Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
огромные, присущие горам, с разноцветными вензелями на крыльях бабочки.
     Федор  Борисович  решил рассказать Кара-Мергену легенду, которая как-то
могла бы растолковать ему бесплодность его надежды.
     - Давно  случилось, - начал Федор Борисович.- Больше трехсот лет назад.
Индийский падишах Акбар решил устыдить самоуверенных мудрецов...
     Начало  легенды  сразу  пришлось Кара-Мергену по душе. Акбар, мудрецы -
это  было  в  казахском  духе.  И чтобы слова русского ученого, входя в одно
ухо,  не  вылетали  бы  из другого, он надвинул свой тумак1 на одну сторону,
подставив другую.
     - Его  мудрецы  доказывали,  -  продолжал Федор Борисович, - что каждый
ребенок  все  равно будет знать свой язык, если даже его не учить. Так, мол,
каждого  человека,  какой  бы  он  нации  ни  был,  сотворил  бог.  Акбар не
согласился  с мудрецами и повелел отобрать у своих слуг детей и поместить на
семь  лет  в  отдельные  покои,  то есть большие каменные кибитки. А слугам,
которые  должны  были  за ними ухаживать, вырезали языки, чтобы они не могли
научить  детей  разговаривать.  Кибитки  закрыли  на замок, а ключ взял себе
Акбар и повесил на грудь.
     - Хм, ай-яй-яй! - изумлялся Кара-Мерген жестокости опыта.
     - Прошло  семь  лет,  -  рассказывал  Федор Борисович, - и за это время
дети  ни  разу не слышали человеческого голоса. Наступил срок открыть двери.
В  сопровождении мудрецов, когда-то поспоривших с ним, падишах Акбар вошел в
покои,  открыв их своим единственным ключом. Когда вошли, то услышали вместо
человеческой  речи  дикие  вопли,  крики,  вой,  мяуканье. Никто из детей не
произнес  ни  одного  слова. Они не знали человеческой речи. И тогда падишах
Акбар прогнал со двора хвастливых и неумных мудрецов...
     - Смотри-ка,  -  сказал Кара-Мерген, выслушав легенду, - а я думал, что
племянник  Ибрая  калякать  может. Но, наверно, у него память все-таки есть,
раз он сюда ходил своего мертвого отца проведать?
     - Верно,  -  подтвердил Федор Борисович, - какие-то остатки этой памяти
сохранились.  Но  на  самом  деле все гораздо сложнее. Вот поэтому-то я и не
хочу пока предавать земле прах Урумгая.
     - О аллах! - воскликнул Кара-Мерген.
     Этот разговор навел на размышление и Скочинского с Диной.
     - Удивительно  все-таки, - сказал Скочинский, - ведь одичавший человек,
этот  самый  Homo  ferus,  все  фактически  оставляет при себе: человеческий
мозг,  задатки,  память,  способность усваивать речь, а вот развить их людям
не удается.
     - Частично  удается,  -  ответил Федор Борисович. - Но только частично.
Многие  примеры  нас  убеждают  в  этом.  Дело  в  том,  что  бывает  упущен
критический   момент,   когда  дети  еще  способны  преодолеть  "психический
барьер",  который  отделяет  в  них  инстинктивные  задатки  от  сознания. И
преодолеть  его  можно  только  в определенном возрасте, примерно до четырех
лет.  Дальше  этот  барьер,  очевидно,  становится все более неприступным, и
зачатки  сознания, не сумев преодолеть его, постепенно глохнут. Разбудить их
уже почти невозможно. Вот вы, Дина, с какого времени помните свое детство?
     - Я? Я как-то не задумывалась, - ответила Дина.
     - А  вы  попытайтесь  вспомнить.  У  каждого  из  нас  есть  свои вехи,
оставленные   по   дороге   жизни.   Ну-ка,  напрягите  память!  Обязательно
что-нибудь вспомнится из детства.
     Дина  наморщила  лоб,  потом  потерла  переносицу,  изобразив  на  лице
комическое выражение.
     - Что-то  такое  блеклое  вспоминается,  когда  в  корыто  с кипятком я
сунула  руку.  Помню,  что  было  очень  больно,  и эту боль успокаивали мне
постным маслом со взбитыми желтками.
     - Вот-вот,  это  и  есть  одна  из  памятных  вех,  -  заулыбался Федор
Борисович. - Сколько же вам было?
     - Да... около четырех. Так и няня вспоминала.
     - А еще раньше что-нибудь было, помните?
     - Нет. Как будто меня раньше и не существовало.
     - Совершенно  верно.  Декарт  был прав: "Мыслю, значит, существую". Вы,
конечно,  и  в  два  и  в  три  года  уже  мыслили, но ваши мысли в то время
подталкивались   инстинктами,   подражанием.   Ваше  сознание  только-только
начинало  развиваться.  Его  не  было  раньше.  А  вот инстинкт сознания уже
существовал.  Именно  он-то  и  заставил  вас  сунуть  ручонку  в  корыто  с
кипятком,  а  зачатки  сознания,  уже  проявляющие  себя, зафиксировали этот
факт.  Он  остался  в памяти. То же самое происходит и у зверей, у животных,
конечно,  высокоорганизованных.  Поэтому  все,  что  с  ними  случалось, они
помнят  и  уже  никогда  не  повторяют  ошибок.  Иначе  это  было бы для них
гибельно.  Вот  это  и  есть  приспособление к условиям той среды, в которой
находится живой организм.
     - М-да,  все  довольно интересно устроено, - засмеялся Скочинский. - Но
у  меня вот какой вопрос... Если многое человеку передается по наследству, в
чем,  как  я  знаю,  убежден  наш  Федор  Борисович,  то не передаются ли по
наследству и жизненные вехи наших предков?
     - Именно  передаются, но только в форме инстинктов, - убежденно ответил
Федор  Борисович.  -  Об  этом говорит и Павлов, а еще раньше сказал Дарвин.
То,  что,  скажем,  присуще  взрослой  обезьяне,  уже присуще и ее детенышу,
например  жесты,  звуковые  сигналы.  Конечно,  это  в какой-то степени тоже
формируется  и  развивается в процессе взаимоотношения с другими особями, но
не настолько, чтобы очень уж усложниться.
     - Даже  если  изолировать этого детеныша, как Акбар изолировал детей? -
спросила Дина.
     - Да.   Самое   элементарное  все  равно  останется,  -  ответил  Федор
Борисович.  -  Дело  в  том,  что  у  животного, как я полагаю, в отличие от
человека  слишком высок этот "психический барьер". Зачатки сознания, которые
тоже  в нем, бесспорно, заложены, как и в человеке, не могут преодолеть его.
Даже  если  животному  станет  помогать  человек,  как  он  помогает  своему
ребенку.  Поэтому  животному  никогда  не  дано стать по-настоящему мыслящим
существом.  Отсюда  другой вывод: если ребенку вовремя не помочь перешагнуть
его  психический  барьер,  он останется животным. И, наконец, еще вывод: как
ни  парадоксально,  но  психика,  или  этот  самый  барьер, закладывается до
рождения  и  с годами становится все устойчивей. Вот почему никогда почти не
удается  воспитанного  зверями  человека  сделать человеком в полном смысле.
Все  это  представляет  огромное  для  науки  значение. Несмотря на открытия
Дарвина,   Павлова,   Мечникова   и   других  ученых,  мы  еще  очень  слабо
представляем  себе,  как  и  насколько  мы  тесно  связаны с самой природой,
которая  нас породила, и как и насколько с обществом, которое нас подняло до
уровня  нашей  цивилизации.  Возможно,  наш  Хуги  поможет нам полнее понять
прошлое  человечества,  а  заодно  и  подскажет,  как  вести себя человеку в
будущем...

                                     12

     У  Хуги  был свой мир, свои радости и свои заботы. Его сознание не было
отягощено  проблемами,  которые мучительно пытались разрешить люди, жаждущие
с  ним  встретиться. Однако он их увидел первым. Увидел потому, что не он, а
они  пришли  в  его  мир,  нарушив  спокойствие  и прибавив ему новых забот.
Правда,  своим  появлением  они  спасли  его от осады волков, но он бежал от
избавителей, потому что страх перед ними был выше страха перед зверем...
     Хуги  бродил  с  Полосатым  Когтем,  которого  он  наконец  разыскал  в
яблоневом  поясе,  неподалеку  от  той  пещеры,  куда  его когда-то принесла
Розовая  Медведица. Они лазили по деревьям и обрывали зеленоватые дички. Вот
тут-то,  сидя  на дереве, Хуги и заметил вереницу двуногих существ, медленно
бредущих  по  звериной  тропе  в гору. Они были обременены поклажей и оттого
казались горбатыми и более страшными, чем при первой встрече.
     Хуги  тихонько  хрюкнул и уставился на людей, соображая, как поступить:
то  ли  бежать,  то  ли  спрятаться  и  продолжать  наблюдение.  Любопытство
оказалось  сильнее.  Зато  Полосатый  Коготь  повел  себя иначе. Он заворчал
недовольно  и  стал  пятиться  с  дерева.  Ему явно не хотелось иметь дело с
этими  существами.  Жуя  на  ходу  яблоки, напиханные в рот, и роняя зеленую
слюну,  он  поковылял  на  тропу,  которая  вела  дальше  в  горы. Но пройдя
немного,  остановился, поджидая питомца. Он стоял, широко расставив передние
лапы,  огромный  и мохнатый, из стороны в сторону, как маятником, размахивая
лобастой  башкой.  Это  был  красноречивый  жест. Полосатый Коготь терпеливо
ожидал,  когда  Хуги  слезет  с дерева и пойдет за ним. Но Хуги не пошел. Он
спустился  вниз,  залез  в  березовую  поросль, что росла на краю обрыва над
самой  пещерой, и затаился. Полосатый Коготь хорошо понимал, что его питомец
давно  имеет  право  на самостоятельность и поэтому волен поступать так, как
захочет.  И  медведь,  покачавшись  из  стороны  в  сторону, смахнул с морды
яблочную слюну, поворчал для порядка и полез вверх, поближе к еловым лесам.
     Двуногие  существа,  помогая  друг  другу,  наконец выбрались на ровную
площадку,  на которой когда-то схватилась с волками Розовая Медведица. Здесь
радовали  глаз  разнообразием  яблоньки, желтели созревающие плоды кислицы в
темно-зеленых,  плотных  и  колючих  зарослях,  росла  боярка  вперемежку  с
кустами  клена.  Здесь  было  много  солнца  и много тени, неподалеку звенел
водопадом  горный  ключ.  Когда двуногие существа увидели его, они почему-то
стали  хлопать  в ладоши, издавать какие-то возгласы и журчащие звуки. Потом
сняли  со  спин  горбы  и все разом побежали к водопаду. Хуги видел, как они
черпали  пригоршнями  воду и плескали себе в лицо и друг в друга. У них были
такие  же передние ноги, подвижные, гибкие, с длинными пальцами, как у него,
которыми  они не опирались о землю, а ходили, подобно ему, только на задних.
И  вообще  были  очень  похожи  на  него,  если бы не их разноцветные мягкие
шкуры,  составленные  из  отдельных частей и не имеющие на себе волос. Двое,
что  были  повыше,  носили  за  плечами  черные палки, и от них пахло тем же
запахом,  каким  пахла  длинная  палка  третьего. Этот третий был уже хорошо
знаком  Хуги.  Острая,  мгновенно  запечатлевающая  в  себе образы память не
могла  обмануть:  да,  это  был  тот  самый,  громом  убивший пестуна. А вот
четвертый...  Четвертый был совсем не похож на остальных. У него и голос был
мелодичней,  и лицо розовое, да и весь-то он выглядел как-то привлекательнее
и  милее.  Особенно  бросались в глаза длинные светлые волосы, заплетенные в
косу, и Хуги инстинктивно опознал в нем самку.
     Впрочем,  от  них  всех  веяло  сейчас таким миролюбием, уверенностью в
себе  и  в  то же время такой беспечностью, а может быть, неумением видеть и
слышать  то,  что  было доступно ему, что Хуги по-своему удивился: да они же
вовсе  не  внушают  опасности.  Однако  звериная  осторожность взяла верх, и
мальчик  подавил в себе слепую симпатию к этим существам. Особенно сделалось
неприятно,  когда  одно  из существ с продолговатым лицом вдруг обнаружило в
скале  пещеру,  его  родную  пещеру, в которой он нередко скрывался от грозы
или  снежного  бурана,  внезапно  наскакивающего со стороны белых гор даже в
летнюю  пору.  Здесь, в пещере, он всегда находил тепло, уют и безопасность.
Но  чаще  всего  сюда  приходила Розовая Медведица со своими медвежатами, и,
если случалось им встретиться, они даже спали все вместе.
     Хуги  занял бы эту пещерку совсем, но она все еще принадлежала по праву
медведице,  а  посягать  всерьез на чужую собственность - значило ссориться.
Он же по-прежнему питал к ней уважение и любовь.
     Длинное  Лицо  (это  был  Федор  Борисович),  найдя  пещеру,  залопотал
что-то,  показывая  белые зубы, а потом смело полез в глухой каменный мешок.
Остальные  стояли  возле,  заглядывали внутрь, особенно Козлиная Борода. Это
Хуги  не  нравилось:  они,  очевидно,  решили,  что пещера хороша и ее нужно
занять.  Но  разве  те  запахи,  которыми  она полна, не говорят им, что она
принадлежит другим и поэтому неприкосновенна?
     Хуги  лежал  почти  над пещерой и с высоты полутора десятков метров все
видел.
     Но  вот  Длинное Лицо вылез из пещеры, и туда полезла Светловолосая. За
ней  потянулся еще один, тот, у которого были большие и широко расставленные
глаза.  Четвертый почему-то совсем не полез. Вскоре все они, забрав поклажу,
отошли  от пещеры и разместились неподалеку от нее под скалой. Потом достали
из своих горбов какую-то еду, пахнущую вкусно, но незнакомо, и стали есть.
     Хуги  пролежал  на  краю обрыва часа два, продолжая внимательно изучать
всех  четверых  -  Длинное  Лицо,  Светловолосую,  Большие  Глаза и Козлиную
Бороду,  пока  не  почувствовал  голод.  Тогда  осторожно,  как только умел,
отполз  от обрыва и спокойно пошел вверх по тропе, по которой ушел Полосатый
Коготь.  Что  ж, он хорошо разглядел тех, кто пришел сюда. Кажется, они пока
не внушали особого страха...

                                     13

     Федор  Борисович на этот раз привел в горы всех. Но у Кара-Мергена были
свои  обязанности.  Ему  поручили  следить за лошадьми в долине, охотиться и
раз  в  неделю  доставлять  в  экспедицию продукты. Цель же самой экспедиции
заключалась  в  длительном  и  скрупулезном  изучении  большого участка гор,
начиная  с  яблоневого  пояса и кончая альпийскими лугами. Следовало разбить
всю  эту обширную и местами труднопроходимую территорию на участки и изучать
каждый  участок  в  отдельности. Важно было не только найти места возможного
обитания  Хуги,  но и изучить условия его жизни. Что мальчик мог употреблять
в  пищу, что он больше любил, где находил укрытия от непогоды и вообще какой
образ  жизни больше ему импонировал: бродячий, неопределенный, или же строго
размеренный.  Не менее важно было составить и карту ареала мальчика и потом,
продолжая   поиски,  постепенно  наносить  на  нее  пункты  его  обитания  и
возможных  встреч  с  ним.  Таким  образом, стало бы ясно, где он чаще всего
бывает  и где следует искать (если оно есть) его постоянное местонахождение.
Не  менее  важно было выявить на этой территории хищных зверей, их логовища.
Такие  звери,  как волки, рыси, барсы, бесспорно, играли не последнюю роль в
жизни  Хуги.  Все  это  помогло бы узнать, как он выжил, каковы его повадки,
характер,  поведение  и  отношение  к  диким  зверям.  Короче  говоря, Федор
Борисович  пришел  к  выводу,  что  наблюдение  за  диким  мальчиком  в  его
естественных  условиях  даст  науке  гораздо больше, чем если бы он оказался
среди людей. Такое начало радовало, обнадеживало.
     Обнаруженная  сегодня  пещерка оказалась еще одной интересной находкой.
Предположения  Федора  Борисовича  оправдались. Пещерка рассказала о многом.
Даже  беглый  осмотр  говорил  о  том,  что она является постоянной берлогой
медведицы,  что здесь произведено на свет не одно потомство, возможно, что в
ней  побывал  и  Хуги  -  тоже  питомец  медведицы.  Так  что предстояло все
изучить, ничего не оставляя незамеченным.
     Бивак   разместили  между  берлогой  и  водопадом.  Нарубили  жердей  и
соорудили  курке,  как сказал Кара-Мерген, то есть шалаш, приткнув его прямо
к  каменной  ровной  стене, похожей на огромную плиту-стелу, покрыли травой,
чтобы  спать  и  работать не под открытым небом, сделали очаг. Много ли надо
для походной жизни?
     Федор  Борисович  строго-настрого  наказал  всем: не кричать, громко не
разговаривать, в одиночку далеко не отлучаться.
     Весь  остаток  дня  вместе со Скочинским он составлял карту. Скочинский
оказался  неплохим  топографом,  и  работа  шла  споро. Дина после постройки
шалаша   тоже   была  занята,  подробно  фиксируя  в  дневнике  все  события
прошедшего  дня.  Кара-Мерген  занимался  доделкой  шалаша,  потом собирал к
вечернему   чаю   клубнику,  которая  здесь,  на  поляне,  росла  отдельными
кулигами, запасал для костра хворост.
     Кончив  записи, Дина еще долго сидела над толстой тетрадью в клеенчатой
обложке,  но  думала  уже  не о том, что она записала и что следовало бы еще
записать.  Она просто впервые задумалась, как же все получилось, что она вот
сидит  на  лужайке,  высоко  в  горах, смотрит с высоты на бесконечные увалы
лесов  и нагромождения скал, на узкую полосу долины под горой Кокташ, сидит,
смотрит  на все это и чувствует себя бесконечно счастливой. А рядом с нею ее
друзья,  обретенные  совсем  недавно, но без которых она уже не мыслит своей
жизни.  Какое-то материнское, нежное чувство испытывает она к этим людям, до
недавнего времени совсем не знавшим о ее существовании.
     Сидя  на  плоском  камне,  Дина наблюдала за Федором Борисовичем. Какая
завидная  самодисциплина  у  этого человека: четыре часа подряд сидит он над
листом  ватмана,  и  в  нем  все еще не заметно усталости. Скочинский дважды
бегал  к водопаду - охладиться. Было душно и жарко. Где-то собиралась гроза.
Ни  один  лист  на  дереве, ни одна травинка на поляне не шелохнулись за всю
вторую половину дня.
     Но  вот  Федор  Борисович встал, разбросал в стороны руки - и как будто
не  работал.  С лица сошла напряженность, неподвижная собранность, мгновенно
вернулись прежние гибкость и свобода движений.
     - Дина, не пора ли нам ужинать?
     Она увидела в его руках нечто подобное карте.
     - Сумеете сориентироваться? - спросил Федор Борисович.
     - По-моему, да. Сейчас мы находимся вот здесь.
     - Правильно! Значит, мы с Николаем выдержали экзамен.
     - Но  надо  бы,  Федор  Борисович, как-то назвать все эти отличительные
места.
     - Совершенно  верно!  И  Николай  только  что сказал, что у вас богатая
романтическая фантазия.
     Дина невольно покраснела.
     - Ну, это он зря.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг