруг ось начала резко вибрировать - как
волчок, исчерпавший вращение (папа когда-то подарил игрушку). И не только
- ось. Мышка вся дергалась в судорогах - бедная маленькая мокрая Мышка.
Борис испугался было, что сделал что-то не так, даже собственное его
райское блаженство от испуга ослабло, но потом что-то вспомнил, сообразил,
что этого-то Мышка и хотела. В этих вибрациях ее мечта и ее награда!
Насколько же мощнее и дольше ее вибрации, по сравнению со сладким
взрывом боеголовки. Землетрясение - рядом с горячим гейзером!..
А Глеб ей вчера землетрясения организовать не смог. И значит, вчера у
Мышки получилась только репетиция, зато сегодня - настоящая премьера!
Глеб порадовался за Борьку, что брат его догнал в развитии. И не
ревновал, что с Борькой Мышка поймала полный кайф. Потому что вчера Глеб
ее разбудил для радостей - как Спящую Красавицу от долгого сна. Вчера
разбудил - ну а сегодня заплясала.
И вдруг он как-то спокойно понял, что глупо они подозревали подряд всех
заказчиков, никто ее не раздевал после отца. Мышка столько лет ждала и
терпела, терпела и ждала. И дождалась. Поэтому теперь Мышка больше
благодарна им, чем они - ей...
- Ой, мальчики, - шептала Мышка, - мальчики...
И еще что-то - совсем неразборчиво.
Шептала, пока они не заснули.
Борису приснилось, что он один. Отделился. Собственная отдельность
снилась ему не раз, но никогда - так ясно. Вот он просыпается - и он один.
Правый бок затянут кожей точно так же как левый. А прошлое - прошлое было
нелепым сном: будто родился сросшись с братом и жил так, словно с огромной
живой опухолью на боку. Но наконец нелепый сон кончился и он просыпается -
один.
Отдельный человек. Такой как все. Ничего больше не надо: быть
отдельным, таким как все! Вот он вскакивает - легко и свободно, и от
легкости подпрыгивает почти под потолок. Поворачивается, наклоняется, идет
сам куда хочет - и не нужно никакого другого счастья! Идет в уборную. Даже
пойти самому в уборную, спустить самому штаны, не подлаживаясь под брата -
уже счастье!
Да, хотелось в уборную... Борис проснулся. И еще не пошевелившись, еще
не слыша дыхание брата, только по привычному чувству натяжения в правом
боку понял, что то был сон. Что по-прежнему он прикован к брату так
крепко, что каторжник с цепью на ноге - свободный человек.
И вспомнилось письмо из Дженерал хоспитал, о котором он старался не
думать.
Письмо, в котором американский профессор объяснял, что разъединить
близнецов можно было бы, но выживет при этом только один. И потому они не
возьмут на себя такое решение.
Хорошо им рассуждать об этике - свободным одинарным людям. Хорошо
советовать привыкнуть и терпеть! А если бы этот профессор, этот Рубль
родился таким - он бы терпел?! Неужели не понять, что лучше жить одному,
чем мучиться вдвоем?!
Глеб тоже видел очень яркий сон. Как будто они летят куда-то на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг