вокзале.
- Дорогая, это мольбы и страсти. Пока есть жизнь, будет и этот грохот.
Я не могу их выключить. Тихим был только Хаос.
- А что вообще Ты можешь?!
- То же самое, что и Ты: у Нас равные возможности.
- Но Ты все-таки мужчина. Хотя - какой Ты мужчина, если ничем не
отличаешься? Договорились просто: Ты, видите ли, среди Нас - мужчина.
- А Ты хочешь поменяться?!
- Не знаю. Кажется, ничего Я уже не хочу. Что же, так и заниматься всё
время этой мелочью на планетах? Надоело, честное слово!
- Давай займемся Друг Другом.
- Давай! Я только об этом и твержу. А как?!
- Ну - поговорим.
- Вот именно - поговорим! Только и можем, что поговорить. Но не можем
заняться Собой.
- А как это - Собой?! Да и понравится ли?!
- Последние планетяне и планетянки занимаются - и им нравится!
- Мало ли, чего им нравится. Все эти кожные ощущения им тоже нравятся.
- Да, а Мы можем только смотреть, как они млеют от удовольствия.
Жалкие, слизкие, смертные - а вот млеют себе, а Мы не можем.
- Именно потому, что Мы-то - не слизкие и не смертные.
А значит и чувствилища иметь не можем. А где нет чувствилища - там нет
и ощущений.
- А Я хочу и того, и другого: и слизи, и бессмертия!
- Так не бывает. Или - или.
- Зачем же тогда Наше всемогущество, если везде это противное слово
"невозможно", везде препоны?! А Ты ничего не можешь сде...
Тут прямо на полуслове Оно выключило воображение. И с облегчением
убедилось в Своем единстве и неделимости. Хорошо что состоявшаяся беседа -
всего лишь повернувшая вкривь мечта, хорошо что можно мгновенно рассеять
воображенных собеседников. Такая непрерывная перебранка - хуже чем
непрерывный рев Вселенной, чем стенания страдающей жизни.
А если бы Оно в минутном замешательстве поверило бы в мираж вечной
взаимной любви и разделилось на Него и Нее?!
Слава Себе, что Оно этого не сделало. Ведь тогда уже ничего нельзя было
бы поправить.
Разделение приносит больше борьбы, чем любви. Оно поставило вселенский
опыт, убедилось - и не сделает этой поистинне роковой ошибки! Нет-нет,
коротать вечность можно только в блаженном единстве с Самим Собой -
то-есть в одиночестве. А то с ума сойдешь от непрерывных распрей!
* * *
Дионисий привык и совершал исцеления каждый день. А когда не
получалось, ясно, что сами немощные и виноваты - не очистили мысли, не
покаялись искренне, не поклонились Небесным Супругам.
Свои действия он мысленно называл святотехникой. Подошел старик,
согнутый в пояснице. Клава, приведшая старика, приговаривала:
- Сейчас выздоровеешь, дедушка. Учитель скажет слово, попросит Отца и
Матерь Своих Небесных - Они и излечат. У нас и не такие излечивались. Всё
хорошо будет, дедушка. Раз пришел к нам, раз поклонился Учителю - значит
всё будет хорошо.
- Только - того, - просипел страждущий.- Я уже у одного лечился -
экстраспеца. И - ничего.
- Потому что все они шарлатаны,- без малейшего сомнения заверила Клава.
- Только у нас прямая Истина, нашему Учителю, своему Сыну, Небесные
Супруги прямо из рук в руки передали.
Старик радостно закивал.
Дионисию всегда весело в такие минуты. Он - совершает чудеса, Он
повелевает волей и самой судьбой этого очередного пришельца, и многих
других. Люди кажутся маленькими далеко внизу - как маленькие футболисты,
бегающие, чтобы развлекать его. А Он - сверху - вершит ими с почти
Божественной силой.
Сомнений в Себе Он не испытывал. Даже в тех случаях, когда никакого
улучшения не происходило - всё правильно, не каждому желает помогать
Божественная Чета! Но такое случалось редко - хоть малое улучшение
наблюдалось почти всегда, и любое облегчение сразу зачислялось в чудеса.
Старик смотрел с почтением и надеждой. Отрок перед ним - святой и
сильный, Ему доступно то, чего никогда не сделать самому старику. Все
свершится силой и волей Божией, явленной через Отрока. Легко и прекрасно -
довериться.
Дионисий, торжествуя, протягивает руку. Он чувствует, определенно и
ясно чувствует, как Божественная сила льется из Его руки в старика. В
диагноз Он не вникает: Божественная Сила Сама разберется, куда приложиться.
Старик тоже в восторге: настал счастливый миг, Святой притронутся к
нему - и он распрямляется наполовину. Какая разница - что наполовину, а не
полностью. Все-таки он стал прямее, чем был уже много лет. Чудо свершилось.
- Чудо! - возгласила Клава.- Божественное Чудо!
Вот так всё просто.
Дионисий словно бы видит умственным взором огромную площадь, всю
заполненную людьми, стоящими на коленях и разом кланяющихся до земли -
огромную площадь словно замощенную вместо круглых булыжников склоненными
спинами. Так будет!
Так будет очень скоро!! И Он погружается в торжество и счастье.
По залу, по лестнице, по открытому двору-курдонёру уже перекатывается
молва: "Чудо! Еще одно чудо свершилось!"
И сам старик, который по дороге к дому согнулся почти в прежнее
положение, готов подтвердить каждую минуту любому встречному, что чудо с
ним на самом деле произошло.
Онисимов подошел почтительно, но все равно отвлек земными разговорами
от приятного переживания:
- Ушел мент. Но надо искать другую резиденцию. Нельзя будет здесь
надолго остаться. Я договорился, что пока не тронут, но надо искать.
Да, Дионисий главнее всех королей и президентов, но нужно
договариваться с каким-то местным ментом.
- Ищи,- отмахнулся Дионисий, не желая слышать низменных подробностей.
- Будет даже лучше: найдем загород, чтобы благостная природа вокруг.
- Иди и ищи,- капризно повторил Дионисий.
Благословил. Развязал Онисимову руки.
* * *
Господствующее Божество оставалось в сомнении. Возможность
существования Вышнего Н/Н лишало привычного чувства самодостаточности и
неуязвимости.
Но сомнение - элемент личной жизни, жизни неведомой Ему прежде.
Занявшись Собой, разбираясь в Своих сомнениях, Оно - удивительно сказать -
более полно почувствовало Себя, убедилось в Собственном отдельном
существовании. Присущее Ему изначально чувство безграничности отрицало,
естественно, всякую отдельность, а когда появилось подозрение, что
существует Некое Н/Н, недоступное Его пониманию и даже восприятию, тогда
же появилась и отдельность, отделенность от того что Не-Оно. Странное
состояние: неприятное, раздражающее - но и непривычно волнующее. Не знало
Оно никогда прежде страха - и в страхе отыскался оттенок сладостности
тоже. Хотя горечи все же больше.
Предстоящая вечность, казавшаяся прежде неотъемлемым Его свойством -
преимуществом ли, проклятием, другой вопрос, но - свойством, оказалась под
сомнением. А что если таинственное Н/Н пожелает - и прекратит?! Никогда
прежде Оно не допускало мысли о возможности собственной смерти, и вот
такая мысль появилась. Просуществовало Оно половину вечности - и
достаточно?! Дурацкое понятие и ничуть не математическое, поскольку
вечность не делится пополам, но как это обрисовать иначе: существовало Оно
извечно до какого-то момента Икс - и может прекратиться? А дальнейшую
вечность будет обеспечивать либо Само непознаваемое Н/Н, либо иное
назначенное Им Господствующее Божество II.
В какой-то момент вечность не то что бы сделалась Ему в тягость, но уже
показалось, что ничего принципиально нового не может произойти в созданном
Им Космосе - и постоянные повторения грозили апатией. Но мысль, что это
может прекратиться, что Его сознание может погаснуть точно так же, как
гаснут сознания разумных и неразумных планетян, хоть людей, хоть кошек, не
знающих о собственной смертности - мысль о прекращении Его сознания
показалась невозможной, нелепой - и страшной в этой нелепости!
Ну не может же быть!!
Ну а Кто тогда создал Господствующее Божество?! Каков механизм влияния
Его Слова, которое разом преобразило Хаос в Космос?! Раз нет у Него
ответов, значит нет и гарантий на будущую вечность.
Ничего нового Оно уже не могло придумать, один и тот же вопрос
возвращался, не принося с собой новых ответов. Это и мучительно:
навязчивое повторение одного и того же безответного вопроса, неумолимое
повторение одного и того же страха, от которого не находилось защиты!
Мелким планетянам умирать легко: они ведь и проживают до смерти так
мало. А когда Оно уже просуществовало половину вечности, слишком многое
пришлось бы потерять!
Мелкие планетяне в обмен на краткость своих существований получают
полноту ощущений, недоступных Ему; Оно же как компенсацию за свою
стерильность должно было хотя бы бесконечно длить Свое сознание - и
теперь, так ничего не ощутив, Оно должно прекратиться?! Ужасно и
несправедливо! Нужно было испытать страх уничтожения, чтобы понять
наконец, как прекрасно и интересно бесконечно наблюдать игры собственных
творений. а Оно-то не ценило, считало это занятие чем-то само собой
разумеющимся, неотъемлемым Его правом. А вот, быть может, право-то и
отъемлемое!
Занятое новыми Своими переживаниями, Оно менее внимательно смотрело
разворачивающиеся перед Ним бесконечные вселенские игры. Не смотреть Оно
не могло: совсем выключить всеведение тоже, как и многое, вне Его власти,
но смотреть менее внимательно, сбив фокус, Оно очень даже может и
практикует. Тем более, в такой момент, когда под вопросом вся будущая
вечность. И неукротимый вселенский рев звучал привычно и приглушенно, как
шум отдаленного морского прибоя.
* * *
Благоговение перед Учителем Клава все-таки сочетала с практичностью.
Поторопилась она, решила завести ребенка от Виталика, сохранить его род -
а то могла бы родить сына от Сына Божия! Как мужчина Он ее не волновал, но
тут важен факт, а не волнение!
А на следующем этапе своих практических рассуждений Клава сообразила,
что дети рождаются не только после девяти месяцев, но и после семи! И
выживают. Уж Сын-то Божий обеспечит такое маленькое чудо своему
собственному Сыну - ведь Внуку Божественному как-никак!
Клава узнала теперь, чего она хочет: родить вопреки всем срокам
Небесного Внука, пристать таким образом к Небесной Семье. И медлить нельзя
было - ни дня не медлить, ведь коварные сроки поджимали! Нельзя было
медлить - значит надо было срочно найти возможность привести к себе
Светлого Отрока.
Олене мысли родить Божественного Внука в голову не приходили. Она была
всем довольна и так: Учитель сказал, что душа ее Гаврюши наслаждается на
Небесах.
Там же в Храме она встретила землячку. Анфиса Калязина была из строгой
староверской семьи, и Олена удивилась, увидев ее здесь в греховном городе,
новом Вавилоне. Анфиса сказала, что такие нетленные тела, как то, что
выставлено здесь в Храме, не раз откапывали на Севере, потому она и
пришла. А дальше ее путь на Алтай: Север заполнили бичи и разбойники, и
святой Край Божий перешел теперь на Алтай, многие праведники с Двины и
Сухоны потянулись туда. В Горний Эдем, как прозвали свое новое пристанище.
И она следом.
Олене нравилось здесь, около гроба мученицы, но не нравилось в вонючем
дымном городе. И правда - Вавилон. Она позавидовала Анфисе, уезжавшей на
чистый Алтай. Олена сразу поняла сердцем: да, Горний Эдем открылся именно
там!
Левон, ничего не зная о предстоящем переезде, стал ходить дежурить в ДК
Пищевиков, охранять гроб мученицы. И вовремя! К нему снова заявился Стас,
передал, что Колян собирает команду. Левон, торжествуя, попросил передать,
что он теперь состоит в охране ХБС, и что ему строго запрещено участвовать
в любых посторонних акциях.
Колян услышал - и не стал наезжать на Левона: Колян слышал про этот
Храм у Пищевиков, знал, что контора серьезная. Да и вообще, у него золотое
правило: с политикой и религией не связываться! Себе дороже. Тронешь
политиков или святых - большая вонь поднимается. Достаточно для прокорма
простой торговли.
Пустынцев стал очень нервным и редко ночевал в своей любимой квартире,
в которую вложил столько души и денег. Хотя Дионисий и успокаивал, киллеры
чудились ему повсюду. Он уже прослышал, что с его грузом пришло вложение
непосредственно из Колумбии: прослышал стороной, а верный Зина ему ничего
не сказал. Значит, Зина уже считает его, Пустынцева, лишним. А лишних
людей в современной России пристреливают, чем современная Россия и
отличается от эпохи классической литературы, когда о лишних людях писали
длинные романы.
Все волновались вокруг, и только Дионисий оставался безмятежен: чудеса
совершались по мановению Его рук, Его любили и Ему кланялись - чего ж еще?
В поисках Пустынцева в ДК зашла Галочка. Дионисий как раз собирался
домой. Увидев ее, предложил снисходительно:
- Садись, подвезу.
От приглашений в красивые машины Галочка не отказывается. Они прошли
мимо дежурившего Левона, и оба даже не посмотрели. И Левон понял, что
нельзя подойти ни к Дионисию, ни даже к Галочке, пока та идет с Учителем.
Левон узнал свое место - и смирился.
- Это же сережин "ауди",- удивленно сказала Галочка, когда перед нею
распахнулась дверца.
- Теперь мой,- небрежно заметил Дионисий.
И Галочка подумала, что Денис оказался не тем лопухом, за которого она
его раньше держала. Ангелок-ангелок, а в люди выбился! То-есть Учитель
Дионисий, а не одноклассник Денис - почувствовала принципиальную разницу.
* * *
Мысль о Вышнем Н/Н всё больше нервировала Господствующее Божество.
Допустить существование силы, неподвластной Ему, необоримой Его силами,
было почти что смерти подобно.
Да-да, Господствующее Божество вечно и бессмертно потому, что Оно -
единственное и высшее во всей Вселенной. Снова и снова Оно думало о том,
что если выше затаилось Н/Н, то Н/Н, возможно, властно и над Его,
Господствующего Божества, существованием?!
Оно вспомнило тех странных планетян, которые кончали с собой в страхе
перед смертью. Психологический парадокс, который Оно прежде понять не
могло: умереть из страха перед смертью. Нет-нет, Оно никогда до такого не
дойдет, да и не в Его силах прекратить собственное вечное существование:
Оно вездесуще и нет у Него жизненного центра, на который можно
воздействовать: самоубиваться Ему - все равно что пырять океан ножиком. Но
только теперь, ощутив веяние возможной смерти, Оно наконец поняло, что это
такое - страх смерти, который постоянно давит многих впечатлительных
планетян. Если продолжить сравнение: океан не может уязвить сам себя, но
Оно может взорвать всю планету, по которой разлит океан...
Теперь Оно поняло и планетян, но есть великая разница: планетяне обычно
закалены многими ежедневными невзгодами, Господствующее же Божество
никогда не знало ни единой невзгоды, и неведомое прежде чувство личной
опасности потрясло Его - Оно почувствовало Себя так же, как изнеженный
маменькин сынок, внезапно попавший в жестокую казарму.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг