Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
кроме  кучи  пахнущей  горелой  шерстью  золы,  не  было.  Тогда  он обратил
внимание  на  сплошную  россыпь  красных  маков,  росших неподалеку. Мальчик
засеменил   туда,   надеясь  все-таки  отыскать  отца.  Близко  к  красному,
привлекающему  глаз  полю  стояли  кусты,  сплошные,  частые,  а за ними уже
начинался подъем на гору.
     Садык  вошел  в  маки,  высокие,  скрывающие  его  с  головой. Тяжелый,
перезревший  цвет забивал ему рот сухой розовой пылью. И, почти задыхаясь от
этой  пыли,  от ее приторно-сладковатого запаха, уже ничего не видя вокруг в
сплошном  красном  омуте,  он потянулся вверх. Приподнялся и... замер. Прямо
перед  ним  стоял  огромный,  косматый злой дух. Мальчик хотел крикнуть и не
сумел,  а  злой  дух  шагнул  к  нему  и,  вытянув трубкой губы, рассерженно
выдохнул:
     - Ху-ги!
     Затем   поднял   лапу,  большую,  когтистую,  какая  и  должна  быть  у
джес-кангана,  с силой пригнул мальчика к земле. В следующую секунду мальчик
уже ощутил, что страшный злой дух куда-то понес его, и потерял сознание.

                                   * * *

     Очнулся  Садык  в  пещере. Кто-то заботливо и нежно вылизывал ему щеки.
Он  увидел  чьи-то  глаза,  почувствовал  горячее  смрадное  дыхание, и лишь
теперь у него, содрогнувшегося от ужаса, только хватило сил закричать:
     - Ана-а-а!
     Злой  дух  зарычал  и  отпрянул  и  долго потом сидел на задних лапах и
сверкал  из  темноты  то  гаснущими, то разгорающимися угольками глаз. Садык
исходил  воплем,  а черная в темной пещере косматая глыба смотрела на него и
смотрела.  Мальчик надрывался до тех пор, пока не обессилел вконец. Потом он
припал  головой  к  сухой  травяной  подстилке,  перемешанной  с свалявшейся
шерстью, и крепко, беспробудно уснул.
     Утром  его  разбудил  мягкий  толчок. Садык открыл глаза и снова увидел
прежнего  злого духа, но странно, злой дух не только не съел его, но даже не
причинил  боли,  и  мальчик уже без слез, без крика в первый раз внимательно
взглянул  на косматое чудище. Оно о чем-то урчало, мягко и монотонно, совсем
как   собака,   и,   склонив  набок  голову,  тоже  похожую  на  собачью,  с
любопытством его разглядывало.
     Садык  уже не кричал. Он только дальше забился в угол, съежился, втянув
голову в плечи, и так сидел не шелохнувшись
     А  Розовая  Медведица  в  свою  очередь  тоже переживала самые сложные,
противоречивые  для  себя  чувства.  Потеря  единственного  медвежонка,  еще
маленького,   беспомощного,   к   которому   она   питала  нежную  любовь  и
привязанность  и  который доставлял ей столько приятных хлопот, была для нее
слишком  глубокой  утратой. Она не могла бы еще долгое время погасить в себе
материнский  инстинкт и свыкнуться с одиночеством. Ибо всякая утрата у зверя
ли,   у  человека  ли  требует  восполнения.  Это  закон  жизни.  И  Розовая
Медведица,  еще  во  многом неопытная, ни разу не видевшая людей, неожиданно
наткнулась  на  человеческое дитя, тоже беспомощное, маленькое, напоминающее
чем-то  встававшего на дыбы медвежонка, и не только не причинила ему зла, но
еще  и  поняла  своим бессознательным инстинктом, что это внезапно найденное
ею  существо, единственное в своем роде, только и способно теперь восполнить
ее утрату.
     Когда  приемыш,  придя  в  себя, дико заголосил, она растерялась и даже
обиделась,  сбитая  с  толку.  Она могла бы оборвать этот вопль одним ударом
лапы,   словно  писк  сурка,  но  чувство  необходимого  восполнения  утраты
оказалось сильнее, и тогда обида и растерянность сменились любопытством.
     Всю  ночь  Розовая  Медведица не выходила из пещеры, лежа подле спящего
ребенка;  она  вдыхала  его  запах  и  видела в сумеречной темноте, как он в
задранной  рубашонке  тихо  сопит  носом  и  вздрагивает, точь-в-точь как ее
медвежонок.  Только  было  странно,  что этот неведомо чей детеныш почему-то
абсолютно гол и у него очень нежная кожа.
     Утром  она  разбудила  его, толкнув носом. Так она всегда делала, чтобы
поднять  медвежонка  и  идти с ним добывать пропитание. Но приемыш забился в
угол, и медведица поняла, что он никуда не хочет идти.
     Она  посидела  возле,  озадаченно поурчала и вышла. Но не ушла, а стала
заваливать лаз пещеры разбросанным вокруг хворостом.
     Испуг,   страдание,  боль  всегда  потом  вызывают  глубокий  сон.  Это
естественная  защита  от потрясения, за порогом которого может стоять только
смерть.  И  природа разумно оградила и человека и животного от этого порога.
Поэтому  мальчик,  как только ушла медведица, снова впал в забытье и спал до
тех  пор,  пока  она  не  вернулась.  Когда  очнулся,  то увидел перед собой
большого,  жирного суслика. Он помнил, как совсем недавно старшие ребятишки,
с  которыми  бегал  вместе,  добывали  таких  же сусликов при помощи петель,
сплетенных  из  конского волоса, и называли их балпак. Они говорили еще, что
их  можно есть, что у них вкусное и нежное мясо, как у барашка, но почему-то
отдавали  собакам.  Мальчик  не  протянул руки и не взял суслика, как хотела
того медведица.
     Так прошел еще один день.
     Садык  мучился  теперь  от  жажды. Внутри у него все горело. Губы и рот
пересохли,  слюны  во  рту не было. Среди ночи он наконец не вынес мучения и
выполз  из  пещеры.  Розовая Медведица лишь подняла голову и следила за ним.
Потом  вышла  следом и увидела, как приемыш ползает по росистой траве, жадно
хватая  ртом  мокрые  стебли  травы.  И  опять инстинкт, тот самый инстинкт,
повинуясь  которому  она  носила  к водопою медвежонка, заставил понять, что
новый  ее  детеныш  хочет  пить. Она подошла, спокойно и осторожно взяла его
зубами за холщовую рубашонку и понесла к горному ключу.
     С  каким  вниманием  и  любопытством она наблюдала за тем, как он пьет,
припав  черной  головой к воде. В эту минуту он совсем почти не отличался от
потерянного  медвежонка. Он даже урчал слегка от жажды и нетерпения. А потом
она  видела,  как  он с таким же нетерпением и жадностью грыз задушенного ею
суслика.
     В  эту  ночь  свершилось великое чудо природы - голод и жажда заставили
человеческого детеныша стать сыном Розовой Медведицы.

                                     4

     Наступала  пора  созревания  плодов.  В яблоневом поясе гор много зрело
кислицы,  урюка, вишен, барбариса. В эту пору медведи особенно набирают жир,
готовясь  или к дальнему переходу на юг, или к спячке. Но Розовой Медведице,
так  неосмотрительно взявшей на себя роль матери нового питомца, было сперва
не  до  сбора  диких плодов. Не убив и не бросив приемыша поначалу, несмотря
на  то  что  он  доставил ей сразу массу хлопот и неприятностей, побуждаемая
все  тем  же  инстинктом  материнства  к  сохранению  беззащитного существа,
способного  заменить  ей  пропавшего  медвежонка,  она уже попросту не могла
лишить  его  своей  опеки.  А  мальчику  больше  ничего  не  оставалось, как
постепенно  привыкать  к  новому положению и новым условиям. Всегда, везде и
во  всем  труден  лишь  первый  шаг. И этот шаг благодаря голоду и жажде был
сделан им.
     Но  еще  долго  мальчик  пугался  дикого  зверя, приносившего ему еду и
таскавшего  его  к  водопою, пока страх не был окончательно вытеснен из него
заботами   молодой  медведицы.  Прошлое  расставалось  с  ним  неохотно.  Он
отчетливо  помнил  мать,  отца,  детвору  из  аила,  дядю,  теток,  особенно
байбиче,  которая  была ласковей остальных. Но заученные им слова уходили из
памяти  быстро.  Их  настойчиво вытесняли странные рыкающие звуки медведицы.
Чаще  всего  он  слышал  в  ее  призывном  выдохе  отчетливый горловой звук:
"Хууги-и".  И  этот  звук постепенно становился его новым именем. Как только
Розовая  Медведица  издавала его, он послушно шел к ней и старался делать то
же,  что делала она. Но ходить и бегать предпочитал все-таки как и прежде, а
не  на четвереньках. И это, очевидно, сохранялось в нем не только от прежней
привычки,  но  еще  и  от  подражания:  медведи,  обирая  на деревьях плоды,
оглядывая  окрестности или просто ради забавы, нередко встают на задние лапы
и даже ходят, как человек.
     На  втором  месяце их совместного существования Хуги научился лазать по
деревьям,  довольно цепко хватаясь ручонками за ветви, чем всегда приводил в
восторг  Розовую Медведицу. Он оказался даже послушнее, чем ее медвежонок, и
она дорожила этим. Так они оба привыкали друг к другу.
     Иногда  она  уводила  его  высоко  в  горы,  к  альпийским лугам, и они
охотились  на  сурков.  Там, где Хуги не мог перелезть через упавшее дерево,
она  брала  его  сзади  за  остатки  изорванной рубашонки и помогала одолеть
препятствие.  Хуги  проворно  бежал  следом,  но  мог,  опять-таки  подражая
медведице,  опуститься  и  на  четвереньки  и  тоже  передвигаться  довольно
быстро.  Колени  его  грубели,  на них стало появляться что-то вроде жестких
подушечек.
     Приступы  тоски  по  ближним становились все реже и реже. И всегда, как
правило,  их  глушил  голод.  Два  или  три раза мальчик болел расстройством
желудка,  но постепенно научился есть почти все, что ела медведица, больше и
больше  приобщаясь к звериному образу жизни. Стал понимать жесты медведицы и
различные  оттенки  ее  урчания.  И все это схватывал в слепом, не требующем
ума, подражании.
     Был   ясный   и   теплый   день.   Горные   пики  искрились  на  солнце
ослепительными  шапками  вечного  снега.  А  ниже, на альпийских лугах, было
тепло  и  зелено,  горный воздух был чист, прозрачен, и дышалось удивительно
легко.  На  каменных  выступах,  на фоне синего неба, стояли, застыв в своей
созерцательной  неподвижности,  тау-теке  -  горные  козлы. Их огромные рога
царственно  венчали  гордые  бородатые  головы.  Небольшое  стадо  паслось в
расселинах  скал.  Но  когда  какое-нибудь животное вдруг лениво и грациозно
перемахивало  с  камня на камень, то столько в этом было спокойного величия,
уверенности  и  точности,  что  даже Розовая Медведица, безразличная к тому,
что недосягаемо, завистливо ворчала, глядя на акробатические прыжки.
     Внезапно  на поляну выбежал красный волк, обнюхал воздух и безбоязненно
сел, поглядывая на Розовую Медведицу и Хуги.
     Мальчик  увидел  его  первым,  и  в  памяти  всплыли собаки, охраняющие
стадо.  Волк  чем-то походил на них, только не был косматым и уши его стояли
торчком.  Мальчик  смело  пошел  на волка. И тут позади раздалось знакомое и
требовательное:
     - Хуги-и!
     Мальчик  угловато  попятился, а Розовая Медведица, воинственно рявкнув,
кинулась  к  волку.  Тот  лязгнул  зубами  и  бросился  бежать сломя голову.
Медведица  вернулась,  подошла  к  Хуги и в первый раз наградила его крепкой
затрещиной,  а  потом  долго  не могла успокоиться, урча и взвизгивая. Обида
Хуги  скоро  забылась, а урок остался: понял, что небольшого красного зверя,
так похожего на собаку, следует опасаться.
     В   другой  раз  он  оказался  свидетелем  новой  встречи  с  неведомым
существом.  Это  было  неподалеку  от  пещеры,  в  которую  они  всякий  раз
возвращались на ночь.
     Ниже  по  склону,  в  расселине,  там,  где выдавались из нее слоистыми
плитами  камни,  уже  давно жил барсук. Розовая Медведица об этом знала и не
проявляла  к  барсуку  никакого  охотничьего  интереса.  Он тоже был для нее
недоступен.  Зверек,  величиной  с  небольшую  собаку  и чем-то напоминающий
огромного  суслика,  только  остроносый,  обычно грелся на солнце. Но стоило
ему  едва  заслышать  шорох,  как  он  мгновенно  скрывался  в норе, вырытой
глубоко  под  каменными  плитами.  Но  на  этот раз Розовую Медведицу что-то
заставило обратить внимание на дремлющего барсука.
     Тихонько  хрюкнув,  Розовая  Медведица  припала  к земле, что мгновенно
сделал  и  Хуги, и стала осторожно подползать с подветренной стороны к норе.
Так  они  проползли  метров двадцать и затаились совсем неподалеку. Мальчик,
чуть  высунув  из  травы  голову,  внимательно разглядывал лежащее перед ним
животное.  Оно  было  буровато-серым  и даже с каким-то песочным оттенком, с
серебристой  рябью.  От носа к затылку тянулась белая полоса, щеки тоже были
белыми,  зато через глаза и прижатые к затылку уши проходили черные тесемки,
грудь  и  жирное брюшко отливали темно-бурым цветом. Очевидно, этот зверь не
только  не  внушал  опасения, но и сам боялся, коль за ним охотилась Розовая
Медведица.
     Спустя  некоторое  время  медведица  снова  поползла  к барсуку. За ней
неотступно полз и Хуги, постигая секреты охоты.
     До  барсука  оставалось  не больше десяти метров, когда он вдруг почуял
опасность.  Розовая  Медведица  рванулась к норе, чтобы преградить ему вход,
но  барсук  опередил  буквально  на  полсекунды.  Когтистая  лапа  медведицы
оставила только глубокий след на мшистом ребре камня.
     Как  бы  чувствуя  неловкость  перед приемышем, Розовая Медведица долго
изливала  в  недовольном  урчании  свою  досаду и все подпихивала Хуги носом
ближе  к  норе,  словно говоря: "Запомни запах. Этого зверя можно есть, но у
него  очень  чуткие  уши".  Таким он и запомнился мальчику. Но как же дорого
обошелся ему впоследствии этот несвоевременный урок...
     Уходила  пора  плодов.  Искать  корм стало труднее. Яблоки давно опали,
орехи  попадались редко. Днем Розовая Медведица все чаще уводила Хуги высоко
в  горы  и там пробовала охотиться на молодых косуль. Но удачи не было, хотя
эти  животные  как  будто  не  обращали  внимания  на  пасущуюся  неподалеку
медведицу.  Со  стороны  казалось,  что  они очень миролюбивы. Однако косуля
просто  знала,  что  медведице  ее  не  догнать,  а медведица в свою очередь
отдавала  себе  отчет,  что  вот  так  в  открытую  нечего и рассчитывать на
внезапность.  Но их взаимное равнодушие было только кажущимся, на самом деле
они следили за каждым шагом друг друга.
     И все-таки однажды Розовой Медведице повезло.
     В  одной из широких впадин, по которой тек ручей и куда часто приходили
на  водопой косули, медведица залегла с ночи. Хуги прижался к ней, греясь ее
теплом.  За три месяца дикой жизни его тело привыкло к прохладе ночей, дождю
и  ветру,  иногда  резкому  и  пронзительному  в  ущельях, но сейчас в горах
становилось  все  холоднее  и холоднее. Сухая теплая осень заметно остывала.
Розовая  Медведица реже возвращалась в пещеру и чаще охотилась ночами. Ранее
привычная  смена  дня  и  ночи  теперь  для  Хуги все меньше имела значения.
Зрение  его  обострялось.  В  темноте он мог уже точно различать предметы, а
слухом  ловить  малейшие шорохи. И не столько медведица, под защитой которой
он  находился,  учила выносливости, сколько сама природа. Она постепенно, но
верно приспосабливала его к новому образу жизни.
     Не  издавая  ни  малейшего звука, они пролежали у водопоя остаток ночи.
Высокая  альпийская  трава  скрывала  их с головой. Предутреннее небо быстро
очистилось   от   туманной  дымки,  и  вскоре  восток  заполыхал  багрянцем.
Мелодично  позванивал ручей, окутываясь паром. Вот-вот должны были появиться
те, кого с таким терпением и упрямством поджидали Розовая Медведица и Хуги.
     Внезапно  по  телу  медведицы  пробежала волна легкой дрожи, а короткие
круглые  уши насторожились. Она заметно подобралась, съежилась и замерла. Ее
волнение  сразу  же  передалось  и дремлющему Хуги. Он стряхнул с себя сон и
тоже сжался в комочек, затаясь в напряженном ожидании.
     Спустя  минуту  по ту сторону ключа, в зарослях арчи, хрупнула веточка,
и  опять  надолго  установилась  тишина, которую только где-то далеко-далеко
пытался разбудить кеклик.
     Хуги  смелее  потянул  в себя воздух и сразу почувствовал запах теплого
свежего помета горной косули. Сомнения не осталось: животные шли к водопою.
     И  вдруг  сквозь  стебли и листья трав Хуги заметил неожиданно выросшее
будто  из-под  земли  стройное,  красивое животное. Оно было ржаво-рыжим, на
тонких  ногах,  с  двумя  изящными  ветвистыми  рожками. Уши стояли торчком,
длинные и чуткие, не знающие покоя.
     Рогатый  зверь  долго  стоял,  внюхиваясь и поводя ушами, но ни Розовая
Медведица,  ни  Хуги  не  выдали  себя  ни  малейшим  движением, ни малейшим
вздохом.
     Прошло  еще  некоторое  время, и тогда застывший, как изваяние, рогатый
зверь  легонько  ударил  копытом  и  смело пошел к воде. Из арчовых зарослей
мгновенно  выскочили  три  безрогих  косули  с  белыми  зеркальцами и четыре
пятнистых  детеныша. Все они склонились к ручью, чуть-чуть расставив длинные
худые ноги, и стали пить.
     Вот  тут-то  медведица,  подобно  вихрю,  и взвилась в огромном прыжке.
Бросок  был  настолько стремителен и точен, что самец успел только встать на
дыбы, но уже в следующую секунду Розовая Медведица сидела на нем...
     Насытившись,  они долго отдыхали, пригреваемые солнцем. А затем, припав
к  ручью,  пили  воду  и даже купались. Вода была холодной, снеговой, но оба
чувствовали  себя  прекрасно.  Потом  снова дремали, раскинувшись под жарким
отвесным солнцем.

     Так   прожили  они  в  родных  местах  до  легких  заморозков.  Розовая
Медведица,  то  ли  чувствуя  необходимость уйти через перевалы на юг, где в
прошлом  году  она  встретила Полосатого Когтя и где круглый год нет снега и
много  пищи,  то ли понимая своим звериным умом, что ее прожорливый приемыш,
на  котором не растет шерсть, не выдержит ни спячки, ни суровой зимы, решила
снова  податься  на  южные  отроги  Джунгарского  Алатау, где бурно и широки
течет голубая река Или.

                                     5

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг