суицидальными или мазохистскими наклонностями были склонны злоупотреблять
этой функцией, что приводило к перегрузкам биопунктов. В некоторых домах
за неделю накапливалось до полусотни идентичных трупов, особенно при
показе фильмов ужасов. В конце концов, пришлось установить ограничения:
холовизор мог доставить мучения, но никогда не привел бы к гибели
зрителей. А с уничтожением биопунктов была устранена и возможность
членовредительства,- для энтузиастов экстремальных зрелищ оставили лишь
болевые ощущения.
Для того, чтобы развеять неприятный осадок, оставшийся от встречи с
глазастым валуном, Густав избрал более насыщенный второй вариант просмотра
(обычно он предпочитал первый) и тут же оказался на балу у короля
Людовика, где царило смятение, вызванное появлением в Версале огромного
тиранозавра. Омерзительное животное уже успело поглотить несколько фрейлин
и закусывало императрицей, не обращая никакого внимания на трех
мушкетеров, царапавших шпагами его ляжку. Торчавшие из пасти ящера ноги в
обрамлении вороха юбок придавали тиранозавру вид поэта, жующего цветочек
на пленэре. В самый эффектный момент, когда над Густавом уже была занесена
трехмерная пасть зверя, а вся гостиная сотрясалась от оглушительного рыка,
показ прервался рекламой.
Иногда Эшер задумывался над тем, что представляла бы собой жизнь
современного ему человека без холовидения. Соседи Густава погружались в
"холовешку" полностью, отвлекаясь лишь на сон, еду и некоторые неизбежные
светские ритуалы. Бесконечное разнообразие зрелищ обеспечивалось тем, что
программы последние лет сто пятьдесят произвольно генерировались люпусами.
Студий холовидения как таковых вообще не существовало,- образы,
возникавшие перед зрителями, были результатом деятельности вытанцованных в
свое время хитрых устройств с непонятной начинкой, встроенных в люпусы и
умевших на лету сочинять и демонстрировать нордерн, генетическую комедию
или макабр в гренландском духе, устраивать развлекательные лотереи со
смертельным (для участников - не зрителей) исходом,
музыкально-хозяйственные викторины и пр. Любая программа повторялась
только в том случае, если ее смотрело минимум пять тысяч зрителей. Это
означало, что Густав Эшер был обречен на новинки, поскольку население
земного шара, по общему мнению, едва ли превышало триста человек. Для
оставшихся людей холовизор был и единственным кормильцем: по показываемым
люпусом каталогам на дом доставлялись еда и все необходимые предметы,
вернее, синтезировались на расположенных в каждой комнате холовизионных
столиках.
Воспользовавшись перерывом, Густав обратился к холовизору и приказал
материализовать на столике "Историю пятой мировой войны" Уильяма Хогарта.
Через несколько секунд появился заказ. Неудобной особенностью холовидения,
которую наверняка уже никто не смог бы исправить, было то, что все
присылаемые вещи оказывались недолговечны, рассыпаясь спустя несколько
часов,- очевидно, оставшийся в Кантабиле люпус после разрушения сети не
мог поддерживать все требуемые параметры психосферы. Густав ежевечерне,
третью неделю подряд, запрашивал одно и то же издание. Всякий раз оставляя
его на своем ночном столике, он к утру обнаруживал лишь слой зеленоватой
пыли, который вскоре ликвидировался системой уборки. По этой же причине
дома у него не было запасов продовольствия - Густав съедал все сразу после
появления трапезы на кухонном столике. Продукты идеально соответствовали
обмену веществ нового человека: моча была неизменно бирюзового цвета, а
фекалии напоминали горсть жемчуга, источая мускусный аромат. Вещи в жилище
Густава, включая одежду, были по крайней мере сорокалетней давности,
полученные на дом еще до того, как в психосфере начались хронические
неполадки.
Едва закончилась реклама, гостиную сотрясли победные вопли тиранозавра,
разорвавшего за ноги, как жареного цыпленка, кардинала де Ришелье. Густаву
расхотелось досматривать ужасы, тем более что хэппи-энд был в любом случае
гарантирован, и он спросил у люпуса, какие имеются эротические
развлечения. Из предложенных забав умеренного характера он выбрал ночной
стук в дверь к одинокому дровосеку прелестной 16-летней сироты,
заблудившейся в лесу и попавшей под ливень. Всецело погрузившись в роль
дровосека, Густав заботливо накормил, раздел сироту и овладел ею, что дало
ему возможность на протяжении ближайших полутора часов получить серию
мощнейших псевдооргазмов. Сирота особо не сопротивлялась, а под конец
совершенно разгорячилась; к тому же, дровосек Эшер обладал невероятной
сексуальной мощью.
По окончании амурных подвигов Густав, вернувшись в реальность, с грустью
осознал резкий контраст между собою и холовизионным героем, заказал стакан
козьего витаминизированного молока с ромом, и, прихватив книгу, поднялся в
спальню. В мягком свете, исходившем от книги, он продолжал читать на 437-й
странице:
"Оттесненные на Южный полюс формирования 10-й моторизованной генетической
дивизии "Биовульф" вынуждены были перейти к круговой обороне. Ощущая
нехватку личного состава, командир дивизии полковник Дж. Ф. Х. Э. Рама Рао
распорядился о срочной рекультивации наличествовавшего поблизости в
избытке поголовья пингвинов. В течение двух дней непрерывной работы
полевой лаборатории удалось произвести 4000 единиц бронированных
огнедышащих королевских пингвинов, а также 500 единиц легких
истребительных авиационных топориков. С получением сообщений о приближении
к Земле Грэма десантных кораблей экологической бригады "Гринсливз",
выдвинувшихся из Порт-Стэнли, полковник Дж. Ф. Х. Э. Рама Рао отдал
приказание 1-й бригаде боевых страусов занять позиции в районе лагеря
Мирный, 2-й бригаде легких минометных шакалов - отойти к станции Хопкинса
и быть готовой к маневру для охвата противника в районе предполагаемой
высадки.
Соорудив на своей базе в Порт-Стэнли несколько десятков полевых биофабрик,
экологи в считанные часы смогли отмобилизовать шесть морских пехотных
батальонов смерти. Отличавшийся нечеловеческой жестокостью командующий
экологов, доктор биологических наук, лауреат Нобелевской премии мира
вице-адмирал З. Кронненберг, распорядился о непременном уничтожении в ходе
предстоящих боевых действий всех людей, включая пленных, и отпуске на волю
после воспитательной работы животных, не оказывающих сопротивления. Утро
15 ноября выдалось крайне неблагоприятным для морских операций с точки
зрения погодных условий. Шторм достигал семи баллов, а частые в этом
районе поздней осенью ураганные порывы ветра разметали парусный флот
экологов. Семимачтовый флагманский корабль "Июньский цветок", не в силах
противостоять ударам волн, был отнесен к мысу Горн, где налетел на скалы и
затонул, унеся на дно весь штаб во главе с адмиралом З. Кронненбергом.
Остатки бригады были вынуждены рубить мачты на кораблях и покорно ждать
своей участи. Из 35 кораблей и судов, вышедших из Порт-Стэнли, к вечеру 17
ноября на плаву оставалось лишь семь. Таким образом, десантная операция,
которая должна была, по замыслу командования экологов, переломить ход
боевых действий в Антарктике, оказалась проваленной. Инициатива на
ближайшие три недели перешла к союзным генетическим войскам".
Густав предпочитал старинную историческую литературу всей остальной, хотя
подозревал, что заказываемые тома не совсем соответствуют оригиналам. Та
же "История" Хогарта периодически имела то 600, то 580, а иногда и 535
страниц. Густав определенно помнил, что вчерашний Хогарт, в отличие от
нынешнего, симпатизировал экологам, на той же странице описывая
триумфальную высадку десанта и бесславное поражение генетиков, для которых
Антарктида стала братской могилой. Впрочем, удивляться не приходилось:
люпусы всегда рассматривали книгосинтез как третьестепенное занятие,
уделяя ему минимум ресурсов.
Густав особо не возмущался по этому поводу. Он вполне понимал случайный
характер всякой информации, у истоков которой, как правило, находятся
личности со скромными интеллектуальными и сомнительными нравственными
достоинствами, например, тот же самый У. Хогарт, на обложке книги
преподнесенный как "крупнейший специалист в области военной истории,
общепризнанный эксперт по военным действиям корпуса боевых осьминогов на
Атлантике". Зная немного нравы научного мира, Густав был уверен: Хогарт
просто монополизировал тему, трудами невидимых ассистентов потихоньку
соорудив себе маленький литературный мавзолей. Хотя кого, по большому
счету, волновали теперь на Земле события, происходившие сто либо двести
лет назад, или же количество трупов, наваленных каким-нибудь мелким
полузабытым военачальником. Ведь известно: если ты чего-нибудь не знаешь,
то этого с таким же успехом не происходило, а если ты что-либо узнал, то
это - наверняка обман. Листая книгу, Густав подумал, что он, вероятно,-
один из последних людей на этой планете, интересующихся историей.
Элементы случайности были в свое время для Густава, физика-онтолога с
ученой степенью "магистра фанданго", объектом профессиональных
исследований. Ему принадлежала разработка теории события как
основополагающего элемента мироздания, а придуманное им устройство
визуальной реконструкции прошлого на базе замера интерферирующих
событийных волн некоторое время - еще до массовой миграции - успешно
применялось полицией. "Интерферотрон Густава Эшера" - так назывался
небольшой прибор, позволявший при помощи нескольких датчиков, паривших над
местом преступления, получать сносного качества движущуюся картинку
происшедшего. Полицейские чины поначалу с подозрением отнеслись к
устройству, однако все сомнения рассеялись после краткой демонстрации в
кабинете начальства: Густав запустил по периметру комнаты датчики, и перед
восторженными зрителями развернулась трехдневной давности картина
неистового соития во время ночного дежурства двух полицейских сержантов.
Изобретение дорого стоило Густаву Эшеру: хотя данные интерферотрона не
могли привлекаться в качестве улики ввиду экспериментального характера
прибора, детективы пользовались им негласно во время расследований, и один
маньяк, отпущенный на каникулы из тюрьмы, где отбывал пожизненный срок за
пятнадцать садистских убийств, отомстил внештатному консультанту,
подкравшись к нему на улице и лягнув в промежность клинком, торчавшим из
каблука. Густав провалялся дома три месяца: так как медицина давным-давно
перешла в разряд забытых ремесел, друзья из полиции замазали ему
промежность липким составом в надежде, что со временем заживет. И
действительно зажило, хотя Эшер остался с тем, что, за неимением лучшего
определения, обозначил для себя как травматический простатит (это было на
самом деле касательное повреждение модуля предстательной железы). С тех
пор сексуальный потенциал Густава, без того полузатухший, стремительно
сошел на нет; затем потянулись другие недомогания, и ему пришлось написать
прошение об отставке с должности консультанта кафедры каузативных
исследований при университете Аконкагуа, хотя эта работа имела более чем
вольный характер, не требуя даже постоянного присутствия.
Проблемы его здоровья уже никого не волновали, так как почти все земляне,
включая научный мир, полицию с преступниками, переместились на ближайшие
планеты,- после непрерывных войн между генетиками и экологами льды на
полюсах растаяли; Африка, расколовшись, ушла на дно; уровень мирового
океана поднялся на три мили, и для обитания остались лишь небольшие
высокогорные участки. Еще лет за сто двадцать до этого террористические
ячейки экологов "Гринпистол" взорвали все энергетические станции и залили
углеводородными блокираторами наиболее крупные нефтяные скважины, из-за
чего обширные пространства Европы, Северной Америки и Ближнего Востока
превратились в безжизненные пустыни. Единственным обитаемым районом
оказались Анды; остатки цивилизации, по слухам, еще наблюдались кое-где в
Гималаях. После увольнения Густав забросил интерферотрон в подвал, хотя и
собирался до этого расширить резервы памяти, что позволило бы заглядывать
в более далекое, на несколько тысяч лет, прошлое.
Участок Анд, где обитал Эшер, после всемирного затопления представлял
собой достаточно узкую, обрывистую цепь высотой до полутора миль, с
изрезанным заливами и лагунами побережьем. Неподалеку дымился вулкан
Майпо, изредка налетали тайфуны, но население жило относительно счастливо
уже потому, что войны закончились, а новых вроде бы не предвиделось. Хотя
по обе стороны горного хребта существовало еще несколько колоний,
добраться к ним можно было только пешком или на велосипеде (остальные
средства передвижения, если где и сохранились, то чаще всего не
действовали), петляя по узким тропам и преодолевая крутые перевалы с
риском свернуть себе шею. Желающих тратить силы ради столь сомнительного
удовольствия не было. Максимум, на который изредка оказывались способны,
оторвавшись от зрелищ, жители Кантабиле,- это перемещение в радиусе
трех-четырех ближних домов, поход на пляж, обмен парой незначащих фраз с
соседями или экскурсия в стоявший на отшибе большой особняк, где от
переехавшего на Марс хозяина осталась коллекция старинных безделушек.
Густав регулярно заглядывал в это подобие музея, беседуя с поселившимся
там бывшим историком Стивом Макналти на всевозможные, в основном научные,
темы.
Густав ощущал в поселке дискомфорт, с трудом осваиваясь после переезда из
Оливареса, располагавшегося на севере обитаемых территорий. Там жизнь, по
крайней мере, была наполнена каким-то содержанием: он бегал по улицам
многомиллионного (до массовой миграции) города вслед за детективами,
вызванными к месту очередного преступления, работал над
усовершенствованием интерферотрона, а по ночам сочинял некое подобие
научного комментария к своему изобретению. После нападения маньяка и
отъезда друзей на Венеру ему стало весьма неуютно в городе-призраке, и,
засунув в сумку интерферотрон с документацией, Густав направился через
перевал к Кантабиле. Выбор Эшера объяснялся тем, что, зайдя в заброшенный
офис агентства недвижимости, он просмотрел рекламный ролик, расписывавший
Кантабиле как престижный курортный район с райскими по красоте местами. На
самом деле поселок оказался сползающим в воду клочком земли поблизости от
заброшенной свалки: вечерами, когда дул северный ветер, на дома опускался
плотный занавес смрада. Густав, добравшись до Кантабиле после трех дней
утомительного пешего перехода, ритуально проклял агентство недвижимости:
он станцевал древний колдовской фокстрот, который должен был, по его
замыслу, затопить лживую контору толстым слоем жидкости с невыносимым для
современников Эшера запахом старинных благовоний "Кипр".
В миле южнее Кантабиле располагался древний, основанный много веков назад
городок. Когда-то там находился горнолыжный курорт, однако одна из войн
нанесла серьезный урон местной психосфере. Здесь отмечался особо высокий
уровень непредсказуемости, и жители Кантабиле сюда не заглядывали. Густав
иногда подумывал над организацией небольшой экспедиции в Сапалу -
исключительно ради того, чтобы развеяться и осмотреть
достопримечательности, но одному идти не хотелось, а Стив составить
компанию никак не соглашался. К тому же, для безопасности перед походом
пришлось бы делать весьма болезненную инъекцию гиперконсерванта, так как
люпусы в Сапале, вероятно, не действовали, а органические модули могли
отказать.
В этот вечер Хогарта хватило ненадолго: через страниц сорок Густав
почувствовал, как бумага стала шершавой и начала рваться при
перелистывании. Он встал, подошел к окну и, открыв его, резким движением
бросил книгу вниз. Покатившись по обрыву, она сразу рассыпалась: в неярком
лунном свете было видно, как по берегу ветром далеко разнесло листки.
***
В восемь часов утра Густав Эшер, как обычно, направлялся к океану -
принимать морские ванны в течение полутора часов до подачи завтрака.
Оставив холовизору необходимые указания насчет меню, он пешком спустился к
пляжу, где, с особой тщательностью изучив поверхность воды, нырнул
неглубоко и на значительном удалении от того места, где накануне его
массировал кокон. Густав не считал себя слабонервным: 98-й артикул означал
мужественный характер, иногда в ущерб личной безопасности. К тому же, за
235 лет жизни Эшер насмотрелся всякого и относился к смерти очень
спокойно. Просто гибель в зубах голодного монстра казалась Густаву глупой.
На этот раз, впрочем, океан не преподнес никаких неожиданностей.
Вернувшись домой и смыв соль, Густав принялся завтракать. На кухне его
ожидала овсяная каша, перемешанная с яичницей и синим кетчупом, горячий
апельсиновый сок, хрустящий тунцовый бекон, обесцвеченный кофе со льдом,
соленый свекольный джем и поджаренные хлебцы из сосновой муки,- все в
строгом соответствии со здоровой диетой начала XXII века, которой
придерживался Эшер. Густав привык завтракать под новости, но так как
информацию на планете уже некому было собирать, холовизор на свое
усмотрение повторял прошлые сообщения, иногда придумывая собственные. С
небольшого экрана-облака, висевшего над столиком, Эшеру улыбалась
одноглазая блондинка со шрамом во всю правую щеку и очень серьезным ожогом
шеи. Новости времен войны нигилистов с индустриалистами,- догадался
Густав. Тогда в моде были холоведущие с боевыми отметинами и ярко
выраженной инвалидностью.
Он зачерпнул ложкой джем, размешал его в стакане сока, затем намазал
овсянку на хлеб. Блондинка приступила к чтению новостей, но понять ее было
тяжело, так как вся нижняя челюсть у нее была разворочена,- очевидно,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг