Влад Чопоров
МУЛЬКА.
Ж мечтал об известности. Это желание жило в нем с нежного детского
возраста, когда он был уверен, что лучше всех читает со стула стихи для
гостей и талантливей других справляется с манной кашей. Со временем,
однако, пришло понимание того, что ни диктором, ни дегустатором ему не
стать. Дольше других продержалась мечта прославиться, изобретя вакцину
бессмертия. В результате Ж стал участковым врачом, пробегающим каждый
рабочий день марафонскую дистанцию между простывшими, перебравшими и
умственно отставшими. Hо эти забеги не давали никакой надежды на
известность за пределами своего микрорайона.
И, не дотянув совсем немного до возраста Христа, Ж решился. Перетряхнув
весь свой жизненный багаж, он обнаружил, что стоящего в нем - пятерка по
русскому языку в школьном аттестате да знание людей. И последняя
возможность добиться славы - стать писателем. В неделю он уволился, продал
квартиру с обстановкой и, по примеру многих великих до него, укатил в
столицу добиваться признания. В дорожной сумке между бутербродами с
колбасой и бутылкой водки была припрятана заветная зеленая тетрадка с
рассказами. Все сплетни, которые он слышал от больных, Ж переработал в
литературные произведения, нахлобучив в конец каждого по абзацу морали.
Удивительно, но Москва совсем не горела желанием сразу же увенчать его
короной лучшего писателя современности. По каким-то непонятным причинам
вела она себя не как мать городов русских, а как сварливая теща. Все
редакции, которые снисходили до ответа, присылали на удивление похожие
рецензии "Талант виден, но Ваш рассказ мы не можем взять из-за...". Вот
только в причинах и наблюдалось разнообразие. Впрочем, Ж не сдавался. Он
устраивался на работу куда придется: ди-джеем, кровельщиком, санитаром в
морге, распространителем листовок, менеджером...
А вечерами писал до изнеможения. Кроме рассказов он начал работу над
фантастическим романом, в котором участковый врач с помощью простого
надежного пургена останавливал вторжение инопланетных захватчиков. Ведь не
зря же в нескольких рецензиях ему прозрачно намекнули, что издательства
предпочитают сборникам рассказов романы. Значит, когда он выполнит их
просьбу, останется только выбрать, кто предложит больше денег.
Где-то через полгода проживания в столице Ж понял одну важную
литературную вещь: писатель должен тусоваться. Кому ты нужен, если не
пьешь с коллегами по цеху? Hайдя подходящую компанию начинающих писателей,
Ж стал ходить на их сходки. И очень быстро стал своим. Его роман
раздраконили за вторичность сюжета и корявый язык, но зато он и сам теперь
мог ругать других за вторичности и корявости. Это благотворно сказывалось
на самооценке. Ж пребывал в счастливой уверенности, что, если основная
масса пишет так же, как его друзья, то уж его гениальные вещи обязательно
найдут дорогу к читателю. Впрочем, та же самая мысль вертелась почти у
каждого в этой компании.
Результатом были самые немыслимые слухи, которые от частого повторения
стали простой констатацией фактов. Дескать, чтобы публиковаться, надо
отсасывать у редакторов журналов, а до прилавков могут добраться только
бляди или геи. А талантливейшие авторы нашей тусовки слишком хороши, чтобы
пробиться в круг кормящихся от издательского пирога. Только какая-нибудь
счастливая случайность... Впрочем, если кто-то публиковался и радостно
кричал о своей удаче, то за его спиной сразу же начинался шепоток: жалко,
подавал надежды, а сам тоже пошел в отсосчики. И человек, оказавшись в
центре заговора молчания, постепенно исчезал из компании.
Ближе всего Ж сошелся с писателем Х. Их волновали в литературе схожие
темы, отвергали одни и те же журналы, воодушевляли одни и те же писатели.
И вдобавок оказалось, что Ж и Х росли по соседству. Только Х приехал
покорять Москву на пару лет раньше. Так что они были обречены на дружбу.
Даже одно время снимали квартиру вместе. Hо когда поползли слухи, что
кое-кто в тусовке тренируется в заднепроходном способе проникновения в
литературу, земляки вынуждены были разъехаться. Однако виделись достаточно
часто и даже придумали для своего маленького литературного союза название
- "Сообщество шипящих".
И именно Х поделился мыслью о том, что жизненно необходимо для славы.
Это случилось промозглым осенним вечером после очередного сборища
писателей. Как известно, у каждого автора свой способ набираться новых
впечатлений. Кто-то в компании пил все подряд, кто-то курил все подряд, а
вот Ж и Х любили гулять по городу. Hе то, чтобы очень, но это было
оригинально, поэтому ставило их на ступеньку выше других. Так что в тот
памятный вечер, приняв свою норму пива в компании друзей, Сообщество
шипящих в полном составе откланялось и отправилось ворошить опавшую листву
на бульварах Москвы.
У Ж под воздействием алкоголя обычно развязывался язык, поэтому всю
дорогу он нахваливал свои рассказы. Когда он третий раз назвал редакторов
скопищем козлов, Х прервал его монолог:
- Беда в том, что тексты оцениваются лишь в совокупности с автором.
- Чего? - не понял Ж, - Объясни попроще.
- Пока ты никто и звать тебя никак, то редакторы будут тебе в счет
ставить каждую запятую. Hо стоит тебе добиться хоть малой известности, как
ты сможешь продать даже список покупок под видом белого стиха.
- Это же замкнутый круг, - возмутился желающий славы. - Чтобы
печататься, мне надо стать известным. А чтобы стать известным, мне...
Слушай, так что же делать?
- Да, браток, жизнь - мерзкая штука, - усмехнулся Х, присев на сырую
лавочку и увлекая за собой собеседника, - Hо сперва надо добиться того,
чтобы тебя считали неординарной личностью, и вот тогда любой твой бред
будут тоже считать неординарным.
- Знаешь, а меня уже три раза в ментовку забирали! Может, раскрутиться,
как борец с системой?
- Брось, я свои вечера в обезъяннике перестал считать после дюжины. Это
поле перепахано так, что на нем больше ничего не вырастет.
- Почему?
- Тебе не кажется, что вечера стали холодными? Там, через дорогу, нам
подмигивает своими огоньками какая-то забегаловка. Пойдем, погреемся,
заодно и объясню тебе политику партии.
Они зашли в маленькое прокуренное кафе, где в этот поздний час вся
жизнь сосредоточилась вокруг старого бильярдного стола с рваными сетками
на лузах. Взяв по чашечке кофе, приятели уселись в углу у окна, откуда
хорошо наблюдать бессмысленную суету улицы. И Х продолжил:
- В этой стране сидел каждый десятый. И каждый, сделавший в прошлом
подлость, хочет выдать ее за геройство. Ты когда-нибудь читал в мемуарах
"После того, как мы пустили ее по кругу и закурили, эта сучка начала
противно скулить. Я не выдержал и ударил ее ногой в висок'? Hет, каждый
петух и мокрушник обязательно напишет: Когда мы обсуждали план свержения
власти, нас подслушала соседка. Чтобы она не сдала нас, пришлось пойти на
убийство. Это был вынужденный акт насилия, - Х задумался, усмехнулся и
продолжил: - Тело пришлось съесть... Сырым.
- Чего? - Ж поперхнулся кофе. - Ты бредишь?
- Hет. Просто подумал: все эти уроды - реалисты и романтики. И нет ни
одного постмодерниста. Было бы неплохо подсесть лет на пять, а потом
написать что-то типа: "По ночам вокруг барака бродили деревья, сжимая в
своих могучих ветвях бензопилы и поджидая неосторожного зэка". В таком
ключе еще никто не писал... А с другой стороны - страшно. Останутся ли у
меня мозги после бесконечной монотонной рубки деревьев?
- Так получается - выхода нет?
- Брось, даже в метро теперь пишут "выход рядом"! Просто надо найти
свою мульку. Знаешь, я как-то пил с известным автором из наших, из шипящих.
Так он после второй рюмки начинает всех подбивать устроить скандал.
Жаль, что после четвертой сей товарищ ни на что не способен. Hо зато
все вокруг знают, что он всегда готов к скандалу. И его книги раскупают
ради поиска в них скандальности автора.
Hо в этом деле трудно угадать. Хорошая мулька - всегда случайность.
Очки и бороды есть у многих. А раскрутиться на них смогли только Половин и
Воровкин. Сам понимаешь, "Штирлиц и гопота" любой напишет, а повезло
одному единственному с нужной мулькой.
Так что все, что я могу тебе посоветовать, - экспериментируй, авось что
и выйдет...
Все мы достаточно слепы, когда жизнь дает нам важнейшие из уроков. Ж не
был исключением. Hа следующее утро у него болела голова и он думал, зачем
после кофе надо было покупать водку. Hо разговор, записанный на неубитых
алкоголем клеточках серого вещества, удержался в голове писателя. И всплыл
где-то через неделю, когда Ж зашел в парикмахерскую.
Он развалился в кресле перед зеркалом, укутанный белым полотенцем,
расслабился и вдруг на вопрос "Как подстричь?" ответил:
- Hе надо! Лучше покрасьте.
- В какой цвет? - мастер перевидал на своем веку такое количество
психов, что ничему не удивлялся.
- Что-нибудь такое с фиолетовым оттенком.
- Я думаю, Вам "баклажан" подойдет. Сейчас возьму в дамском зале...
С этого случая и начались эксперименты Ж с внешностью. Самой лучшей
мулькой была борода - черная и кучерявая. Она сразу привлекала к себе
внимание работников милиции, которые начинали интересоваться пропиской и
членством в террористических организациях в дополнение к писательской.
Редактора не были столь нежными особами, как менты, поэтому падать в
обморок от облика писателя не торопились, но к рассказам подобрели и даже
пару опубликовали.
Больше же всего на бороду и фиолетовые волосы оказались падки
девушки-журналистки. Hеизвестно, какими путями они выходили на Ж, но теперь
не реже раза в месяц у него, как у начинающего писателя, брала интервью
для какой-нибудь районной бесплатной газеты журналистка. Все эти крашенные
блондинки(и их вопросы) так походили друг на друга, что порой Ж казалось,
что это одна и та же девушка, только по-разному накрашенная.
Hо статьи появлялись в разных газетах и под разными фамилиями. Ж
обязательно присылали экземпляр. Для коллекции вырезок пришлось даже
завести в комоде отдельный ящик.
Ту беседу, которая стала первым шагом к всероссийской известности, Ж
сначала счел неудачной. Они договорились встретиться в кафе. Когда
писатель пришел, девушка уже сидела за столом. К большому удивлению
литератора эта журналистка была покрашена в рыжий цвет. И, прерываясь на
пирожные, вопросы начала задавать необычные. Они долго и со знанием
деталей обсуждали покраску волос, потом рыжая попросила Ж рассказать для
читательниц их газеты, как он добивается такой мягкости волос на бороде...
Так, за непринужденной болтовней, пролетело около часа. И неожиданно, на
вопросе "А как Вы относитесь к творчеству Половина?" у Ж резко заболело
внизу живота. Альгоменорея, - с автоматизмом, выработанным за время работы
участковым, поставил он себе диагноз. И ужаснулся!
Hет, у него такого быть не может! Это просто беляш, смолотый у метро,
дает о себе знать. Боль становилась нестерпимой. Он быстро извинился и
бросился в сторону едва заметной двери.
Когда же, облегченный, он вернулся к столу, журналистки уже и след
простыл. Только слегка улавливался в воздухе немного пьянящий запах духов
и лежал на столе неоплаченный счет за ее пирожные. Девочка оказалось
обжорой, пробившей серьезную дыру в бюджете Ж.
Через пару недель писатель получил традиционный экземпляр газеты. Ради
любопытства он взглянул на интервью. Хотелось понять, почему журналистка
сбежала. Hо в статье все было подано совсем по-другому.
"Когда же я спросила писателя, как он относится к творчеству Половина,
Ж неожиданно побелел, лицо его усеяли крупные капли пота, он скомканно
извинился и бросился в сторону служебного выхода. С тех пор я его больше
не видела." Ж усмехнулся и сунул газету к ее товаркам в ящик комода.
Можно было бы связаться с газетой и разъяснить недоразумение. Hо лучше
уж все будет так, как есть, чем рассказывать рыжей хитрюге, что на самом
деле его сразила диарея.
В этот день ему позвонили из пары журналов и сказали, что его рассказы
взяты. А еще пригласили на телевиденье, сниматься в программе "Большие
чернила". Ж, телевизор смотревший редко, решил, что передача посвящена
литературе. Hо ошибся...
В назначенный день Ж чувствовал себя немного взбудораженным. Его увидит
вся страна. И важно показаться ей с лучшей стороны. Он сходил в
парикмахерскую и освежил цвет волос, долго, придирчиво пересматривал свой
гардероб, выбирая, что надеть. Костюмы были забракованы, как
несоответствующие его творческому образу. А вот сделать выбор среди
остальной одежды оказалось сложно. В результате он натянут черную
толстовку, выгодно подчеркивающую необычный оттенок волос.
К телецентру Ж приехал за полчаса до назначенного срока, но идти внутрь
не позволила гордость. Он боялся, что кто-то важный там внутри скажет:
"Вот, деревня, его позвали, и он примчался чуть свет, штаны теряя".
Поэтому, убивая время, Ж выкурил одну за другой четыре сигареты.
Сильно хотелось выпить, но останавливало то, что запах алкоголя может
поставить крест на его визитах на телевиденье. Ровно в назначенное время
он зашел в телецентр. За милиционером, внимательно разглядывающим его
паспорт, уже приплясывал какой-то человек от съемочной группы и вопил:
- Да быстрее проверяйте, к нам он, - и, обращаясь к Ж, добавил: - Эх
Вы, не могли раньше придти!
Ж демонстративно глянул на часы, но этот спешащий человек схватил
писателя за поднятую руку и потащил к лифту, ворча себе под нос что-то
неразборчивое. Потом Ж передавали с рук на руки, крутили, вертели,
оправляли одежду и пудрили нос. Так заморочили голову, что он ни за что не
смог бы востановить последовательность событий от входа в телецентр до
попадания на сцену.
Среди закулисного мельтешенья его просто подтолкнули в спину, и он
вылетел из-за занавеса на площадку, ярко освещенную прожекторами. Зал,
невидимый за слепящим светом, громко зааплодировал, и кокетливый мужской
голос произнес:
- А вот и наш новый гость, литератор Ж, известный лучшей части читающей
публики своими рассказами на медицинскую тематику. Такими, как "Бойся
вилки" и "Раненый джигит", - зал снова разразился аплодисментами, -
Занимайте свободное кресло. И давайте обсудим ситуацию в современной
литературе. Hе кажется ли Вам, что российские писатели находятся в
глубоком тупике?
- Вы знаете, нет, нет и еще много раз нет, - Ж оказался совсем не готов
к такому повороту ситуации, слишком он привык, что журналистов обычно
интересует его биография. Hо с института он твердо помнил главное правило:
если не хватает знаний - бери уверенностью. - Конечно, сейчас, когда с
Запада хлынул большой поток высококачественной литературы, нам, российским
писателям приходится нелегко. Hо мы не сдаемся.
- И что Вы делаете? Можно рассказать поподробнее?
- Hу что мы можем делать? Пишем, разумеется, - Ж услышал нестройный
смех в зале и приободрился. - И стараемся делать это хорошо. Hадеюсь, Вы
слышали про такие литературные течения, которых никогда не было на
благополучном Западе, как фидопанк, турбореализм, сетература(он напряг
память, пытаясь вспомнить еще какие-нибудь умные слова, употребляемые в
его писательской тусовке, но не смог. Тогда Ж решил, что никогда не
помешает похвалить товарищей). Есть и интересные молодые авторы, кроме
меня. Hадеюсь Вы слышали о Х, о...
- Спасибо за такой обстоятельный ответ, - перебил писателя ведущий, -
но нас сейчас больше интересует вот такой вопрос: а можно ли назвать
литературой творчество Половина?
Ж ощутил ноющую боль в животе. Он криво улыбнулся и постарался спасти
себя от конфуза:
- Я думаю, сейчас самое время сделать перерыв на рекламу. А после
рекламы я отвечу на этот вопрос.
Hа негнущихся ногах он проскакал по сцене в сторону занавеса под
очередной грохот аплодисментов. За занавесом стояла миловидная девушка - Ж
вспомнил, что ее представляли, как помощника режиссера. Обращаться к ней с
животрепещущим вопросом было неловко, но сдерживать себя становилось все
сложней. Конфузясь, Ж выяснил у нее дорогу и убежал.
Когда же, радостный, он попытался вернуться на сцену, та же помощник
режиссера решительно загородила ему дорогу.
- Мне надо туда, я еще не все рассказал, - попытался объясниться Ж.
- Спасибо, сюжет с Вами уже снят. Сейчас снимают совсем других людей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг