продолжалось, пока один обоз не наткнулся в степи на замордованного парубка.
Успел он перед смертью сказать: "Старуха с хутора". Чумаки долго не
разбирались: подъехали к дому, подперли дверь колом и подожгли. Когда крыша
рухнула, из пламени вырвался столб черного дыма, завертелся воронкой и
унесся в степь. Наверное, с ним вы и повстречались.
Вожак зачерпнул деревянной ложкой из котла, попробовал. По его знаку
два чумака сняли котел с огня, установили в заранее вырытую ямку, чтобы не
перевернулся. Все расселись вокруг котла с ложками и ломтями хлеба в руках,
вожак произнес молитву, перекрестился, подождал, пока перекрестятся
остальные, заправил кончики усов за уши и первым зачерпнул кулеш. За ним по
очереди, по ходу солнца, остальные чумаки. Ели молча, слышны были лишь
сопение и плямканье, а поев, облизали ложки.
- Твой черед, - сказал вожак молодому чумаку.
Тот помыл котел в ручье, повесил на ближний к костру воз.
- Будет сильно смаривать, меня разбуди, подежурю, - предложил
напарник молодому чумаку.
- Чего там, справлюсь сам. - Он сел у костра, подкинул в огонь
несколько прутиков.
На небе появился ролная луна, высветила затихшую степь. Прямо над
балкой пролег широкий Чумацкий шлях. Казалось, именно с него, сдутая ветром,
упала звездочка. Чумак проследил за ее полетом, загадав не заснуть до утра.
Но дрема накатывала волнами, клонила голову к земле, и он встал, размялся.
Громко и вроде бы испуганно мыкнул вол, за ним второй, третий. Чумак
заметил, как между животными мелькнуло что-то светлое. Посмотрев на спящих в
возах товарищей, решил не будить, пошел к волам один. Они стояли с
задранными мордам, будто любовались звездами, и, казалось, не замечали
гибкую стройную девушку, поглаживающую их по шее. Она была одета в белую
сорочку до пят, вышитую по вороту и подолу черной змейкой и перехваченную в
талии черным пояском, поблескивающим в лунном свете, а длинные густые черные
волосы ее были распущены и скрывали лицо, которое - почему-то верилось
чумаку - должно быть удивительно красивым. Она потрепала по холке комолого
вола. После каждого ее прикосновения он задирал голову все выше, непонятно
было, почему до сих пор не хрустнули шейные позвонки.
- Причаровываешь, красна девица? - подкравшись к ней, спросил чумак.
Она не испугалась и не обернулась, но убрала руку с холки вола.
- Лучше меня причаруй! - попросил шутливо чумак.
- Могу и тебя! - задорно произнесла девушка хрипловатым голосом,
оборачиваясь и убирая волосы с лица.
На чумака глянули черные глаза, огромные, в пол-лица, и холодные, и
словно бы втянули в себя тепло из него, отчего ему стало зябко и жутко, и
тут же из них, как бы взамен, хлестнула обжигающая волна, окатившая с головы
до ног и наполнившая легкостью и любовной истомой. Чумак почувствовал, что
готов выгибать шею, как это делал комолый вол, только бы к ней прикасались
девичьи руки. Сдерживая дрожь в голосе, он попросил:
- Причаруй...
Тонкие губы ее тронула легкая улыбка, девушка отпустила волосы,
скрывшие лицо, развернулась и плавной походкой - казалось, маленькие и
белые босые ступни ее не касаются земли, - пошла по балке прочь от волов,
от чумацкого табора. Отойдя шагов на тридцать, оглянулась и еле заметным
движением поманила за собой чумака. Он глупым телком затрусил за ней.
Девушка села на камень-песчаник у куста шиповника, обхватила колени
руками. Длинные волосы точно черным платком укрыли ее всю, видны были лишь
маленькие ступни, казавшиеся серебряными в лунном свете. Чумак наклонился к
ней, попытался разглядеть сквозь густые волосы лицо, чудные глаза, не смог и
потянулся к ним рукой. Голова девушки чуть дрогнула, выражая негодование.
Чумак отдернул руку и, винясь, припал губами к девичьим стопам, холодным и
скользким, будто вырубленным из льда. Маленькая рука потрепала его по щеке,
перебралась на шею, сжала ее очень больно, а потом погладила нежно. Пальцы
ласково бегали по позвонкам вниз-вверх и будто размягчали их, превращали в
податливую глину: чумак все круче загибал голову, но не чувствовал ни боли,
ни того, как слетела шляпа. Прямо над собой он увидел огромные провалы
девичьих глаз, в которых вспыхивали красные искорки и падали в его глаза,
перекатываясь в сердце. Оно вдруг перестало биться, раздулось и взорвалось,
наполнив тело сладким блаженством.
- Люба ли я тебе? - Хрипловатый голос шел непонятно откуда, ведь
девушка не размыкала тонких губ, сложенных в грустную улыбку.
- Ой, люба!
- Тогда поцелуй меня.
Чумаку показалось, что голова его отделились от шеи и, как поднятая
ветерком тополиная пушинка, плавно, полетела к голове девушки, жадно припала
к губам, поддатливым и холодным, мигом потушившим жар в его теле.
- Обними меня, - попросила девушка.
Руки чумака, тоже словно бы отделавшись от туловища, обняли ее,
маленькую и хрупкую.
- Крепче...
Непонятным образом оказалось, что она лежит на спине, а чумак - на
ней. Она извивалась, медленно, лениво, точно пыталась выползти из-под него,
но руки ее, маленькие, проворные, как бы не давали, вопреки ее желанию,
сделать это, цепляясь за его шею.
Вот она поймала руку чумака, приложила к своему животу.
- Там застежка, - обдав его ухо горячим дыханием, прошептала девушка,
- расстегни ее.
Застежка была странной, продолговатой формы и располагалась не вдоль
тела, а как бы торчала из него. Чумак потянул ее и сразу же остановился,
потому что девушка вскрикнула и напряглась.
- Тяни! - с болью в голосе попросила она.
Чумак, перехватив застежку поудобнее, удивился, что она покрылась
чем-то липким и теплым. Слишком знакомо, привычно лежала она в ладони.
Внезапно осенившая догадка заставила чумака отпрянуть от девушки и
одновременно вогнать нож еще глубже да так, что рукоятка воткнулась
наполовину в ее живот.
- У-у-у! .. - завыла девушка, извиваясь на земле и царапая ее
ногтями.
- Свят-свят-свят! - осенил чумак себя крестным знамением. - Сгинь
нечистая сила!
Девушка застыла, широко раскинув руки и ноги. На белой рубашке
расплывалось темное пятно, вскоре вымочившее ее всю. И тут девушка
произнесла скрипучим, старушечьим голосом:
- Не хочешь по-хорошему - сделаешь по-плохому! Сам ко мне прибежишь!
- Она вдруг задымилась сразу вся - и пропала.
Чумак перекрестил то место, где только что лежала девушка, и побежал к
табору, к еле заметному огоньку потухающего костра.
Волы стояли сбившись в кучу и наклонив головы, будто приготовились
отбиваться от волчьей стаи. Чумак хотел обогнуть их слева, но волы, потеряв
обычную неповоротливость, быстро перестроились, загородив ему дорогу. Чумак
попробовал обогнуть справа - и опять ему помешали. Волы наступали на него,
оттесняя от табора к широкой прогалине на поросшем кустами склоне, по
которой обоз спустился в балку. Чумак побежал по прогалине, а когда добрался
почти до верха, увидел темный силуэт каменной бабы на кургане. Казалось, она
звала его к себе, обещая защитить от волов. Чумак кинулся было к кургану,
чувствуя, что бежать становится все легче, будто кто-то подталкивал его в
спину, но тут же, догадавшись, что поступает неправильно, метнулся к
зарослям степной вишни. Упав на четвереньки, он пополз в кусты, не обращая
внимания на колючки, которые впивались в его тело, удерживая на месте.
Позади хрустели ветки, ломаемые волами, но погоня отставала все больше, и
вскоре послышалось недовольное мычание животных, застрявших в кустах. А
чумак полз и полз, стараясь придерживаться середины склона, пока не скатился
в ложбинку, над которой ветки сплелись в такой плотный шатер, что невозможно
было разглядеть ни единой звездочки на небе. Чумак перевернулся на живот,
прижался щекой к сырой земле, вдыхая успокаивающий запах прелых листьев.
Волы перестали мычать, кусты немного еще потрещали, и наступила тишина,
тягучая, тревожная. А потом со всех сторон послышалось шуршание, точно
легким ветерком гоняло по склону ворох опавших листьев. Что-то маленькое
сползло в ложбину, добралось до скованного страхом человека. Он затаил
дыхание и мысленно повторил несколько раз: "Чур меня, мое место свято!"
Что-то холодное, длинное и узкое вползло на него, задержалось на миг на
спине, соскользнуло на землю и тихо зашипело, словно призывая на помощь. В
ложбину спустилось еще несколько змей. Чумак почувствовал, как по его шее
заскользила толстая и короткая, наверное, змея-куцехвостка, заелозила, будто
протирала своей жесткой кожей мягкую человеческую перед тем, как укусить, но
видимо передумала и поползла под рубашку на спину, потом вернулась на шею,
куда уже взобралась другая змея. Они переплелись и зашипели, то ли радуясь
встрече, то ли пугая друг друга. К ним присоединились третья, четвертая,
пятая ... Вскоре змей наползло в ложбину так много, что чумак не мог
вздохнуть под их тяжестью. Впрочем, если бы не запах прелых листьев, то
решил бы, что не дышит вовсе. Он лежал похороненный под змеями, которые,
казалось, сползлись сюда со всей степи, а они злобно шипели...
Вроде бы неоткуда здесь взяться петуху, но кукареканье, звонкое и
задорное, прокатилось по степи. Змеи замерли, будто прислушались, а потом
зашипели громче и забились, точно им прищемили хвосты. Сперва чумак подумал,
что они дерутся между собой, но вскоре почувствовал, что дышать ему
становится легче: гады уползали. Когда петух пропел во второй раз, последняя
змея, выскользнув из-под рубашки чумака, торопливо выбралась из ложбины.
Чумак долго лежал не шевелясь, затем открыл глаза и осторожно, в
несколько коротких движений, повернул голову. Шатер над его головой посерел
и распался на отдельные ветки и листья, причем листья казались пожухшими.
Чумаку подумалось, что и сам он пожух, хотя тело было влажным и липким,
точно гады обтерли об него слизь с себя. Выбравшись из ложбины, он пополз
вниз по склону.
Солнце еще не взошло, но уже было светло. Волы лениво щипали траву, а
комолый, фыркая, пил воду из ручья. Они даже не обратили внимания на
человека, обогнувшего их.
- Где тебя черти носят?!
Чумак испуганно вздрогнул, медленно обернулся и увидел обозного вожака,
который гневно накручивал длинный желтоватый ус на скрюченный указательный
палец.
- Костер потух, волы в мыле и крови - ты что, всю ночь по кустам их
гонял?! Ах, ты... - Вожак вдруг дернул ус, будто хотел вырвать его, и
удивленно уставился на голову молодого чумака. - Так-так... - понимающе
произнес он и смотал с пальца ус. - Ты иди поспи, а кулеш я сам сготовлю.
- Не хочу, - буркнул молодой и пошел к роднику.
Вода была студеной, а на вкус - не оторвешься. Заныли зубы, и чумак
отпал от родника, перевел дух. Наклоняясь к воде по-новой, увидел свое
отражение и поразился тому, что волосы от темени ко лбу будто выстригли,
оголив белую кожу. Дотронулся: нет, не выстригли, вырвал одну волосину. Она
была белой.
Подойдя к своему возу, он сел на землю, прислонившись спиной к заднему
колесу, пахнущему дегтем. Напарник уже проснулся, но вставать не собирался,
кряхтел и ворочался. Громко чихнув, он задал вопрос, который молодой чумак
не расслышал, потому что неотрывно смотрел на каменную бабу на вершине
кургана. Первые солнечные лучи выкрасили ее в багряный цвет, точно облили
молодой кровью, горячей, испаряющейся, образующей вокруг бабы
золотисто-красный ореол дивной красоты, который манил рассмотреть его
вблизи.
- Ты куда? - окликнул вожак, помешивая деревянной ложкой варево в
котле.
- Туда, - не оглядываясь, махнул молодой чумак в сторону кургана.
- Не долго, скоро снедать будем.
Молодой чумак ничего больше не сказал, побежал быстрее. Поднявшись на
вершину кургана, он не увидел ореола, как будто баба всосала его оспинами, а
серо-желтая безглазая, безносая и безухая голова ее словно бы отворачивалась
от человека, боясь встретиться с ним взглядом. Чумак медленно ходил вокруг
нее, а она незаметно отворачивалась. Он неожиданно даже для самого себя
рванулся вперед - и заметил, как громоздкий, вросший в землю истукан начал
поворачиваться, понял, наверное, что не успеет, и, скрипнув жалобно камнем о
камень, затих смиренно. Отворачивалась баба потому, что не хотела показывать
нож, который торчал в ней, вогнанный глубоко, даже резная деревянная
рукоятка влезла наполовину и покрылась чем-то бурым и рыхлым, похожим на
ржавчину. Чумак перекрестил себя, затем - рукоятку и опрометью кинулся к
табору.
a_cherno@chat.ru
Новую книгу Александра Чернобровкина "Чижик-пыжик" можно приобрести в
издательстве "ЭВАНГО". Тел/факс: (095) 921-06-73
Т О Л М А Ч
На деревянных крепостных стенах собрались почти все горожане:
вооруженные мужчины в шлемах и кольчугах, молчаливые и суровые;
встревоженные женщины, которые часто ойкали плаксиво и обменивались
негромкими фразами; беззаботные мальчишки, которые, привстав на цыпочки,
выглядывали поверх зубцов стены и удивленно восклицали, тыча пальцем в то,
что их поразило, или сновали у костров, на которых в больших чанах
кипятилась вода, или у груд оружия, сложенных на площадках у башен,
примерялись к двуруким мечам, длинным и тяжелым, пытались натянуть боевой
лук, большой и тугой, махнуть булавой, шипастой и с кожаной петлей в
рукоятке, делая все это весело, не задумываясь о беде, нависшей над городом,
- безбрежной, как разлившаяся река, орде степняков на малорослых мохнатых
лошадях. Басурманы с гиканьем и свистом сновали вокруг города и поджигали
все, что попадалось на пути, и клубы дыма казались частью орды и вместе с
ней приближались к крепостным стенам.
Пока на крепостных стенах готовились к битве, на птичьем дворе она была
в полном разгара. Сцепились два петуха - черный, без единого светлого
пятнышка, и красный, с радужным ожерельем на шее, - оба крупные, крепкие и
люто ненавидящие друг друга. Гордо выпятив грудь, они прошли по кругу против
хода солнца, злобно косясь, затем одновременно бросились, подлетев, в атаку,
столкнулись в воздухе, забили клювами и крыльями, и мелкие перышки, черные и
красные, плавно закачались в поднятой петухами пыли.
За поединком наблюдали птичник - сухощавый старичок, безбородый и с
крючковатым, хищным носом, отчего напоминал изголодавшегося коршуна, одетый
в старый армяк с латками на локтях и в белых пятнах куриного помета - и
толмач - дородный муж лет сорока, среднего роста, с крупной, лобастой
головой, темно-русыми волосами и светло-русой бородой и усами, плутоватыми,
зеленовато-серыми глазами, которые прятались в пухлых румяных щеках, одетый
в нарядный темно-коричневый кафтан с золотыми пуговицами и шапку с собольей
выпушкой. Птичник все время дергался, переступая с ноги на ногу, размахивал
руками и вскрикивал то радостно, то огорченно, и армяк мотылялся на нем так,
что казалось, вот-вот расползется по швам и опадет на землю. Толмач стоял
неподвижно, засунув большие пальцы рук за кожаный с золотыми бляхами ремень,
и на застывшем лице не отражалось никаких чувств, как будто без разницы
было, какой петух победит, только глаза неотрывно следили за дерущимися, и
когда красный давал слабину, малость прищуривались.
Петухи расцепились, заходили по кругу, но теперь уже по солнцу, потому
что у черного исчез передний зубец на гребне, из раны текла густая
темно-красная кровь, заливающая левый глаз. Черный петух двигался чуть
медленней, чем раньше, и часто дергал головой, наклоняя ее к земле, чтобы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг