Переход не был особенно утомительным для маленького Хуги. Они шли на
юг медленно, постоянно останавливаясь и кормясь. Главный Джунгарский
перевал одолели при тихой солнечной погоде и затем день за днем уходили все
дальше и дальше на юг. Осень с ее дождями и ветром осталась позади, но путь
их не прекращался.
Всю зиму до весны они прожили в южных отрогах Тянь-Шаня, изобилующих
горными озерами, доходили почти до Турфанской впадины, дно которой намного
было ниже уровня моря. Здесь лакомились диким высохшим виноградом, добывали
сусликов, а в реке Или на мелких разводьях ловили рыбу.
Хуги заметно повзрослел, голова его обросла длинными волосами, он уже
легко переносил длительные переходы и не боялся заморозков. В мае ему
исполнилось три года, но ростом и телом он напоминал четырех- или даже
пятилетнего. Руки вытянулись и окрепли. В них появилась сила. Он мог
выворачивать из земли камни, когда случалось вместе с Розовой Медведицей
разрывать сурчиные норы. Тело, шоколадно-темное, было сплошь покрыто
ссадинами и рубцами. Кожа огрубела, стала плотнее и толще и не чувствовала
боли. Если бы его увидели люди, они непременно сказали бы, что это детеныш
дикого горного человека, обитающего в недоступных местах. Слухи о снежном
человеке давно уже ходили меж кочевниками Памира и Тянь-Шаня.
За зиму Хуги познакомился со многими обитателями южного Алатау. Он
видел снежных барсов и понял, что такое запах страха, видел точно таких же
зверей, как его Розовая Медведица, и испытал при виде их запах тревоги и
беспокойства. Наблюдал из-за укрытия стадные переходы диких свиней под
охраной злобных и опасных вепрей. Встречался с рысью, вспугнутой и
обращенной в бегство медведицей, видел пятнистых и хищных кошек, обитающих
у рек и ключей, поросших тугаем и тальником. Нос к носу сталкивался с
серыми и красными волками и сам пугал их криком, похожим на рев медвежонка.
Многие боялись и убегали, но чаще он сам, читая по слогам книгу звериной
жизни, искал защиты у Розовой Медведицы.
За это время она так сжилась с ним, так его полюбила, что готова была
за его жизнь сцепиться с кем угодно. Не было для нее роднее существа, чем
Хуги. Теперь они понимали друг друга не только при помощи жестов, но и
звуков. А звуков было много, и все были разнообразны.
Как-то наткнулись в верховьях Или на вырубку леса, и запахло
человеком. Хуги, лежа за сваленным бурей деревом, долго нюхал наплывающий
издали дымок костра. В нем зашевелились какие-то смутные чувства,
взбудораженные этим дымком, и в памяти оживало нечто забытое. И медведица,
словно опасаясь, что он уйдет на этот дымок, ревниво и угрожающе зарычала.
Хуги послушно поднялся и пошел следом за нею.
Стояла весна. С гор веяло теплым ветром, и Розовую Медведицу снова
потянуло на север. Путь через хребты и перевалы всегда был тяжел и иногда
сопровождался длительной вынужденной голодовкой. Но, преодолев его однажды
с Хуги, медведица теперь не боялась. Если мальчик уставал, то цеплялся за
ее мохнатый бок, или они просто отдыхали, довольствуясь неприхотливым
подножным кормом.
Но как-то раз, измученный, два дня уже ничего не евший, Хуги лег среди
голых камней и не захотел вставать. Розовая Медведица знала, что эта полоса
гольцов совершенно пустынна и на ней не найти ни растительной, ни животной
пищи. И она торопилась преодолеть эту полосу. Хуги же обессилел настолько,
что не мог идти. Он только молча смотрел на Розовую Медведицу, как бы
говоря, что у него нет сил. Она попробовала поднять его носом, как делала
не раз, но Хуги отмахивался от нее и утомленно ворчал. Она посидела возле,
поскулила, а потом встала, тревожно понюхала влажный, сырой ветер, ничего
не сулящий, кроме снега, и решительно пошла прочь. Хуги проводил ее
безучастным взглядом. Вот она последний раз показалась среди черных мокрых
камней, нагроможденных в хаотическом беспорядке, и скрылась.
Звериная школа жизни сурова. Как только ты встал на ноги, как только
научился самостоятельно добывать пищу и прятаться от врагов, ты уже не
вправе рассчитывать на помощь близких тебе сородичей, ибо их долг перед
тобой выполнен до конца и ты уже становишься в тягость тем, кто тебя
породил и преподал тебе самые первые и необходимые для продления жизни
уроки мудрости.
Перед опасностью равны все. И Хуги, должно быть, понимал это. Он
положил голову на вытянутые руки, плотнее вжался в холодные камни и,
чувствуя себя обреченным, молча заплакал. Лицо было спокойным и ничего не
выражающим, но из глаз катились крупные слезы. Втягивая ноздрями воздух, он
тоже, как медведица, чуял опасность. Она кралась к нему из черной пасти
каменного ущелья...
Он был слабее и меньше, когда проходили они с Розовой Медведицей это
голое каменное безмолвие. Но перед тем как одолеть его, медведица добыла в
низине двух жирных сурков, и Хуги ел до отвала. Поэтому суточный переход по
гольцам выдержал даже с некоторым запасом сил. К тому же шли медленно, без
особого напряжения, и черные дикие утесы, покрытые белыми шапками снега, не
грозили метелью. Теперь же она надвигалась неотвратимо.
В камнях со свистом завыл ветер, метнув на голое тело Хуги первую
пригоршню колючего снега. Снег сам по себе не страшен. Мальчику не раз
доводилось на перевалах преодолевать снежные пространства. Но тогда было
тихо, спокойно и солнечно, а сейчас надвигалась буря, от которой прячется и
убегает все живое. Хуги не мог убежать.
Еще ударил порыв ветра, пройдясь по спине мальчика словно наждаком.
Потом вдруг повалил крупный снег. Ветер куда-то исчез, и только где-то
далеко-далеко в отвесных каменных утесах он все еще выл и метался загнанным
зверем.
Хуги, собрав остаток сил, пополз, облепленный мокрым снегом, ища
укрытия. В десяти шагах от него нависал небольшой козырек, под которым
сиротливо торчало несколько кустиков прошлогодней ветреницы. Он подобрался
к ним и снова лег, как можно плотнее вжимаясь в расселину.
Но вот в каменных утесах снова забился и загудел ветер, а вскоре с
сумасшедшей силой пронесся и над перевалом. Вокруг стало темно. Поднялась
метель. Порывы ветра секли кожу забившегося в камни Хуги. Вот теперь он
по-настоящему почувствовал холод. А ветер кружил, гудел, заметал мальчика
снежными хлопьями все больше и больше, пока, наконец, он не почувствовал,
что ему стало тепло, уютно, и пока он сам не растворился в этом тепле и
блаженстве.
Но Хуги очнулся. И очнулся действительно от тепла и тяжести. На нем,
прикрывая его телом, лежала Розовая Медведица. Он высунул из-под ее лап
голову и увидел, что кругом все бело и сама она белая-белая. С ее морды
упал на его затылок ком мягкого снега. Он заворчал недовольно, а она
заскулила, лизнула горячим языком щеку. И тут он учуял запах мяса и перьев.
Перед ним лежала каменная куропатка - кеклик. Где и как довелось добыть
осторожную верткую птицу, об этом знала только медведица и, добыв, принесла
ее своему голому медвежонку. Она вернулась вовремя. Еще бы несколько минут,
и теплый мех уже не отогрел бы Хуги.
Малыш с изумлением смотрел на окостеневшего сизовато-розового кеклика
с пестрыми крыльями и черным галстуком на груди, а затем схватил его и стал
с остервенением есть холодное мясо. Розовая Медведица, склонив лобастую
голову, искоса, молчаливо радуясь, наблюдала за ним. Она была тоже очень
голодна, но даже маленького пера не посмела взять в рот, чтобы не обидеть
обессилевшего питомца.
Хуги был спасен, но на всю жизнь запомнил белую, воющую, как волчья
стая, метель, от которой много раз потом приходилось бежать, потому что она
была страшнее всякого лютого зверя.
6
На полпути к родным местам Розовая Медведица снова повстречала
Полосатого Когтя.
Она с Хуги паслась на поляне, поедая молодые побеги белокопытника.
Хуги старательно обрывал со стеблей крупные треугольные листья с
беловойлочным подбоем. В пищу годны были только хрустящие на зубах черенки.
Иногда попадался дягиль или борщевик - их тоже можно было употреблять. Но
лакомством считался трубчатый кумызлык. Для Хуги это было давно знакомое
растение. Еще со своими сверстниками, которые помнились уже смутно-смутно,
бегал он по горам, срывая хрупкие стебли кумызлыка.
Полосатый Коготь появился на опушке леса бесшумно - большой, с
неслинявшей шерстью и поджарыми боками. Зима, как видно, прихватила его в
северном Алатау, и он вынужден был залечь в берлогу. Теперь одиноко бродил
по альпийским лугам в поисках пищи и самки.
Розовая Медведица узнала его, но испугалась за Хуги. Им и раньше
доводилось встречать сородичей, но они спешили уйти от них, чтобы не
попадаться на глаза. Но тут Полосатый Коготь застал их врасплох. Розовая
Медведица предостерегающе заворчала, подошла к Хуги и встала над ним,
готовая его защищать.
Полосатый Коготь подходил медленно, внюхиваясь. Он видел какое-то
голое существо, совсем не похожее на медвежонка, и это смущало. Он был
кроткого нрава и без надобности никогда не вступал в борьбу с кем бы то ни
было. Розовую Медведицу он тоже узнал и обрадовался, но вот детеныш
озадачил.
- Хр-р-ррр! - оскалила она зубы.
Полосатый Коготь сел и благодушно зевнул. У него, видно, было хорошее
настроение. Розовая Медведица заворчала еще раз, а потом лизнула Хуги в
затылок. Маленькие желтые глаза Полосатого Когтя с любопытством
посматривали на странного звереныша, а полураскрытая пасть ухмылялась.
"Ну, если это голое существо, - говорила ухмылка, - так тебе дорого, я
не против. Я тоже не причиню ему зла. Но это существо не нашего подобия,
хотя и пахнет медвежьим духом. Оно очень похоже на человека. А что такое
человек - я знаю. Однажды он так больно укусил меня громом, что я долго
отлеживался и зализывал рану".
- Ау! - рявкнула медведица и, оставив Хуги, подошла к Полосатому
Когтю.
Они обнюхались. В сердитых глазах Розовой Медведицы все еще было
недоверие и недовольство. Но Полосатый Коготь неожиданно опрокинулся на
спину и стал кататься по траве. Это был добрый знак, знак покорности, знак
уважения к тем, кого он встретил.
Осмелев, Хуги на четвереньках, с опаской приблизился к медведице и
стал разглядывать валяющегося на траве зверя.
"Чего ему здесь надо? - взглядом говорил Хуги. - Его следует прогнать.
Пусть он похож на тебя, но он чужой и пахнет от него чужим зверем".
Между тем Полосатый Коготь поднялся и, приблизясь к детенышу,
напоминающему человека, вытянул морду, чтобы обнюхать. И в это время
странный детеныш кошкой подскочил кверху.
"Тац!" - щелкнули его зубы.
Полосатый Коготь попятился - гляди ты, какой сердитый! - снова сел,
урча и повизгивая, не зная, как же теперь быть.
Розовая Медведица и Хуги снова занялись своим делом, отыскивая дягиль
и белокопытник. Полосатый Коготь посидел, похрюкал и тоже начал пастись.
К вечеру Хуги и Полосатый Коготь познакомились окончательно. А еще
через день между ними началась дружба.
Так втроем они и дошли до родных мест.
* * *
Хуги с любопытством наблюдал, как Полосатый Коготь, вдосталь
повалявшись в собственной моче, подходил к деревьям и терся головой о кору,
оставляя на ней грязные и пахучие метки. Таким образом он переметил многие
деревья, постепенно обходя старые владения Розовой Медведицы. Попробовал и
Хуги метить деревья, и у него получалось неплохо, хотя он не знал, что так
медведи "огораживают" свои участки от бродячих, не помнящих родных мест
сородичей. Чужие владения неприкосновенны, как и чужая добыча. И об этом
надлежит знать каждому.
За то время, что они не были здесь, ничего не изменилось. Все те же
стояли снежные кряжи и пики: один был похож на верблюжьи горбы, другой на
островерхую муравьиную кучу - и так без конца, насколько хватал глаз. И
нижние волны гор, покрытые хвойным лесом, тоже были очень знакомы, особенно
их склоны, которые кое-где бурели каменистыми россыпями; все так же
красочно и заманчиво влекли к себе выходы темных скал, окруженных молодой
альпийской зеленью. Хуги помнил, что под какой-то скалой в яблоневом поясе
должна быть пещера, где он прожил с Розовой Медведицей остаток лета и
большую часть осени. И сам, еще не понимая почему, он забеспокоился,
перестал приглядываться к Полосатому Когтю и делать то, что делал медведь.
Ему не терпелось найти пещеру, и он уже несколько раз порывался уйти от
своих воспитателей и заняться поисками. Но Розовая Медведица по-прежнему
была чутка и внимательна.
Заметив его отсутствие, она прекращала искать пищу и, подняв морду,
сердито звала:
- Ху-ги!
Он вынужден был покоряться. Однако проходило время, и мальчик снова
бежал к какому-нибудь скальному выступу, показавшемуся знакомым. Но его или
возвращал короткий рев, или он убеждался, что это не тот выступ, и понуро
плелся обратно.
На пещеру набрел Полосатый Коготь. Впрочем, если бы он знал, что Хуги
разыскивает именно ее, то отыскал бы к ней путь без всякого труда: память
зверей в таких случаях действует безотказно, но они никогда не думают о
том, что в данный момент им не нужно. А в Хуги жил человек, который умел
по-человечески тосковать о прошлом и помнить то, что не было
необходимостью.
Как он обрадовался, когда увидел и узнал свое логово! Он прыгал,
что-то даже пытался выразить человеческим языком, вбегал в пещеру и вновь
выскакивал из нее. Полосатый Коготь, сидя на задних лапах и склонив
огромную голову, с интересом посматривал на Хуги, словно пытался понять,
почему тот так радуется пещере, когда вокруг стоит теплая зеленая весна и
залегать в спячку совсем нет нужды.
А Хуги, вдосталь напрыгавшись, проворно побежал на четвереньках к
расселине, где жил давний его знакомый - барсук Чуткие Уши.
Чуткие Уши, верный своей оседлости, лежал на боку, подставив солнцу
заметно отощавший за зиму рыжий живот... Хуги тихонько хрюкнул, барсук
поднял черно-полосую голову и прислушался. Однако вокруг было тихо и
спокойно. Тогда он сел и, почесав за круглым ухом, стал раскачиваться взад
и вперед. Хуги высунул из травы черную голову и хрюкнул громче.
Чуткие Уши вздрогнул и, не желая больше испытывать судьбу, полез в
нору.
Хуги был доволен. Полдня его не покидало хорошее настроение. Резвясь,
он дергал Полосатого Когтя за уши, за хвост, а когда тот лениво поднимал
лапу, чтобы наказать шалуна, резво отскакивал и начинал перед ним прыгать,
урча и взвизгивая. Один раз он даже забрался на его широкую холку, сел
верхом и заверещал от восторга. Полосатый Коготь миролюбиво замотал головой
и, не обращая внимания на седока, пошел себе дальше, срывая по пути стебли
белокопытника. А Хуги сидел на нем, как на лошади, и колотил пятками в
лохматые бока.
- Хр! Хр! - кричал он, и его звонкий голос совсем не походил на
медвежий.
А когда Полосатый Коготь и Розовая Медведица легли в тени, спрятавшись
от полдневной жары, Хуги лег ей под бок и, положив голову на ее лапу,
крепко уснул.
И впервые приснился ему связный сон. Он видел своих настоящих отца и
мать, видел двоюродных братьев и сестер, с которыми бегал по лугу взапуски,
видел дядю Ибрая, двух его жен - старую и молодую - и всех трех престарелых
тетушек. И во сне вспомнил, что мать он называл "ана", а отца - "ата" и что
отец подсаживал его на лошадь, в кожаное седло, и давал ему черные ременные
поводья, и он, колотя голыми пятками в бока лошади, заливисто смеялся и
кричал: "Хр! Хр!"
От собственного немого крика он и проснулся. Медведи, утомившись от
жары и сытости, крепко спали, спокойно посапывая, а Хуги лежал с открытыми
глазами, глядел в далекую синеву неба и вспоминал сон, чувствуя всем своим
раздвоенным существом, что сон зовет его вниз, в долину, где цветут красные
маки, где пасутся овцы и лошади и где обязательно должна стоять юрта, в
которой ждут его отец с матерью.
Хуги осторожно отполз, не потревожив сна медведей, потом поднялся во
весь рост и бесшумно скользнул в зеленую чащу арчи.
Солнце клонилось к закату. Темные тени были прохладны и приятны голому
телу. Местами, продираясь сквозь заросли, он скользил по склону на коленях,
которые не чувствовали ни острой щебенки, ни твердости камня, затем снова
поднимался на ноги. Он уже не испытывал неудобства, передвигаясь и на
четвереньках, но в основном, как и прежде, ходил по-человечьи, и это делало
его еще более выносливым и подвижным.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг