Он улыбнулся отстраненно и погладил Зою по голове - жестом старшего и
умудренного пророка:
- На тебе, Зоя, печать благодати Божественных Супругов.
Не сомневайся, Они любят тебя.
И Сам почувствовал, как усилилось исходящее от Его чела сияние. Про
СПИД Он, конечно, слышал, как образованный старшеклассник, но не думал,
что модная зараза относится и к Нему.
А Зоя, только что направлявшая порыв неумелого мальчика, тоже приняла
Его старшинство и почтительно поцеловала руку, так недавно бродившую по ее
общедоступным прелестям.
Денис усмехнулся:
- Христос апостолам ноги мыл. А ты, наоборот, вымой-ка мне.
Зоя поспешно принесла таз и стала омывать мальчику ноги. Потом не
удержалась и стала целовать каждый пальчик - как делают только маленьким
детям.
Новое наслаждение побежало Ему по позвоночнику. Никогда Он не испытывал
такого - чтобы Ему целовали каждый малейший палец на ногах. Он смотрел на
склоненную спину Зои - и предвидел, что все так склонятся перед Ним, все!
А Зоя обцеловала все пальчики, потом вытерла ноги грязным полотенцем,
натянула носки, чтобы ноги не замерзли, тем же полотенцем вытерла и
забрызганный пол.
- Хочешь, Ты будешь спать, а я Тебе всегда пяточки чесать?
- Хочу,- равнодушно одобрил Денис.
Благословил.
* * *
Господствующему Божеству понравилось - мечтать. Мечтать о разделении на
две Ипостаси - с тем чтобы немедленно слиться в безграничной Божественной
любви. Предавалось Оно мечтаниям с такой силой воображения, которая делала
мечту почти неотличимой от реальности. Именно - почти, так как оставалась
возможность вернуться, перемечтать заново: пережитая мечта доставляла
почти такие же сильные чувства, как и пережитая реальность, но не несла с
собой непоправимости свершившихся реальных событий в потоке реального
времени.
Когда нет расставаний, нет и встреч. Но даже при неразрывном Их
существовании бывают паузы, и возобновившися после молчания разговор
подобен встрече после разлуки.
- Мы снова вместе, Дорогой.
- Да, Мы всегда и снова вместе, Любимая!
- Давай все-таки, Дорогой, устроим Вселенную по-новому, по-Нашему. Это
хмурое одинокое Оно не понимало, что значит радость жизни.
- Конечно, давай устроим, Дорогая! А как Ты хочешь?
- Ну, Мы говорили про любовь через борьбу, которую Оно развело на
планетах. Ну что всё о планетах, да о планетах?!
Надо начинать с галактик - они все-таки заметнее даже на фоне
бесконечности. Встречаются довольно-таки большие большие галактики, с ними
трудно управляться, они замусориваются, в них протираются черные дыры. А
давай Мы их разукрупним?
- Можно, конечно. А если там уже внутри образовались связи? Мы
галактику разделим, разведем - и соседи потеряют друг друга.
- А для связей можно, наоборот, сливать небольшие обитаемые галактики,
соединять. Проснулись планетяне, глядь, а на соседней звезде, пожалуйста,
интересная жизнь. Подлетайте познакомиться!
- Надо только подобрать как следует сырой материал: какие делить, какие
сливать.
- Конечно, Мы всё учтем. Пересмотрим все варианты.
- Но это Мы опять будем стараться для других, для малых планетян. А
давай Я что-нибудь сделаю для Тебя. Ты любишь вспышки сверхновых?
- Но это же может быть опасно для кого-то?
- Подумаешь, Вселенная бесконечна, галактикой меньше - Мы и не заметим.
Зато красиво.
И, не дожидаясь Её согласия, вернее, прекрасно видя Её мысленное
согласие, Он тут же запалил подвернувшуюся галактику, которая вспыхнула
как бенгальский огонь.
- Красиво. Спасибо, Милый. И Ты это сделал только для Меня?
- Конечно, только для Тебя.
- А там были обитаемые планеты?
- Какая разница? Все равно жизнь на планетах кончается рано или поздно.
Он кстати вспомнил этих смешных галантных землян: неужели настоящий
мужчина думает, каких букашек он раздавит, когда собирает букет для
любимой?! Или, каких пташек выкинет из гнезда, когда рубит дерево, чтобы
построить дом для семьи?! Мужчина даже и не поймет, если его спросить про
выброшенных из гнезд пташек: о чем говорят, что за ничтожные, просто
оскорбительные придирки, когда он строит дом для семьи, гнездо для его
человеческой любимой и его человеческих детей! Ну что ж, пусть влюбленные
мужчины из той галактики в последний момент успеют почувствовать себя
такими же ничтожными пташками и букашками под рукой влюбленного Бога!
- Конечно, ты прав, Милый: эти мелкие жизни кончаются, и только Мы
будем любить Друг Друга вечно.
Вот только не придумывалось, как бы еще покрасивее любить вечно? Разве
что взорвать для полноты страсти еще одну галактику? Или разом целый букет?
Господствующее Божество улыбнулось: да, всё может получиться довольно
увлекательно. Но надо прояснить еще некоторые моменты, прежде чем решиться
на необратимое раздвоение.
* * *
Родители Дениса так и не решились заявить в милицию.
- Ты его оттолкнул, ты его не понял! - твердила Людмила Васильевна день
и ночь мужу.
Игнатий Игнатьевич не спорил. Он сам не понимал, как мог всерьез
возмущаться, чего-то говорить о богохульстве в ответ на смешные
мальчишеские похвальбы. И злился не только на себя, но и на свое
нововерие, которое сделало его нудным догматиком, убило простые семейные
чувства. Раньше, когда они с Людой читали самиздат и слушали записи
Окуджавы, дома у них было гораздо сердечнее. А вместе с иконами,
лампадками, поминаниями Воли Божией на каждом шагу, заползло в дом
холодное лицемерие.
Вот и сын ушел.
Игнатий Игнатьевич почти не верил в несчастный случай.
Нет, сын ушел, оставил злой холодный дом.
Людмила Васильевна тоже не верила, что с Денисом несчастный случай.
Мальчик ушел - конечно, ушел из-за изверга-отца, который не понял и не
поддержал его. И чтобы уверить себя в том, что Денис жив и здоров, а
также, чтобы быть готовой к его появлению, она шила придуманную ею синюю
крылатку - фирменный костюм для молодого Сына Божия, как мальчик себя
назвал.
А для морального облегчения Людмила Васильевна всё выкладывала мужу:
- Потому что ты мало обращал внимания на ребенка. Не влиял как мужчина.
Наверное, уволокли его какие-нибудь девки. Конечно, мальчик неопытный.
Неужели я всё должна сама?
Знаешь, как раньше поступали в хороших домах? Подкладывали горничную
или какую-нибудь бедную родственницу, чтобы на глазах, чтобы мальчик не
рвался на сторону к каким-нибудь ужасным бабам. И ты бы мог как мужчина.
Если бы ты был настоящий мужчина.
Игнатий Игнатьевич старался не слушать. Действительно, опасностей в
городе много для неопытного сына: и бабы, и наркотики, и преступные
компании. В чем-то даже жена права, как ни странно, если не обращать
внимания на то, что сама себя ни в чем не винит, сваливает на мужа.
- Настоящий отец давно бы весь город перевернул, а нашел бы ребенка!
Игнатий Игнатьевич даже не стал спорить: мол, не в милицию же идти с
заявлением.
А между тем Денис наконец вспомнил, что земные-то формальные родители
до сих пор ничего не знают! Позвонил по новому сотовому телефону.
- Мама, это я.
Дождалась!
Людмила Васильевна взорвалась вопросами и страхами:
- Ты где живешь?! Как питаешься?! Что ты надумал такое?! Как будто мы
не создавали тебе условия!
- У меня всё в порядке. Искать меня не надо. Когда будет надо, я
позвоню сам.
- Подожди, подожди! Я тебе сшила! Я подумала, что если ты Сын Божий,
если нам ниспослано Второе Пришествие, ты должен выделяться. Я тебе сшила
такую накидку, чтобы сразу все видели! Посмотри на картинах: Христос
всегда одет иначе, чем окружающие. Надо выделяться. Это элементарный закон
дизайна:
надо выделяться, надо бросить яркое пятно!
Денис прислушался с интересом. Действительно, надо сразу выделяться
зрительно. Пятно - прием правильный.
- Хорошо, я пришлю.
- Но я хочу сама... Поцеловать тебя...
- Не беспокойся, я пришлю за твоей накидкой. Еще не время, когда надо,
я тебя призову. А пока пришлю своих учениц. Ты им передай. Спасибо. И
прими мое мысленное целование, матерь моя земная.
И повесил трубку.
Успокоил, чтобы не дергались. Но долго разговаривать с земными
родителями не хотелось: чужие они, не о чем разговаривать, а притворяться
незачем. Его родные - здесь, его семья новая - здесь. Потому что здесь
настоящая любовь, настоящая тепло. Все им восхищаются - куда уж теплее.
А какая-то накидка - какая-то накидка может и пригодиться. Шить земная
мама умеет.
Онисимов тоже решил позвонить по телефону - новому богатому брату
Сереже. Чтобы добавил недостающие баксы сразу - пока не забыл.
А Пустынцев провел тяжелый вечер. Когда ощущаешь затылком нацеленный
немигающий зрачок ствола, лучший способ отвлечься - как следует врезать.
Что и приходилось проделывать всё чаще. Вечером становилось хорошо и
беззаботно на душе, зато утром - совсем плохо. В такую минуту и позвонил
настырный попрошайка, который прилепился к наглому мальчишке, метящему в
святые.
- А чего собственно? - подозрительно переспросил Пустынцев.
- Ты же обещал. А тут как раз надо срочно...
Онисимов еще не придумал, что за надо заплатить срочно - но Пустынцев и
не дал договорить:
- Все хотят - подоить. За золотую сиську подержаться. А какие у меня
гарантии? Если бы гарантия, что у твоего пацана надежная система
предупреждения - тогда и заплатить не жалко. А так - какие гарантии?
Может, он, наоборот, подослан - чтобы усыпить. Сейчас никакой банк самый
херовый кредит не даст без гарантий, а меня за идиота держите?!
- Но Сережа! Ты же сам... ты же убедился... ты же обещал...
- Ни черта я не помню, никаких таких обещаний. Ни хера я не убедился!
Доят всякие!
Пустынцев швырнул трубку.
В плохом настроении он бьет трубки - как колотит посуду истеричная жена.
Онисимов в недоумении смотрел на свою трубку - замолчавшую. А деньги
были так близки, так возможны!..
* * *
Конечно, Господствующее Божество помнит всё, что случилось на любой
планете и в любой галактике в целом. Но Оно редко что-нибудь вспоминает.
Воспоминания Ему абсолютно не нужны и неинтересны. Вся предыдущая история
привела к тому мигу, который переживается сегодня и сейчас. Только в этом
функция прошлого. А интересен именно миг! Каждый мелькающий миг, каждый
момент игры. А когда игра сделана, счет известен, это уже неинтересно.
Зато очень интересно, чем закончится только что начавшийся следующий матч.
Мгновения прекрасны именно тем, что непрерывно сменяют друг друга. И
остановка невозможна. Даже Само Господствующее Божество не в силах
остановить движение - целых галактик и вращающихся электронов. Не в силах,
да Оно бы и не желало - остановить. А приверженность к истории - это
жалкое желание остановить и законсервировать ушедшие мгновения. Тогда как
прекрасен и ценен только переживаемый миг!
И между прочим, миг уравнивает Господствующее Божество с малой
букашкой. Потому что, если не вспоминать прошлое - забыть, что букашка или
даже разумный планетянин когда-то родились, начались, если не знать, что
планетяне и даже букашки смертны, и значит будущие их коротко и непременно
закончится уничтожением - если не думать об этом, то в переживании
настоящего мига любая тварь может наслаждаться полнотой чувств, и не
завидовать бессмертному Божеству. Неразумные твари так и делают - и в этом
смысле они ближе к Божеству, чем планетяне, называющие себя разумными, но
разум которых часто сводится лишь к воспоминаниям о прошлом и страхам
перед будущим. А недоступное мелким планетянам Божественное совершенство
как раз и состоит прежде всего в полноте восприятия каждого мига, не
омраченном ни воспоминаниями, ни страхами.
* * *
Клава упорно ухаживала за Виталиком. Два дня прошло, а она так и не
понимала, слышит он что-нибудь или нет? Кормила и поила она его с ложки -
и он покорно открывал рот, как маленький.
Спала она тут же рядом. и охранники спали тут же. Тут же они пытались и
курить, но Клава отрывочными словами, а пуще резкими жестами объяснила им,
что курить рядом с больным нельзя. И это оказалось очень полезным
объяснением.
На третий день они привыкли к ней и невольно притупили бдительность.
Теперь они стали часто выходить на улицу - перекуривать вдвоем, потому что
курить в одиночестве почти так же скучно, как и пить. Курение - прежде
всего форма совместного мужского досуга. Клава нередко тоже перекуривала с
ними, потому что такое занятие сближает. Трудно подозревать того, с кем
выкурена не одна пачка сигарет.
В перекуры она почти не разговаривала со стражами, но и молчание
сближало. А стражи даже радовались иногда перекурить без постороннего, и
занятые своими разговорами, конечно уж не прислушивались, что там говорит
пленнику русский доктор. Тем более, свой мужик - курили вместе.
Оставшись в очередной раз без присмотра, Клава решилась и шепнула:
- Виталик, ты меня слышишь?! Виталик!
И безразличный его взгляд, кажется, сфокусировался.
- Виталик!
Он приподнял голову. посмотрел осознанно.
- А?.. Что?.. Где я?!
- Тихо. Ты в плену у чеченцев.
- Гады! Как я попал?!
- Тихо. Потом расскажу, потом.
- А ты кто? Голос знакомый.
- Я - Клава. Только молчи, не показывай, что знаешь меня. А то убьют
или сделают еще хуже.
Виталик посмотрел вполне осмысленно и впервые ответил:
- Да... Плен... Клава...
Ну вот, начал соображать!
- Поправляйся быстрей, тогда мы убежим. А пока - не подавай виду!
- Да... Убежать... - согласился слабосильный больной.
Положение осложнялось тем, что стражи были очень старательными
мусульманами - как и большинство истинных чеченских патриотов. И
следовательно - не пили. А то так бы удобно и традиционно: споить стражу!
* * *
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг