не приведи Бог, в горы ее в плен не угнали. Народ аховый, наживы своей не
упустят.
Живет это она в келейке своей месяц-другой тихо, скромно, лучше и быть
нельзя. На рассвете утренняя заря белую стенку над изголовьем румянит. Чинар
сбоку шумит, светские мысли отгоняет. Пташки повадились крошки клевать. Горы
вдали будто мелким сахаром посыпаны, снеговая прохлада от них идет, - в жару
самое от них удовольствие. Знай одно: службы не пропускай, об остальном не
твоя забота. Чистота, пища легкая, ясные мысли облаками плывут, пей себе чай с
просфоркой, будто ангел бестелесный, смотри на горы, ручки сложимши, - боле и
ничего.
Однако от черта и монастырь не крепость. Прознал он, само собой, что
княжну Тамару в подоблачный монастырь укрыли, ан доступа ему туда нету, -
сторож, отставной солдат, по ночам с молитвой ограду обходит. Княжна воску
белей все молится да поклоны кладет, - в церкви ли, в келье ли своей глаз не
подымет, об земном и не вспомнит.
Изловчился черт, стал ей с вечерним прохладным ветром шопоты свои да
поклоны посылать...
- Очнись, Княжна!.. От себя никуда не уйдешь. Ты месяца краше,
миндаль-цвет перед тобой, будто полынь-трава, - ужель красота в подземелье
вянуть должна? Который месяц по тебе сохну, и все без последствий. Все свои
дела через тебя забросил, должна ты меня на путь окончательный наставить, а то
так закручу, что чертям тошно станет. Себя, девушка, спасаешь, а другого
губишь, - это что ж такое выходит?..
Стревожилась тут и Тамара окончательно. На то ль она в подоблачный
монастырь шла, чтоб ни весть от кого такие слова слышать?.. Однако ж, и ее
зацепило. Ева, братцы, тоже, может, по такому случаю, погибель свою приняла.
Зажгла она восковую свечку, поклоны стала класть, душой воспарила, а ухом все
прислушивается, не будет ли еще чего. А ветер скрозь решетку в темные глаза
дышит, гордую грудь целует, - никуда от него не укроешься. Куст-барбарис за
окном ласково об стенку скребется, звезды любовную подсказку насылают, фонтан
монастырский звенит-уговаривает, ночной соловей сладкое кружево вьет. Со всех
сторон ее черт оплел, - хочь молись, хочь не молись.
* * *
Видит черт, что полдела сделано, а дальше окончательно затормозило. Не
юнкер он какой, в самом деле, чтоб по ветру с девушкой перешептываться, да и
во сне ей являться, об любви своей докладывать. Тоже и он гордость свою имел.
Пустился он, песья голова, на хитрости. Штоф кизлярки украл, да отставному
солдату, сторожу, который обитель в ночное время с молитвой обходил, - и
подсунул. А ночь, милые мои, прохладная была, кавказские ночи известные.
Отставному солдату, хочь он и при монастыре состоит, тоже выпить хочется, - не
святой. Хлебнул он с устатку, намаялся, которую ночь-то ходивши, хлебнул в
другой, согрелся, - в кизлярке этой градусов, поди, с пятьдесят было, - к
стенке притулился, да и захрапел, как жук в соломе. Слабосильный старичок был,
да и от вина отвыкши.
Черту только того и надо. Без обходной молитвы ему чего ж бояться. В трубу
втиснулся, к княжне в келью проник, об паркетный пол вдарился и таким
красавцем-ухарем объявился, что против него и покойный Синодальный князь
ничего не стоил.
Княжна Тамара так ручками и всплеснула, - удивляется:
- Кто вы такой есть, и почему в неположенное время в келью мою тайно
проникли? У нас этого не полагается.
Тут ей нечистый все, как есть, и выложил.
- Я, - говорит, - тебе в сонном видении неоднократно являлся... Я тебе по
ночному ветру чувства свои объяснял. Ты, девушка, однако, не сумневайся. Я не
из простых чертей, а вроде как разжалованный херувим. Потому за гордость свою
и поступки наказание понес. Однако, как я теперь в тебя без памяти влюбившись,
- все поведение свое переменю, добрей тихого младенца стану, только бы на
красоту твою беспрерывно любоваться... Тоже и мне пожить по человечески
хочется, - со скуки одинокой давно б удавился, да черти смерти не
подвержены... Сжалься, княжна, я тебя во как возвеличу, по всему Кавказу слава
трубой пройдет!
Принахмурила Тамара гордые брови, сердце у нее мотыльком бьется, ан
доверия полного нету.
- Сгинь, - говорит, - сатана, прахом рассыпься! Почему я тебе доверять
должна, ежели вся ваша порода на лжи стоит, ложью сповита? Сызмальства я
приучена чертей гнушаться, один от вас грех и погибельная отрава. Чем ты, пес,
других лучше?.. Скройся с моих прекрасных глаз, не то в набат ударю, весь
монастырь всполошу!
Побагровел черт, оченно ему обидно стало, - за всю жисть в первый раз на
хорошую линию стал, а ему никакого доверия. Однако голос свой до тихой
покорности умаслил и полную княжне присягу по всей форме принес:
- Клянусь своим страстным позором и твоим чернооким взором, клянусь
Арарат-горой и твоей роскошной чадрой, что от всей своей дикой подлости
дочиста отрекаюсь, буду жить честно, в эфирах с тобой купаться будем, и все
твои капризы сполнять обещаюсь даже до невозможности!..
Ахнула тут Тамара, видит, дело в сурьез пошло, - самого главного
кавказского черта, шутка ли сказать, приручила.
Разожгло ее насквозь, - в восемнадцать, братцы мои, лет печаль-горе, как
майский жук, недолго держится. Раскрыла она свои белые плечики, смуглые губки
бесу подставляет, - и в тую-ж минуту, хлоп! С ног долой, брякнулась на ковер,
аж келья задрожала. Разрыв сердца по всей форме, - будто огненное жало скрозь
грудь прошло.
Закружился бес, копытом в печь вдарил, пол-угла отшиб. Вот тебе и
попировал!.. Однако ж дела не поправишь! Душу из княжны скорым манером вынул
да к окну, - решетку железную, будто платок носовой, в клочки разорвал. Да не
тут-то было... Навстречу ему с надворной стороны княжны Тамары Ангел-Хранитель
тут, как тут! Так соколом и налетел:
- По какому такому праву ты, окаянный, сюда попал, почему душу ейную
тащишь?
- По такому праву, что княжна со мной, по своей воле обручилась. А ты где
раньше был? Крепость сдалась. Что ж ты не в свое дело суешься?
- Нипочем, - отвечает Ангел-Хранитель, - не сдалась! Она, Тамара, как
птенчик глупый, за поступки свои не отвечает. Я за нее ответ держу!.. А с
тобой разговор короткий...
Да как хватит его справа налево огненным мечом наотмашь, так во всю щеку
шрам ему и сделал... Локтем отпихнул черта и воспарил с Тамариной светлой
душой в кавказскую поднебесную высь.
Очнулся черт. Щека горит, смола в печенке клокочет... Двинул в сердцах
отставного солдата, что под руку подвернулся, вдоль спины, так что с той поры
солдат на карачках до конца жизни и ходил.
Взмыл к тучам и прочь с Кавказа навсегда отлетел. Только молоньи хвостом
за ним, будто фейерверк, сиганули...
В Персию, говорят, переселился, потому там народ более легкий, да и
девушки не хуже грузинских. Может, и взаправду остепенился, какую хорошую за
себя взял, ремесло свое подлое оставил и в люди в свое удовольствие вышел. Кто
их там, чертей, разберет, братцы!..
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 21.05.2002 13:34
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг