- Скончался? Папаша скончался? - хватаясь за голову, шепчет он.
Но Иван Яковлевич еще жив. Еще хрипит и клокочет что-то говорящее о
жизни в его изнуренной груди; еще вздрагивают синие веки... трепещут
ресницы. Священник еще успевает приобщить Святых Таин умирающего и прочесть
над ним отходную. И только в середине молитвы кровавая пена выступает на
синих ссохшихся губах умирающего, и тяжелый, предсмертный вздох в последний
раз поднимает его иссохшую грудь.
* * *
Три дня проходят в мучительном напряжении для маленькой семьи
Таировых. Крошечной квартирки нельзя узнать. Вынесли стол из первой комнаты
и на его место поставили гроб. Иван Яковлевич, изменившийся до
неузнаваемости, лежит со скрещенными на груди руками и со спокойным, как бы
умиротворенным лицом, глубоко тая в себе неизведанную никем еще из живых
тайну смерти. По утрам и вечерам у гроба служат панихиды. Приходят
сослуживцы покойного, появляются чужие незнакомые люди, приносят венки,
говорят, советуют тете Таше, детям, что-то о пособии, о пенсии... А ночи
напролет читают монашки. Это уже желание тети Таши. Пусть это дорого, не по
их средствам, но необходимо, чтобы все было так, как это у людей бывает в
таких случаях.
В первую же ночь монотонного чтения монашенки проснулась Надя.
Прислушалась и, ничего не поняв спросонья, с ужасным криком, напугавшим
всех, кинулась к тете Таше.
- Боюсь, боюсь! Не могу больше одна оставаться в кухне! - истерически
выкрикивала она, дрожа всем телом. И напрасно уверяла тетя Таша и
проснувшаяся под эти крики Клавденька, что бояться дорогого покойника
грешно и стыдно, Надя протряслась всю ночь.
Она искренне переживала всю горечь потери. Глядя на мертвое,
измененное до неузнаваемости лицо отца, она плакала неудержимыми слезами.
О, как она жалела теперь, что недостаточно внимательна была к отцу за время
его болезни, что ни разу не приласкалась к нему, ни разу не поговорила с
ним просто, по-дочерински, искренно и откровенно. Да, она мало любила его,
мало слушалась его приказаний, а если и слушалась, то только под страхом
наказаний, под угрозою. Как тяжело, как тяжело ей было сознавать все это
теперь, когда ничего нельзя ни вернуть, ни поправить!
* * *
В день похорон шел дождь, была слякоть... Немногие из сослуживцев
пришли проводить покойника на кладбище; одних испугала непогода, другим
помешала служба. За скромными дрогами, кроме своих, шло всего несколько
человек. Клавденька, зеленая от пережитых ею волнений и страданий, с убитым
лицом и вспухшими веками, энергично шагала под руку с братом. На бледном,
замкнутом лице Сережи, помимо горя по горячо любимом отце, к которому сын,
кроме сыновних чувств, питал исключительное уважение, как к
труженику-человеку, - отражалась упорная забота о предстоящей им всем новой
жизни. Теперь, как-никак он, Сережа, оставался единственным мужчиной в
семье, единственным защитником и покровителем сестер и тетки. Надо было
подумать о том, как возможно легче устроить их жизнь. Пособие, выданное им
на похороны от банка, иссякло с поразительною быстротою; панихиды, гроб,
траур - все это стоило денег. Сейчас он заплатит на кладбище последние
оставшиеся у них рубли. Тетиной пенсии едва хватит платить за квартиру.
Клавденьке совсем нельзя так много работать; у нее и так ослабли глаза, да
и горб ноет от продолжительного сиденья над машинкой. Значит, более чем
необходима его поддержка, его помощь. Надо завалить себя уроками без
передышки, без пощады к самому себе. Надо работать, не покладая рук с утра
до ночи. Надо спасать семью от страшного призрака нужды, которая грозит ей
ежеминутно.
* * *
- Со святыми у-по-кой... - еще звучит в ушах Нади, когда, вернувшись с
кладбища, она вместе с остальными членами осиротевшей семьи поднимается к
себе в четвертый этаж, где находится их убогая квартирка, и на последней
площадке останавливается, как вкопанная. Легкий радостный крик срывается у
нее с губ.
Знакомая полная фигура в нарядном манто, с мехом на шее, отделяется от
стены и протягивает ей навстречу руки.
- Слышала, слышала о горе вашем... Как только узнала, тотчас же
приехала к вам... Милушка, бедняжка, родная моя, как вы настрадались, - и
пухлые руки Анны Ивановны обнимают Надю.
Слезы непроизвольно выкатываются из глаз девочки и капают на грудь
Поярцевой. Как хорошо переживать снова сочувствие друга! О, как она
страдала все эти дни! Как отрадно посетовать на судьбу в объятиях
сочувствующего ей всею душою человека!
Тетя Таша приглашает гостью к себе. Она страшно стесняется их бедности
и в то же время очень польщена визитом такой знатной барыни.
В маленькой столовой еще не прибрано после покойника. Сережа и
Клавденька исчезают куда-то. Гостья берет тетю Ташу под руку и мягко
усаживает ее подле себя на рваном клеенчатом диване.
- Я приехала, собственно говоря, к вам по делу, - говорит Анна
Ивановна. - Вы разрешите переговорить с вами наедине?
- Дети, выйдите в кухню, - коротко обращается тетя Таша к Наде и
Шурке, не спускавшим все время глаз с модно и дорого одетой фигуры гостьи.
Девочки повинуются неохотно. В кухне они обе, не сговариваясь,
приникают к дверям. Остренькая лисья рожица Шурки с заплаканными глазами и
вздувшейся от слез губой теперь вся олицетворение самого жгучего
любопытства.
- О тебе, о тебе говорят, Надя, - захлебываясь, шепчет она сестре.
Действительно, Анна Ивановна говорит о Наде, и тетя Таша с замиранием
сердца вслушивается в ее слова.
- Вам будет тяжело после кончины главы семейства, - своим мягким
голосом говорит Поярцева, - семья не маленькая. Детям надо будет дать
приличное образование; средств же на это нет. Да и, помимо этого, жизнь
требует расходов. Вот я и хочу предложить вам: не найдете ли вы возможным
отдать мне вашу Надю? Ну, да, отдать мне ее совсем. Я так полюбила вашу
прелестную девочку, полюбила, как родную дочь, и буду заботиться о ней,
поверьте. Средства позволят мне окружить ее довольством и комфортом, дать
ей хорошее образование, воспитание. Соглашайтесь, Татьяна Петровна, в видах
Наденькиного же благополучия на мое предложение, право, - закончила Анна
Ивановна свою речь.
Нет, больше Надя не в силах оставаться немою свидетельницею в те
минуты, когда решается ее судьба, когда на карту поставлено ее
благополучие, счастье! Оттолкнув от себя руки Шурки, пытавшейся удержать
ее, она быстро распахивает дверь и вихрем вносится в столовую, испугав
своим неожиданным стремительным появлением обеих женщин, и хозяйку и
гостью.
- Тетя Таша, милая, отпустите меня! Отпустите жить совсем к Анне
Ивановне! Я хочу к вам! Я хочу к вам! Возьмите меня к себе, душечка,
дорогая, милая! - и Надя, как исступленная, бросается целовать руки
Поярцевой.
Она вне себя. Ее щеки горят, глаза сверкают.
- Я хочу жить у вас... быть с вами... - лепечет она, как в забытье. -
Мне тяжело оставаться дома после смерти папаши... Я не хочу жить здесь...
Увезите меня, увезите отсюда... - почти криком заканчивает она свою
исступленную речь.
Тетя Таша совсем растерялась. Она буквально не знает, что делать. Едва
только успели схоронить главу семейства, а семья его уже распадается на
части. Что бы сказал на это покойный Иван Яковлевич, если бы был жив? На
тетю Ташу жаль смотреть в эти минуты, так она несчастна, так смущена. Ей
жаль огорчать отказом Надю, тем более жаль, что - кто знает? - может быть,
жизнь в роскоши и довольстве и есть истинное счастье для Нади, и в то же
время ей жутко подумать о том, что такой поступок был бы противен воле
покойного Таирова.
И вот, в ту самую минуту, когда волнение тети Таши достигает высшего
предела, с порога комнаты слышится молодой энергичный голос.
- Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но судьба сестры близка и
мне. Конечно, было бы для нас много приятнее, если бы Надя осталась жить с
нами, в родной семье, но раз она так неудержимо стремится из дома (тут
голос Сережи Таирова предательски вздрагивает), то удерживать ее мы не
станем. Только я буду вас очень просить от имени покойного папаши не
баловать Надю. Рано или поздно я надеюсь отдать вам все, что она будет
стоить вам, то есть жизнь и воспитание Нади в вашем доме. Так сделал бы
папаша, если бы был жив, так должен сделать и я. Тетя Таша, соберите Надины
вещи, она, наверное, пожелает уехать сегодня же, - с плохо скрытой горечью
добавил, обращаясь к тетке, Сергей.
Тетя Таша с невольным уважением взглянула на племянника.
О, он вырос на целую голову сейчас, этот мальчик! И из нежных
юношеских черт его лица на нее неожиданно выглянули энергичные черты его
отца, выражающие суровую, непреклонную волю. И как он умно все это
придумал! Даже Анна Ивановна с невольною почтительностью взглянула в это
умное, энергичное юношеское лицо.
Из груди Нади вырвался вздох облегчения. Какой славный, какой милый
этот Сережа! Как он все это хорошо придумал. Положительно, она никогда не
любила так сильно брата, как сейчас.
Потом сразу поднялась суета, начались сборы. Тетя Таша, Клавдия и
Шурка с лихорадочной поспешностью укладывали вещи Нади в старенький
сундучок. А Сережа говорил в это время Анне Ивановне, слушающей его с тем
вниманием, с каким слушают речи вполне сложившихся взрослых людей.
- Сейчас у меня нет источника, из которого я мог бы платить за сестру.
Но когда я окончу учение и поступлю на службу, я выплачу все, что будет
стоит жизнь Надя в вашем доме. Покойный отец не разрешил бы на иных
условиях отпустить сестру в чужой дом. Когда же сама Надя поступит на
место, я надеюсь, что она поймет всю необходимость вносить деньги за себя.
Я уверен, что она не пожелает висеть на чужой шее. Ведь так, Надя?
- Так, - машинально срывается с улыбающихся губок девочки в то время,
как мысли ее особенно далеки сейчас от мыслей Сережи.
Как интересно! Как удивительно романтично все это вышло! Добрая
волшебница похищает ее, маленькую Сандрильону, из дома мачехи и дает ей
возможность попасть в королевский дворец. Ну, не сказка ли это? Совсем
сказка!
Эта сказка продолжается и тогда, когда Надя в своем скромном траурном
платьице наскоро целует благословляющую ее и плачущую тетю Ташу, обнимает
брата и сестер...
- Не забывай нас, Наденька, - просит тетка.
- Приезжай почаще, - вторит ей Шурка.
- На могилу отца ездить не забывай, - наставительно и строго говорит
Клавдия, недружелюбно глядя на сестру.
- Что за бесчувственная уродилась у нас эта Надя! - думает Клавдия. -
В самый день похорон, когда гора должно было бы сблизить еще теснее
осиротевшую семью, она покидает их с таким легким сердцем... А о папаше
даже и не вспоминает совсем... Черствая, холодная эгоистка! И Клавдия
холодно отвечает на поцелуй сестры.
Сережа дает последние наставления Наде.
- Учись хорошенько. Вы ведь будете учить ее, не правда ли, сударыня? -
почтительно, но энергично спрашивает он Поярцеву. - Ее надо подготовить
хоть в прогимназию. Если позволите, я сам буду приходить заниматься с нею.
Конечно, Анна Ивановна соглашается на все.
- Как можно не доверить занятий девочки ее энергичному, умному брату?
- мягко говорит она Сереже.
Но молодого Таирова не так-то легко усыпить лестью.
- Я буду приходить после гимназии ежедневно и заниматься с тобою по
два часа в день, - тоном, не допускающим возражений, говорит он сестре,
держа ее за руку.
За другую руку Надю тянет к себе Шурка.
- Надюша, милая, позволь мне прибегать к тебе хоть изредка, - шепотом
молит она сестру. - Посмотреть на твое житье-бытье.
- Хорошо, приходи, - с высоты своего величия бросает Надя.
Печальная рожица Шурки оживляется сразу. Ей так хочется посмотреть на
новую жизнь Нади в "Поярцевском дворце", как она мысленно окрестила дом
Анны Ивановны. Сколько захватывающе интересного слышала она уже про него от
Нади! И вот она увидит своими глазами "дворец". И осунувшееся от горя за
последние дни личико Шурки уже сияет.
Тетя Таша в последний раз дрожащей рукой крестит Надю, целует ее
глаза, щеки, губы...
- Не забывай, не забывай нас, деточка... - слышится ее надорванный
голос.
Надя вырывается наконец из ее объятий. Уж эти минуты прощания! Только
нервы треплют даром, - мысленно негодует она. - Точно Бог весть куда
отправляют, на край света. И, еще раз кивнув всем головою, она выскакивает
за порог маленькой квартирки в сопровождении своей новой покровительницы,
веселая и щебечущая, как птичка.
- Вот и нет нашей Нади! Была и исчезла, как сон, - говорит по ее
отъезде тетя Таша и, опустив седеющую голову на руки, глухо рыдает.
Сережа, Клавденька и Шурка хлопочут около нее.
- Эх, тетя Таша, тетя Таша, не стоит она того, чтобы о ней так
убиваться, - внезапно раздражаясь, говорит Клавденька. - Право не стоит!
Сами поймете это потом.
Сергей молчит. Но в душе он согласен с сестрою. Эгоизм и черствость
Нади поразили и его.
Глава II
Мечты сбылись. Волшебная сказка
Петроградская квартира Анны Ивановны Поярцевой помещается в небольшом
доме-особняке на Каменноостровском проспекте. Это, действительно, целый
маленький дворец. Здесь, как и на даче в Новом Петергофе, есть "зеленая"
комната с тропическими растениями и зеленым же, похожим на пушистый газон,
ковром. Но здесь это помещение еще менее напоминает комнату. Это - целый
сад, иллюзию которого добавляют мраморные статуи и комнатный фонтан из
душистой, пахнущей хвоей, эссенции, освежающей комнату и поразительно
напоминающей запах леса. Все остальное помещение особняка представляет
собою ряд прелестно и богато обставленных горниц. Внизу живет хозяйка.
Наверху размещены приживалки и прислуга. На дворе находится кухня, конюшня,
гараж. Позади дома - сад, небольшой, но тенистый, с качелями и
лаун-теннисом. И здесь, словно где-то на даче или в деревне, шумят
значительно старые липы. И совсем забывается, что тут уголок столицы, что
этот великолепный старый сад - кусочек шумного Петрограда, почти что центр
его.
Надя в восторге и от сада, и от дома, и от своей комнаты, похожей на
голубую бонбоньерку. Изящная, в стиле модерн мебель, хорошенький письменный
стол, крытая шелковым одеялом и батистовым бельем постель, ковер во всю
комнату, масса красивых картин и безделушек - все это делает удивительно
милым и уютным этот уголок. И самая жизнь Нади теперь является венцом
желаний всех ее требований. Это та самая волшебная сказка, тот идеал, о
котором она так мечтала всегда. Она поднимается поздно, потому что и
хозяйка поднимается поздно. Только приживалки, прислуга, собаки и птицы
встают с восходом солнца в этом доме. Только в двенадцать часов дня
слышится первое движение в комнате Анны Ивановны; в час она пьет чай с
Надей и завтракает в столовой. Приживалки и собаки, а часто и говорливый
ручной Коко - все это группируется тут же вокруг них. Надю очень забавляет
всегда это утреннее чаепитие. Собаки рассаживаются вокруг хозяйки, умильно
вертят хвостиками и просят подачек. Неугомонный Коко несет всякую дичь,
выкрикивая ее кстати и некстати своим резким голосом. Приживалки - Домна
Арсеньевна и Ненила Васильевна громко восхищаются Надей. Это вошло даже в
привычку: восторгаться за утренним чаем и завтраком ее красотой, ее
свежестью, даже ее скромным траурным платьицем, которое, по их мнению, так
прелестно оттеняет чудное личико "златокудрой королевны". Лизанька вторит
старухам, певуче растягивая слова и поджимая тонкие губы. Она любит
употреблять высокопарные книжные фразы, бесцеремонно выхватывая их из тех
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг