стряхнуть кровь. Увидев это, толмач презрительно сплюнул, попав прямо в
середину гальки, что валялась в двух саженях от него.
На птичий двор забежал дружинник - здоровенный детина с румянцем во
всю щеку, в кольчуге и шлеме и с мечом и булавой на поясе.
- Вот он где! - крикнул возмущенно дружинник, увидев толмача,
подбежал к нему и схватил за плечо. - Бегом, князь зовет!
Толмач, продолжая наблюдать за петухами, левой рукой сдавил запястье
дружинника, вроде бы не сильно, но у детины округлились от боли глаза и
подогнулись ноги.
- Не суетись, - тихо произнес толмач, отпуская запястье.
Детина поболтал в воздухе рукой, погладил ее другой, снимая боль,
посмотрел на толмача с таким благоговением, с каким не глядел и на князя,
стал чуть позади и начал наблюдать петушиный поединок, не решаясь больше
напомнить о спешном деле.
Петухи, подлетев, снова ударились грудь в грудь, вцепились клювами друг
в друга и забили крыльями, поднимая пыль и теряя перья. Вскоре птицы
скрылись в облаке пыли, и лишь по количеству вылетающих перьев можно было
догадаться, что бьются жестоко.
Вот птицы выскочили из облака, боевито встряхнулись и вновь заходили по
кругу, но уже против солнца, потому что у черного петуха не стало второго
зубца на гребне и кровь теперь текла на правый глаз. Черный двигался еще
медленней и осторожней, чаще останавливался и тряс головой, кропя землю
густыми каплями, а красный задиристей выпятил грудь, распушил радужное
ожерелье и будто стал выше и толще. Толмач опять презрительно сплюнул, попав
в центр той же самой гальки.
Подловив черного петуха, когда тот наклонил голову, красный налетел на
него, оседлал, вцепившись клювом в гребень, но прокатился самую малость, не
удержался, соскочил. Черный петух, лишившись третьего зубца в гребне, с
залитыми кровью обоими глазами пробежал вперед, пока не ударился о забор.
Здесь он стряхнул кровь с глаз и трусливо метнулся к приоткрытой двери
курятника. Красный погнался за ним, правда, не особо напрягаясь, а когда
противник исчез в курятнике, вернулся вальяжной походкой на середину двора,
отряхнулся, поиграв радужным ожерельем, гордо вскинул голову и прокукарекал,
звонко и радостно.
Толмач удовлетворенно хекнул и скосил плутоватые глаза на птичника,
ссутулившегося и неподвижного.
- Знай наших! - произнес толмач ехидно и пригладил усы согнутым
указательным пальцем.
- Князь зовет, - напомнил дружинник, бессознательным жестом погладив
запястье.
- Успеем, - ответил толмач. - Сейчас рассчитаюсь с этим, - кивнул
на птичника, - и пойдем. Ну-ка, заголяй лоб!
Птичник скривился, точно отведал кислицу, соскреб ногтем пятно помета с
рукава, потом тем же ногтем почесал затылок и только тогда снял шапку,
оголив лысую голову с седыми перьями волос на затылке. Он наклонился и
оперся руками в полусогнутые колени, подставив лоб, морщинистый, с
дергающейся жилкой над правой бровью. Толмач положил на лоб широкую ладонь,
оттянул другой рукой средний палец.
- Не лютуй! - взмолился птичник
- А не спорь больше! - насмешливо произнес толмач.
- Каюсь, лукавый попугал! - скулил птичник и пытался отодвинуться.
- Ладно, уважу, в полсилы щелкну, - благожелательно сказал толмач, но
придвинулся ровно настолько, насколько отодвинулась жертва.
Палец его с громким ляском врезался в голову птичника, который, охнув
коротко, шмякнулся на задницу. Продолговатая шишка вспухла посреди
покрасневшего лба и как бы вобрала в себя морщины. Птичник захныкал и
приложил ко лбу обе руки, а седые перья на затылке возмущенно вздыбились.
- Ирод проклятый! - плаксиво ругнулся он. - Обещал в полсилы!
- Если бы в полную врезал, твоя пустая голова треснула бы, как
перезрелая тыква, - возразил толмач.
Схватив птичника за шиворот, он рывком поставил его на ноги.
Проигравший покачался вперед-назад, послюнявил шишку, убедился, что не
кровоточит и больше не растет, и нахлобучил на голову шапку.
- Вот видишь, в прошлый раз тебя дважды пришлось ставить на ноги, а
сегодня с первого удержался, значит, не обманул я, - насмешливо сказал
толмач. - С тебя причитается.
- Нету у меня ничего, - буркнул птичник, потирая кончик хищного носа.
- Ан, врешь! - лукаво подмигнув, возразил толмач. - Дело твое, но
запомни: не последний раз спорим!
Птичник погладил шишку, покряхтел, почесал затылок и, отчаянно махнув
рукой - гори все синим пламенем! - направился в пристройку к курятнику -
узкую хибару, в которой едва помещались печь, лавка и стол, заваленный
грязной посудой и обглоданными куриными костями, окружавшими полу-ведерный
бочонок с медовухой. Птичник сперва сам попробовал хмельное, отлив малость в
расписной ковшик, а последние капли плеснул на шишку и перекрестил ее,
наверное, чтобы не болела, затем нацедил гостям в медные кубки, давно не
чищенные, позеленевшие.
- Не жадничай! - прикрикнул на птичника толмач, заметив, что тот
наполняет кубки на две трети, заставил долить до краев, поднял свой. - За
твое здоровье! - пожелал он и добавил с усмешкой. - И чтоб спорил со мной
почаще!
Выпил толмач одним духом и осторожно поставил кубок на стол. Промокнув
тыльной стороной ладони светло-русые усы и бороду у рта, дружелюбно хлопнул
хозяина по плечу, отчего птичника перевесило на один бок
- Жаль, дела ждут, а то бы селезней стравили, еще бы разок врезал тебе
по лбу! - сказал толмач, лукаво подмигнув птичнику, и на ходу толкнул
плечом дружинника, как бы нарочно, однако молодца словно припечатало к
тонкой дощатой стене, а кубок вылетел из рук
Дружинник восхищенно крякнул, будто сам двинул плечом толмача и тот не
устоял на ногах, и пошагал за ним следом.
В гриднице было людно: кроме князя, сидевшего на возвышении, воеводы и
попа, стоявших одесную и ощую, и бояр, разместившихся на лавках вдоль стен,
у входной двери толпилось десятка два дружинников. Все смотрели на сидевшего
на полу посреди гридницы посла - маленького толстого степняка,
круглолицего, с раскосыми глазами-щелочками, черной бороденкой в десяток
волосин и кривыми ногами, одетого в необычайно высокий колпак из серо-рыжего
меха степной лисицы и бурый халат из толстой ворсистой ткани, а на шее
висело ожерелье из волчьих и медвежьих клыков и черепов маленьких грызунов,
наверное, сусликов. Руки он спрятал в рукава - левую в правый, правую в
левый, - и казалось, что вместо рук у нехристя что-то вроде перевернутого
хомута, соединяющего плечи. Сидел он смирно и как бы не замечал людей,
наполнивших гридницу, но из-за раскосости создавалось впечатление, что
подмечает все, даже то, что у него за спиной творится.
Толмач протиснулся между дружинниками, остановился в трех шагах от
возвышения, снял шапку и поклонился князю - вроде бы старался пониже, но то
ли полнота помешала, то ли позвоночник не гнулся, то ли еще что, однако
получилось так, будто равный поприветствовал равного, - и, пригладив на
макушке непокорно торчавшие вихры, спросил:
- Зачем звал, князь?
Князь показал глазами на посла:
- Узнай, чего он хочет?
Толмач повернулся к басурману, посмотрел сверху вниз, прищурив глаза,
точно рассматривая что-то ничтожно малое, презрительно скривил губы, точно
попробовал это что-то на вкус и остался недоволен. Засунув большой палец
правой руки за ремень (в левой держал шапку) и выпятив грудь, он зычным
голосом, будто через поле переговаривался, задал вопрос на половецком языке.
Нехристь не ответил и не пошевелился, даже голову не поднял, чтобы
посмотреть на говорящего. Толмач повторил вопрос на хазарском, ромейском,
варяжском и еще на каком-то, одному ему ведомо каком, языке. И опять не
дождался ответа.
- Ишь, морда басурманская, никаких языков не знает! - обиженно
доложил князю толмач. - Может, он немой?
И тут посол заговорил, тихо, но внятно, и длинная речь его напоминала
то клекот орла, то рычание раненого зверя, то шипение змеи. Толмач какое-то
время прислушивался, пытаясь выхватить хотя бы одно знакомое слово, потом
хекнул и покачал головой: откуда ты такой свалился на мою голову?! Басурман
замолк и все уставились на толмача.
- Грозится, харя некрещеная, - после паузы сказал толмач и пригладил
согнутым указательным пальцем усы
- Это и без тебя поняли, - произнес воевода. - Если он пришел сюда,
значит, хочет без боя получить дань. Спроси, чего и сколько?
- Если не много запросит, дадим - добавил князь, - а если меры не
знает...
- ...тогда посмотрим, кто кого, - закончил воевода.
- На господню волю положимся, - дополнил поп, откормленный, с красным
в синих прожилках носом.
Бояре и дружинники загомонили, забряцали оружием, правда, не очень
громко.
Толмач подумал малость, достал из кармана золотую монету и кинул ее к
ногам посла. Басурман, высвободил руку из рукава и грязным пальцем с черным
ногтем отшвырнул монету, которая прокатилась по половице, превращаясь в
дорожку желтого речного песка. Этим же пальцем нехристь начертил в воздухе
круг, давая понять, что ему нужно все. Толмач не долго думая свернул кукиш
и, присев, ткнул его в приплюснутый басурманский нос. Раскосые глаза-щелки,
казалось, не заметили кукиша, разбежались в дальние от носа уголки, будто
хотели увидеть, что творится на затылке посла. Толмач встал и отошел шага на
три от нехристя, как бы давая место гневу, который сейчас должен изрыгнуться
в ответ на кукиш.
Степняк ничем не показал, что обижен, протянул вперед правую руку и
тряхнул ею. Из широкого рукава выпал маленький черный комок, который состоял
из бесчисленного множества малюсеньких червячков, стремительно расползшихся
в разные стороны, причем, чем больше их отделялось от комка, тем объемнее он
становился. Толмач брезгливо передернул плечами, шваркнул об пол шапку,
накрыв и комок и расползшихся черных червячков, и затоптался на ней. Из-под
шапки послышались стоны, детские и женские, да такие жалобные, что у князя,
попа и некоторых дружинников жалостливо скривились лица, но толмача они не
остановили. Успокоился он лишь тогда, когда шапка рассыпалась на маленькие
кусочки, разъеденная черной жижей, в которую превратились червячки.
Посол продолжал сидеть истуканом, однако правая бровь непроизвольно
дернулась, выдавая огорчение и удивление. Басурман поднял левую руку и
тряхнул ею. Из рукава вылетел плоский кружок огня, разбрызгивающий искры, и
повис в воздухе под потолком - даже подпрыгнув, не достанешь. Кружок
стремительно разрастался, обещая перегородить гридницу, а затем
располовинить и весь княжеский терем. Толмач плюнул в кружок, не пожалев
слюны, и пропал в самую середку. Плевок зашкварчал, как на раскаленной
сковородке, и вместе с огненным кружком превратился в облачко розового пара,
которое со звоном ударилось в потолок и лопнуло, осев на пол сиреневой
пылью.
У посла дернулась левая бровь и сильнее, чем ранее правая, а с глаз
словно бы спала пелена, и они с настороженным интересом ощупали толмача с
ног до головы, проверили по одним только им ведомым признакам, насколько
стоявший перед ними силен, умен и хитер, решили, видимо, что имеют дело с
достойным противником и закрылись. После долгого раздумья нехристь открыл
их, встретился взглядом с толмачом и еле заметно кивнул головой. Он опустил
руки к полу, и из широких рукавов выкатились два шара одинакового размера,
красный и черный. Не прикасаясь к ним, заставил шары несколько раз
поменяться местами, а затем жестом предложил толмачу выбрать понравившийся.
Толмач носком сапога показал на красный. Степняк провел над шарами рукой,
заставив раскатиться в разные стороны и завертеться вокруг своей оси, отчего
стали похожи на волчки, красный и черный. Посол хлопнул резко в ладони - и
шары с невероятной скоростью покатились навстречу друг другу, столкнулись с
таким грохотом, будто гром прогремел посреди гридницы. Красный шар,
целый-целехонький, откатился малость назад, а две неравные половинки черного
остались покачиваться на месте. Басурман долго смотрел на них бесстрастным
взглядом - не поймешь, огорчился или обрадовался, - затем взял половинки в
левую руку, а красный в правую, сжал - и на пол посыпалась пыль, черная и
красная, которой посол очертил себя. Закрыв ладонями лицо, он протяжно взвыл
- и пыль загорелась ослепительно ярко и задымила так, что степняка не стало
видно. Толмач попятился к возвышению, на котором сидел князь, и
перекрестился, как и все христиане, находившиеся в гриднице, а поп еще и
"Отче наш" забормотал.
Дым потихоньку рассеялся, оставив после себя неприятный запах серы и
конского навоза. На полу, на том месте, где сидел посол, было темное пятно,
будто половицы прижгли раскаленным железом. Первым к пятну отважился подойти
толмач. Он смачно плюнул, попав прямо в центр, и когда слюна коснулась пола,
на колокольне ударил колокол, а с крепостных стен послышались радостные
крики. В гридницу ввалился запыхавшийся дружинник и прямо с порога заорал:
- Сгинули! Все, как один! Словно нечистая слизала!
- Божья помощь прогнала неверных! - поправил поп, но никто его не
услышал, потому все бросились обнимать вестника, будто это он прогнал орду.
И толмач не был обделен дружескими тумаками, довольно крепкими, другой
бы не встал после таких. Когда радостные крики поутихли, князь произнес
торжественно, обращаясь к толмачу:
- Большую беду отвел ты от города. В награду проси, что хочешь.
Толмач без ложной скромности выпятил грудь, пригладил усы согнутым
указательным пальцем и, придав побольше простоватости лицу, сказал:
- Мне много не надо: золотой верни да шапку, что поганый извел, - он
лукаво прищурил плутоватые глаза, - А к ним добавь самую малость: коня
справного, оружие надежное, наряд богатый и огромную бочку медовухи, чтоб на
всех, - он обвел рукой собравшихся в гриднице, - хватило!
Князь улыбнулся, подмигнул недовольно скривившемуся ключнику, изрек:
- Вдвое, нет, втрое получишь. А медовуху, - он повернулся к ключнику,
- всю, что есть в погребе, выкатывай на площадь, пусть весь город гуляет да
князя и толмача добрым словом поминает!
- Быть по сему! - хлопнув себя по ляжке, согласился толмач и
направился к выходу, чтобы первым отведать дармовую выпивку.
В дверях его перехватил дружинник, тот самый детина, что прибегал на
птичий двор.
- Слышь, толмач, как ты угадал, какой шар тверже?
- Как говорят мудрые люди, тайна сия велика есть, - бросил на ходу
толмач.
- Ну, скажи, а? - не отставал дружинник. - Век не забуду, отслужу!
- Так и быть, - остановившись, произнес толмач и поманил пальцем,
чтобы дружинник подставил ухо, в которое прошептал очень серьезно: - После
долгих лет учебы и странствий, я пришел к одному удивительному выводу.
Знаешь какому?
- Не-а, - ответил дружинник и еще ниже наклонил голову, чтобы ничего
не упустить.
- А вот к какому, - четко произнося слова, будто втолковывал
глуховатому, изрек толмач наставническим тоном, - красные петухи всегда
бьют черных.
- А почему? - допытывался дружинник, не поняв скрытой мудрости
услышанного.
- А черт его знает! - весело крикнул ему в ухо толмач и, хохотнув,
заспешил на площадь, облизывая губы, словно уже осушил не меньше бочонка
медовухи.
a_cherno@chat.ru
Новую книгу Александра Чернобровкина "Чижик-пыжик" можно приобрести в
издательстве "ЭВАНГО". Тел/факс: (095) 921-06-73
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг