Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Новую книгу Александра Чернобровкина "Чижик-пыжик" можно  приобрести  в
издательстве "ЭВАНГО". Тел/факс: (095) 921-06-73







     Д Е Н Н И Ц А


     На  безоблачном  небе,  сплошь усеянном  звездами, яркими  и  ядреными,
красовался молодой месяц, молочно-белый и словно набухший  от росы, которую,
наливая взамен серебристым сиянием,  впитывал из цветов,  листьев и травинок
на  лесной  поляне,  посреди   которой   выстроились  полукругом  двенадцать
девушек-погодков,  голубоглазых и со светло-русыми волосами,  заплетенными в
косу: у старшей -   длиной до середины  бедер и толщиной в руку, у следующих
-   все  короче  и  тоньше и  у  самой  младшей  -   хвостик,  перехваченный
ленточкой. Одеты  они были в  белые просторные рубахи до пят с  вытканной на
животе золотыми нитками  головой  Дажьбога  -   густые,  нахмуренные  брови,
наполовину скрывающие  глаза, способные  испепелить переполняющей их злобой,
широкий нос  с вывороченными  ноздрями,  казалось,  учуявшими  врага, сурово
сжатые губы, не ведающие жалости и сострадания,  и  вздыбленные пряди волос,
обрамляющие,  как  языки  пламени,  круглое  лицо.  Перед  дюжиной  красавиц
замерла,  склонив   наголо  стриженную  голову,   двенадцатилетняя  девочка,
обнаженная, с худеньким, угловатым телом и едва проклюнувшейся грудью.
     В  глубине  леса  тревожно ухнула  сова,  между  деревьями  прокатилось
троекратное  эхо,  постепенно  слабеющее, будто  стиралось  об еловые  иглы.
Старшая девушка отделилась от подружек и лебединой бесшумной походной, гордо
держа голову,  оттянутую  тяжелой косой,  поплыла, оставляя на посеребренной
траве  широкую  темную  полосу,  по  кругу,  в  центре  которого  находилась
обнаженная девочка, а когда оказалась у нее за  спиной, повернула к ней.  На
ходу  собрав  росу  с  цветов и травы,  остановилась  позади девочки и омыла
стриженную голову.  Руки медленно проползли  по колючему ершику, перебрались
на  лоб,  скользнули  указательными  пальцами  по  закрытым  векам,  сдавили
подрагивающие  крылья носа, сошлись  на  плотно сжатых  губах, вернулись  на
затылок и  отпрянули, точно  обожглись. Старшая  красавица  обошла девочку и
замерла в трех шагах лицом к  ней. Подошла вторая девушка  и окропила  росой
шею и плечи обнаженной, но не встала рядом  с  первой, а  поплыла дальше  по
кругу  и  остановилась на нем как раз напротив того места, где  вначале была
старшая.  Затем  третья выполнила  свою часть  обряда  и  присоединилась  ко
второй,  четвертая,  пятая...   Предпоследняя   омыла  ноги   обнаженной,  а
последняя, самая юная, на год старше девочки, надела на нее белую просторную
рубаху с широкими рукавами  и  вышитой  на животе головой Дажьбога  и повела
вновьобращенную к  десяти девушкам, выстроившимся полукругом, перед которыми
стояла со склоненной головой старшая красавица.
     Все  тринадцать  не  двигались,  молча прислушивались к ночным  звукам:
шелесту листьев, потрескиванию веток,  трущихся  друг  о друга, попискиванию
мелких зверьков, хлопанью крыльев потревоженных птиц да скрипучей перекличке
журавлей на болоте вдалеке. Вновь ухнула сова,  прокатилось троекратное эхо,
и  на  короткое время  лес затих, словно насторожился.  Старшая из  стоявших
полукругом  девушек  отделилась  от  подруг  и  плавной  бесшумной  походкой
обогнула свою бывшую  предводительницу,  зашла  со спины. В ее руке  блеснул
короткий  нож -   и  толстая коса упала  на траву. Лезвие  оттянуло  отворот
рубахи, поползло вниз,  с треском распарывая материю. Рубаха соскользнула на
землю,  обнажив стройное тело с упругой, налитой грудью, густой  порослью  в
низу плоского живота и длинными и  ровными, будто  выточенными ногами. Новая
предводительница завернула отрезанную косу в распоротую рубаху и стала шагах
в трех позади обнаженной. Остальные девушки омыли обнаженную с головы до ног
росой  и  построились  по  старшинству в  колонну.  Бывшая  предводительница
попробовала гордо  вскинуть голову,  но та без косы  никла, как надломленный
цветок.  Нерешительно, точно и  ноги вдруг  стали  непослушны,  она  сделала
маленький  шажок, еще один  и еще, немного приободрилась и засеменила  прямо
через  поляну  к тропинке, ведущей  в глубь леса, оставляя на  посеребренной
траве  темные овалы  -  следы босых ног. Дюжина  красавиц-погодков, отпустив
обнаженную шагов на десять, цепочкой потянулись следом.
     Тропинка привела их на другую поляну, разделенную на две неравные части
холмом, поросшим высокими густыми кустами. Посреди большей части рос древний
дуб в несколько обхватов, нижние ветки  которого  были увешаны разноцветными
ленточками,  новыми  и старыми, беличьими  шкурками, увядшими  венками.  Под
деревом были сложены поленицы  дров, видимо, для костра, который  собирались
жечь во впадине, заполненной черными головешками и серовато-белыми костьми и
расположенной посередине между дубом и черным деревянным идолом, стоявшим на
возвышенности из  обомшелых валунов. У  идола были золотые волосы и  борода,
которые,  напоминая языки пламени, обрамляли круглое  свирепое лицо с сурово
сжатыми губами,  вывороченными  ноздрями и  густыми  бровями, наплывшими  на
красные глаза из драгоценных  камней.  Глаза смотрели на  восход  и время от
времени словно  бы наливались злобой, когда на  них падали отблески большого
костра, горевшего  на противоположном склоне холма почти  у вершины.  Оттуда
доносились мужские голоса и звон чаш и тянуло запахом жареного мяса: видать,
вдоволь было и еды, и хмельного, и желания пировать.



     Обнаженная  девушка остановилась на краю поляны, прислушалась к мужским
голосам, то ли пытаясь распознать знакомый,  то ли еще почему.  Из-за кустов
донеслось пение: высокий и  чистый  мужской голос, цепляющий  душу,  затянул
щемяще-грустную песню о расставании с любимой перед походом:

     Не плачь, моя лада,
     Потускнеют очи,
     Не увидят в синем небе
     Сокола сизого.
     Лететь ему далеко,
     В края чужие,
     Ударить острым клювом
     Ворона черного...


     Песня растекалась  по  поляне,  как бы вбирая в себя  серебристый блеск
росы и становясь чище  и звонче, ударялась о деревья и по-новой накатывалась
на девушек, слушавших  жадно, боясь упустить хоть  слово, а обнаженная  даже
подалась  вперед  грудью и  вскинула  непокорную  голову, точно именно  ей и
только ей одной предназначалась эта песня.
     Певец вдруг смолк, послышались задорные возгласы и перезвон чаш. Костер
взметнул к темному небу багряные языки, которые отразились  в глазах идола и
как бы наполнили их яростью. Обнаженная пожухла  под  их взглядом и,  словно
подстегнутая кнутом, торопливо засеменила к пещерам, вырытым в склоне холма,
к ближней к дубу  и  наособицу  от  остальных,  в которой  ни разу не  была.
Двенадцать одетых девушек проводили ее до входа и, не обменявшись ни словом,
ни  жестом, пошли  к самой  большой  пещере,  расположенной  в  другом конце
склона.
     Обнаженная приподняла край бычьей шкуры, тяжелой и негнущейся,  которая
загораживала  вход в пещеру, шагнула вперед, в темноту. В нос ударила густая
вонь  волчьего логова.  Девушка протянула  руку и нащупала шкуру,  наверное,
волчью, подвешенную за  хвост. Справа и слева от этой шкуры висели другие, а
за ними -  еще несколько рядов, словно бы вход охраняла стая волков. Девушка
пробралась  между ними и оказалась в треугольной пещере,  теплой и  сухой, в
одном из углов которой стояла она сама, в другом -   ложе, низкое и широкое,
застеленное одеялом из серо-рыжих беличьих шкурок, а в третьем был сложен из
валунов  очаг.  В очаге  горел огонь,  дым  поднимался  к потолку  и  как бы
втягивался в расщелины. У огня сидел на скамеечке кудесник -  дряхлый старец
с длинными седыми волосами  и  бородой, свернувшейся, точно кошка, клубочком
на его коленях, напоминающий ликом  своим идола, голова которого была вышита
золотом на  его  белой рубахе, длинной, с  широкими рукавами  и подпоясанной
золотым ремешком.  Деревянной  ложкой  кудесник помешивал пунцовое  варево в
глиняной чаше, стоявшей  на  камне  у очага. От  варева шел пьянящий аромат,
одновременно  и сладкий  и горький, и мягкий и острый.  Девушка еле  заметно
пошевелила  ноздрями, втягивая дурман, который будто  бы сразу же  попадал в
зрачки,  наливая и  расширяя  их.  Руки,  прикрывавшие  грудь  и низ живота,
опустились,  словно подчинились  кому-то  ласковому  и настойчивому,  темные
соски набухли, а по плоскому животу пробежала судорога и будто бы запуталась
в  светло-русой  поросли  на  лобке,  ноги  раздвинулись,  чтобы  помочь  ей
выбраться -   и резко  сжались. Девушка обмякла, еще ниже  понурила  голову,
закрыла глаза и безвольно, точно во сне, но ни разу не споткнувшись, подошла
к кудеснику  и остановилась в той точке в двух шагах от  него, в которую был
направлен его  взгляд. Старец зачерпнул из  чаши варева, понюхал, болезненно
морщась, а  когда  отнес ложку  от носа, лицо его помолодело, посветлело,  в
расширенных  зрачках появился  блеск и  они невольно  покосились на девушку.
Раздраженно  отшвырнув ложку, кудесник поднялся, сложил  руки на животе, как
раз под головой  Дажьбога, словно  поддерживал  ее, сильнее нахмурил брови и
заговорил тихим, старческим, но еще твердым голосом:
     -   Мы,  русичи,  -  дажьбожьи  внуки,  а  ты  -   его  дочь,  денница,
полуденная  звезда.   Двенадцать  лет  ты   исправно  служила  своему  отцу,
поддерживая  по ночам огонь  в его очаге, и  Дажьбог  был  милостив к  своим
внукам. Служба  твоя  кончилась.  Этой ночью -  самой короткой в году -   ты
изменишь  ему, став женой  Месяца. -   Кудесник потрогал чашу: горяча ли? - 
Через жизнь каждой  женщины  проходят  двенадцать  мужчин.  Каждый  забирает
частичку  ее  души  -  кто больше, кто меньше.  После них женщине уже нечего
отдавать, души  у нее нет. Нечего отдавать -  нечем любить, нечем  любить - 
незачем жить. -  Он снова потрогал чашу и решил, что недостаточно остыла. - 
Дажьбог  ревнив,  не прощает  дочерям измену  с  Месяцем.  Разгневавшись, он
перестанет помогать своим внукам: зной испепелит злаки и травы, высушит реки
и  озера -   наступят глад и  мор. В такой черный год умерли твои  родители,
братья и сестры. Чтобы не  случилась беда с  русичами, поутру ты предстанешь
перед очами Дажьбога и искупишь грехи, свои и всего племени.

     ~

     Кудесник  двумя  руками поднял чашу.  Пунцовое варево как бы трепетало,
переливаясь оттенками красного цвета, отчего казалось живым -  душой, только
что вырванной из человеческой груди.
     -  Любовный напиток. Он малое сделает  большим, а важное -   суетой, - 
сказал старец, передавая чашу. -  Пей зараз до дна.
     Денница поднесла  чашу  к губам,  вдохнула трепещущими ноздрями сладкий
дурман.  Крупная дрожь  пробежала по телу девушки,  руки затряслись, едва не
расплескав напиток
     Кудесник напрягся, сжал  руки в кулаки,  глаза исчезли под нахмуренными
бровями.
     Денница уняла дрожь в теле и припала к чаше. Первый глоток дался тяжело
-   горяч ли был  напиток или горек? -  она  справилась с собой, глотнула во
второй раз, в третий... Лицо ее  начало наливаться пунцовым  румянцем. Выпив
чуть меньше половины, денница поперхнулась. Пунцовая капля вытекла из уголка
рта, пробежала по подбородку, спрыгнула на грудь, которая, казалось, набухла
еще больше и закаменела.
     Кудесник  испуганно дернул  головой, впился  взглядом  в  каплю,  будто
надеялся остановить ее. Капля, уменьшаясь, добралась  до пупка  и спряталась
там. Старец  подождал  немного,  убедился, что  не вьггечет и  не  упадет на
землю, облегченно вздохнул.
     -  И эта... -  глухо буркнул он и подстегнул денницу злым взглядом.
     Девушка  быстро  допила  чашу и  передала  ее старцу. На покрасневших и
будто припухших губах  денницы играла улыбка, сочная,  сучья, щеки  полыхали
румянцем, а глаза казались  двумя темно-синими кусочками весеннего грозового
неба. Когда ее пальцы ненароком дотронулись до руки старика, она одернула их
и впервые посмотрела на него, как на мужчину.
     Кудесник поднял чашу на уровень ее глаз, точно загораживался  от них, и
резким движением разломил пополам.  Обе половинки были  брошены в очаг,  где
занялись   синевато-зеленым   пламенем,   и   по   пещере  растекся  острый,
возбуждающий запах.
     -  Помни, -  слабеющим, но все еще  строгим голосом молвил кудесник, - 
ночь эта коротка и бездонна, как любовь, а  там,  -   показал  он скрюченным
пальцем на выход из пещеры, -  смерть, черная  или белая, долгая или легкая.
-  Помолчав  немного, будто собирал  силы, чтобы произнести последние слова,
приказал: -  Ложись и жди.
     Денница, широко расставляя ноги, приблизилась  слабой, больной походкой
к ложу, оглянулась. В пещере больше никого  не было. Она села  на  ложе -  и
застонала томно:  прикосновение ягодиц и  бедер к  мягкому,  ласковому  меху
оказалось  необычайно приятным. Закусив нижнюю губу и  плотно  смежив  веки,
она,  вздрагивая  от наслаждения,  легла навзничь.  Деннице  показалось, что
чувствует, как от  очага катятся волны  тепла,  каждая следующая  -   теплее
предыдущей,  словно  пламя  разрастается  ввысь  и  вширь,   запахло  гарью,
послышались мужские голоса, пьяные и злые, и звон оружия...

     ...горело  где-то  рядом,  соседний,  наверное,  дом,  оттуда  и голоса
доносились. Никто не ожидал нападения среди  бела дня,  большая  часть селян
была в поле, а те, кто, как она, остались  присматривать за домом, не успели
убежать в  лес. Она, двенадцатилетняя девочка, залезла под лавку и накрылась
старым рядном, тревожно прислушиваясь к голосам, доносившимся со двора.
     -  Моя! -  крикнул молодой  мужчина, и ступеньки крыльца заскрипели под
его тяжестью.
     Сильный удар распахнул входную дверь, жалобно заскрипели петли, в сенях
загрохотал, покатившись,  пустой  бочонок. Свистнул меч, легко переполовинив
полог из волчьих шкур, и со вонзился в притолоку. Мужчина перешел из сеней в
горницу,  поддел  ногой  скамеечку,  которая  с шумом  покатилась  к лавке и
остановилась в полусажени от нее. Зазвенело железо о железо -  сбили замок с
сундука, стукнулась  крышка  о стену,  с тихим шорохом начала падать  на пол
одежда, штуки полотна.
     Девочка чуть приподняла угол рядна, посмотрела в сторону сундука. Возле
вороха вываленной на пол  одежды она увидела  сапоги,  большие и  стоптанные
наружу, о левое голенище бились ножны меча. Ноги торопливо сгребали одежду и
штуки  полотна  на  растеленный  рядом  платок  с желто-красными цветами  по
черному полю.  Руки схватили два  противоположные угла  платка, связали  их,
потянулись  за  двумя другими -  и девочка увидела лицо грабителя, молодое и
загорелое, с короткой русой бородкой и, кажется, серыми  глазами: разглядеть
не успела, потому что испуганно закрылась рядном.
     Грабитель подошел к лавке,  нащупал под рядном девочку, рывком  вытянул
ее. Спрятав  меч в  ножны, он  намотал на  левую руку девичью косу, а правой
разорвал  рубаху. Худенькое, угловатое тело с  едва проклюнувшейся грудью не
сильно заинтересовало его.  Какое-то  время  он  молча разглядывал  девочку,
затем помял грудь, бедра, одобрительно гмыкнул. Толкнув девочку на лавку, он
не спеша снял пояс с мечом.
     Девочка лежала неподвижно, хоть и боялась, но уже  не так, как  раньше,
потому что поняла: не убьют, сделают другое. В ноздри ей ударил запах чужого
тела  -  тяжелый дух пропотевшего мужчины. Шершавая, мозолистая  рука помяла
ее бедра, раздвинула, согнув в коленях, ноги. Твердое и упругое  вдавилось в
ее  промежность, наполнив  тупой  болью. Мужчина дернулся  и  хекнул, словно
рубил  дрова,  -   и  другая  боль, острая  и  короткая, пронзила  ее  тело,
заставила жалобно  вскрикнуть. Потом было  терпимо,  вот только  ноги начали
затекать.
     Скрипнув зубами, мужчина  замер и  напрягся, через какое-то время ослаб
телом и как  бы  потяжелел,  дыхание стало  реже  и  тише  и переместилось с
темечка девочки на ее щеку и  шею. Он отпустил ее ноги, и девочка осторожно,
боясь потревожить мужчину, разогнула  их  и облегченно вздохнула.  Грабитель
слез с нее, сел на край лавки. Шумно зевнув, он почесал через одежду  грудь,
пошел к  печи. Заслонка полетела  на  пол, из печи были  вытащены обе кринки
топленого молока, желтовато-белого, с темно-коричневой пенкой. Мужчина выдул
одну кринку и разбил ее о стену, из второй  выловил пальцем пенку,  а молоко
выплеснул в печь. Вернувшись к лавке, он подпоясался, вынул меч из ножен.
     Девочка, испуганно всхлипнув, отвернулась к стене, закрыла лицо руками.
Острие меча коснулось ее шеи,  поддело  косу. Грабитель другой рукой оттянул
косу и  перерезал ее мечом,  полюбовался  добычей, весело хохотнув,  сунул в
узел к награбленному добру и вышел из избы.
     Девочка слышала, как проскрипели ступеньки крыльца, как заржал во дворе
конь,  как мужчина  перекинулсл  с  кем-то короткими  фразами,  как  вдалеке
прокричали  зычно и  всадники поскакали туда.  В  деревне  стало тихо,  даже

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг