Вскоре, однако, он вынужден был в корне изменить свое миролюбивое к
ним отношение.
* * *
Поискав Полосатого Когтя вблизи, Хуги отправился на альпийские луга в
надежде, что найдет его там за раскопкой сурчин. Альпийский луг тянулся
километров на двадцать. Все эти владения, в общем-то, считались владениями
Розовой Медведицы и Полосатого Когтя, а следовательно, и самого Хуги.
Мужая и набираясь сил, Хуги все свободнее и смелее хаживал в одиночку.
Его врагами могли быть только рыси, снежные барсы и волки. Однако волки
пока не причиняли зла. Завидев, они обходили его стороной, обычно
встречаясь с ним или в одиночку или парами. Для них он был человек,
которого следовало бояться. Рыси же просто не встречались с Хуги, а если и
встречались, то не подавали виду, затаясь на деревьях. А снежные барсы жили
в пещере Порфирового утеса, к которому Хуги никогда близко не подходил.
В этот раз Хуги, не подозревая о возможной опасности, шел по
направлению к Старой Ели. Он и раньше ходил мимо нее, но в сопровождении
Полосатого Когтя.
Был полдень. Пахло настоем трав, по стволам редких сосен, обозначавших
верхнюю границу хвойных лесов, стучали носами дятлы, сновали вверх и вниз
поползни, где-то в зарослях арчи щебетали дубоносы, где-то ворковала
горлица.
Внезапно Хуги спиной почувствовал чей-то взгляд. Он быстро оглянулся.
Из-за круглого валуна, глубоко вросшего в землю и опутанного высокой
травой, на него глядела пара волчьих глаз. Хуги не мог остаться равнодушным
к этому взгляду. Он предупредительно зарычал. Но уже и спереди, из-за
другого камня, тоже поднялся волк. В заднем Хуги узнал Бесхвостого, а в
переднем, который был дальше и весь стоял на виду, не трудно было угадать
Длинноногого. Хуги моментально оценил свое незавидное положение. Он вторгся
в непосредственные владения волков - территорию их логова, и встреча с ними
не сулила теперь ничего доброго. Звать на помощь было некого, да и не успел
бы. Звери могли кинуться в любую секунду, и тогда Хуги, вертя головой, стал
медленно пятиться в сторону ближних сосен. И волки поняли, что он
отступает. Первым выскочил Бесхвостый, огромный, лохматый, с горящими
зеленовато-дымчатыми глазами. Но он был стар и уже не мог, как прежде, в
два-три прыжка покрыть то расстояние, которое отделяло его от Хуги.
Одновременно бросился со своего камня и Длинноногий. Беззащитному мальчику
пришлось бы плохо, не будь рядом спасительной сосны. Кинувшись со всех ног,
Хуги успел добежать до дерева и, сделав упругий толчок, взвился в прыжке к
толстому, отлого росшему суку. Его гибкое тело мгновенно перевернулось в
воздухе и взлетело еще выше. Он повис вниз головой. Бесхвостый прыгнул
первым, его огромные лапы с темными когтями глубоко расцарапали медную кору
дерева. Пасть щелкнула у самой головы Хуги. Изогнувшись, как ящерица,
мальчик схватился рукой за следующую ветвь. Он визжал, лязгал зубами от
страха и негодования.
Длинноногий, подоспевший вторым, прыгнул тоже. Прыжок был выше прыжка
Бесхвостого, но достать Хуги было уже невозможно. Загнанный на сосну, он с
остервенением хватал с веток шишки и грыз их в слепой ярости и бессилии.
Одну запустил вниз и увидел, что угодил ею в покатый лоб Бесхвостого. Волк
отскочил от дерева с глухим рычанием. Тогда Хуги, словно прозрев, понял,
что у него есть руки и что ими можно защищаться на расстоянии. Он сорвал
несколько шишек и снова бросил их в волков, и с каждым броском волки
старались поймать их в воздухе или же уклониться. Вскоре, однако,
Бесхвостый утомился, отошел от дерева и лег в траву, зорко следя за каждым
движением Хуги. Длинноногий, убедись в бесплодных попытках достать человека
на дереве, тоже отошел и лег с другой стороны. Хуги оказался в западне.
9
В долину Черной Смерти, как называли ее казахи, экспедиция прибыла
вечером. До захода солнца оставалось еще часа два, и можно было не торопясь
разбить палатку, приготовить ужин и теперь уже на месте, не спеша, обсудить
дальнейший план работы.
Места кругом были настолько глухи, настолько живописны в своей
дикости, что даже вызывали робость перед ними. Из долин хорошо
проглядывались взъемы гор с отлогими впадинами, с каменными выступами,
расположенными амфитеатром, с почти отвесными кручами, покрытыми
разнотонной окраски лесом. Чернели каменные утесы, называемые бараньими
лбами. И выше всего этого, кажущиеся недоступными, ярко белели отчеркнутые
свинцовыми тенями, покрытые вечным снегом и льдами пики утесов.
- Сколько же до них отсюда? - спросила Дина Кара-Мергена.
- Кто знает, - ответил он. - Может, десять, может, пятнадцать верст.
Шибко далеко.
- Да ведь они рядом!
- Э-э, Дина-апа! Так только кажется. Далеко-о!
Дина, еще раз оглядев панораму гор, сокрушеннопокачала головой.
Впервые в ее душу закралось сомнение: да можно ли на таком пространстве, в
такой непроходимой глуши отыскать маленького дикого человека?
У разбиваемой палатки стучали топорами, забивали колья, упруго звенели
оттяжки. В стороне, отгоняя хвостами слепней, фыркали лошади, пущенные
пастись.
- Боже, красота-то какая! И сколько во всем этом музыки! - сказала
Дина, глядя на узорное поле маков. Она от кого-то слышала, что если долго
нюхать их, то спать будешь крепко-крепко. Да она и без них уснула бы сейчас
с удовольствием. Все тело, особенно поясницу, разламывало от долгой езды.
Сошла с седла и почувствовала, что не может шагнуть. Казалось, ноги
согнулись ухватом и были просто приставлены к бедрам. Каждый шаг отдавался
болью.
- Вон там ключевая вода есть, Дина-апа, - сказал Кара-Мерген. - Можно
немножко лицо освежить, ноги. Только сперва мало-мало отдыхай. А то болеть
будешь.
Ужинали поздно. Ели зажаренное на вертеле мясо барашка, подаренного
Кильдымбаем. Ужиная, наблюдали закат, восторгались игрой светотени,
пляшущей на далеком красноватом утесе, увенчанном белым шлемом. Говорили:
- Хорошо бы постоянный лагерь ставить здесь. Куда же мы с лошадьми на
такие кручи потащимся?
- Да, это место шибко хорошее. Ветра мало. Воды много. Травка кругом
сочная. Лошадь оставлять можно. Казахская лошадь привычная. Сама гулять
будет.
- А это небезопасно?
- Не-ет, какая опасность? Сюда никто не гуляет. Казах не придет,
боится. Дикий зверь тоже в долину не ходит. Я так думаю, палатку надо
оставлять, всякий шурум-бурум тоже оставлять. Я доглядать стану.
- Мы же без вас не обойдемся в горах.
- А-а, нет. Я вместе пойду. Потом, когда надо, сюда вернусь. Муку,
крупу понемножку тащу. Мультык даете, архар добывать буду. А так, где махан
возьмешь?
- Мне кажется, он подает хорошую мысль, - сказал Скочинский.
- Да, но в этих горах я не хотел бы слышать выстрелов. Мы можем
напугать мальчика, и он уйдет, - ответил Федор Борисович.
- Зачем пугать? - сказал Кара-Мерген. - Я стрелять здесь не буду. Я в
другую сторону пойду. Вон туда-а, там тоже архаров много.
Федор Борисович за то время, пока они ехали, постарался внушить
Кара-Мергену, что фактически никакого Жалмауыза нет, что все идет от
суеверия и совпадения фактов. Но в действительности в этих горах должен
обитать одичавший мальчик, воспитанный медведями. Вот его-то он и видел,
после выстрела подскочившего к убитому пестуну, а не вылезшего из его
шкуры. Кара-Мерген вроде верил или, во всяком случае, делал вид, что верит,
однако было видно, что безотчетный страх перед Жалмауызом сидит в его душе
еще крепко.
- А он, шельмец, - имея в виду одичавшего мальчика, сказал Федор
Борисович, - неплохо устроился. Табу, наложенное на эти горы, хорошо
охраняет его от людей. Ну, а звери вряд ли ему сейчас опасны.
- Дундулай-ага, ловить будешь, если это вправду адам-бала?1 - спросил
Кара-Мерген.
- Сперва будем изучать его жизнь. Как он живет, что ест, куда ходит.
Потом посмотрим.
- А ты не боишься, что он тебя скушает?
Федор Борисович захохотал:
- Нет, Кара-Мерген, нет. Я этого не боюсь. Он, должно быть, хороший
мальчишка! Только дикий...
Решено было последовать совету Кара-Мергена. Основной лагерь оставить
в долине. Все равно некоторое время придется пожить здесь, чтобы освоиться
с местностью, в деталях разработать план ознакомления с горами, попытаться
восстановить картину похищения ребенка. Любая-мелочь может оказаться
важной. Федор Борисович поручил Дине начать дневниковые записи.
Говорили бы еще, да пора было спать. В палатку лезть никто не захотел.
Все легли под открытым небом. Кара-Мерген разостлал походную кошму и,
привычный ко всему, тут же заснул, а Дина, Скочинский и Федор Борисович
залезли в спальные мешки. Дина долго не могла уснуть, слушая глубокое и
мерное дыхание уставших за день мужчин. Лежала, полной грудью вдыхала
наплывающий с макового поля легкий дурманящий аромат. Где-то ближе к
полуночи затявкали лисицы, прокричал филин. Дина все слышала, все различала
и, борясь в полусне с беспорядочным роем мыслей, медленно уходила в
завтрашний день.
* * *
Утром все проснулись мокрые от росы. Роса лежала на всем: на листьях и
стеблях травы, на парусиновых стенках палатки, на спальных мешках.
Неподалеку от стана тихо позвякивала боталом лошадь, и звук этот был чист и
нежен. Кто-то уже кричал:
- Хр! Хр!
Оказывается, то сгонял поближе к лагерю отдалившихся лошадей
Кара-Мерген. Он встал раньше всех. Опять запахло дымком костра, заговорили
люди, улыбаясь диковинному высвисту и пению птиц.
А вскоре после завтрака случилась трагикомическая история с
Кара-Мергеном. Он пошел к ключу, чтобы набрать воды, и вдруг закричал не
своим голосом:
- Ой, ок-джилан! Ок-джилан! Мин хазар ульды!1 Ой-ой-ей!
Все оцепенели, решив, что случилось нечто ужасное. Первым пришел в
себя Федор Борисович. Он кинулся к Кара-Мергену, который лежал на траве и
страшно вопил, зажимая рукой живот. Еще не добежав до него, Федор Борисович
заметил маленькую змейку, стремительно уходящую прочь. Догонять ее не имело
смысла. Он подскочил к проводнику и отвел его руку.
- Куда укусила?
- Ой бой! Ой бой! - стонал Кара-Мерген. - Зачем я поехал с вами?
Наверное, проклятый Жалмауыз нарочно стал ок-джиланом. Он пробил мое тело
насквозь. Сейчас помирать буду... Ой-ой-ей-ей!
Федор Борисович расстегнул на нем меховую тужурку.
- Где? Куда укусила?
- Ок-джилан не кусает... Ок-джилан насквозь тело проходит.
Федор Борисович завернул ему подол рубахи. Нигде не было ни царапинки.
- Смотри сам. Где? - приказал он.
Кара-Мерген, с которым чуть не случился шок, поднял голову и глянул
себе на живот. Тогда он сел, бессмысленно ткнул себя пальцем в то место,
куда, по его уверению, ударила змея.
- Тут стрелял ок-джилан. Я слышал. Больно было.
Все уже стояли вокруг него.
- Тут,- повторял он.
И вдруг Федор Борисович расхохотался. Наконец-то он понял, в чем дело.
По поверью казахов, маленькая юркая змейка, называемая стрелой, будто бы
пробивает человека насквозь. Причем это поверье держится стойко, хотя
змея-стрела, в общем-то, безобидная тварь, укус почти безвреден. Однако
казахи боятся ее хуже каракурта и скорпиона, потому что она действительно
прыгает на человека со стремительностью настоящей стрелы. Вот этот толчок
Кара-Мерген и принял за удар насквозь.
- Наверно, все-таки толстая одежда меня спасла, - говорил он.
...Первый же день начавшихся обследований принес ожидаемые находки.
Сперва обнаружили вверх по ключу перевернутый и вросший в землю казан.
Потом нашли жалкие остатки сгоревшей юрты. История, рассказанная некогда
Ибраем, подтверждалась. Значит, где-то в кустах должны были еще лежать
останки Урумгая. Десять лет - все-таки срок порядочный, и за это время
могло вообще не остаться никаких следов от разыгравшейся здесь трагедии.
На останки Урумгая наткнулась Дина.
- Федор Борисович! Николай! Скорее сюда! - закричала она.
Все побежали к ней. В тамарисковых кустах, на маленькой проплешине,
лежали кости человеческого скелета. Федор Борисович предусмотрительно
заявил:
- Давайте внимательно все осмотрим, ничего не трогая, - и первым
опустился на колени.
Неожиданно Дина обратила внимание, что трава возле скелета примята:
отчетливо были видны две круглые ямки.
- Федор Борисович, посмотрите, - сказала она, - будто сидел кто-то...
Федор Борисович и Николай стали разглядывать оставленный кем-то след,
щупали руками углубления. Трава была довольно плотной, хотя и невысокой.
Вскоре Федор Борисович обнаружил длинный черный волос, внимательно
рассмотрел его. То был волос с головы человека. Он дал посмотреть на него
остальным, потом спрятал находку в записную книжку.
- Вот еще, обратите внимание, - сказал затем, - эта малая берцовая
почти скрыта землей. И вот эти. А теперь взгляните сюда. Они вынуты и снова
положены, но уже не так. Кто это сделал? Зверь?
- Ну а кто же еще?
- Не знаю. Но на зверя мало похоже. Может быть, тот, кто оставил эти
следы. Видите, как будто сидел человек. К тому же человеческий волос...
- Он мог принадлежать покойнику, - проговорила Дина.
Федор Борисович улыбнулся.
- Вы, Дина, не наблюдательны. Казахи обычно стригут или бреют головы.
Здесь кто-то другой был... Пожалуйста, занесите-ка все это в дневник.
Только не пропускайте никакой мелочи. М-да, вот, значит, где нашел свой
конец отец Садыка. А все-таки эти ямки... Действительно, как будто кто-то
сидел...
Так, в раздумьях, догадках день и прошел.
Вечером, сидя у костра, тихо переговаривались, подытоживая сделанное
за день. Опять подшучивали над Кара-Мергеном, которого чуть не пробила
насквозь ок-джилан.
- Меня меховая куртка спасла, - упрямо продолжал он отстаивать
невероятные способности маленькой змейки. - Куртки не было бы - пробивала.
Федор Борисович снова пытался объяснить, что это всего лишь поверье и
что на самом деле змея-стрела для человека не опасна.
- А вот фаланг и скорпионов следует опасаться, - говорил он уже более
для Дины, чем для других. - Всякой нечисти здесь предостаточно. Надо быть
осторожней. Лезут даже под кошму, хотя те же казахи считают, что скорпион и
фаланга боятся запаха овечьей шерсти.
- А помнишь, Федор, - сказал Скочинский, - как однажды к нам под
попону что-то штук пять фаланг забралось. А мы тогда тоже верили, что
попона или кошма верная от них защита.
- Это они от дождя скрывались. Фаланги не любят воды...
В этот вечер было решено, что назавтра рано утром Федор Борисович и
Кара-Мерген поднимутся в горы. Охотник покажет место, где убил медведя.
Потом все вместе начнут планомерный поиск.
10
А Хуги в это время сидел на сосне. Он провел уже на ней полдня, но
волки и не думали снимать осаду. Более того, к ним присоединилась Хитрая.
Полеживая неподалеку, они будто бы не обращали на Хуги никакого внимания.
Лишь изредка, когда он шевелился, выбирая удобную позу, кто-нибудь из них
поднимал пристальные глаза, смотрел спокойно и даже со скукой, потом снова
прикрывал веки. Волки, казалось безразличные ко всему, просто подремывали в
близком соседстве от Хуги. На самом деле наблюдение их было неусыпным.
К вечеру Длинноногий ушел. По-видимому, к логову. Бесхвостый и Хитрая
остались.
Наступила ночь. В горах стало прохладно, со снежных пиков потянуло
ветром. Хуги поеживался. И особенно было нехорошо оттого, что ветер качал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг