- Давай, Закревский, не задерживайся. - Орлов хлопнул Лиса по плечу и
вскочил на последнюю уезжающую с позиции пушку.
- Уж не извольте сомневаться, ваше сиятельство! - бросая факел в
табачный редут, вслед ему крикнул Лис. - Генералу Корнуоллису, - запуская
вслед за первым еще несколько факелов, орал мой напарник, - от императора
Петра III на долгую память! Получи, фашист, гранату! - Лис запустил в
промасленные тюки последний факел. - Адье, мон женераль! - крикнул он и,
удовлетворенный полученным эффектом, вскочил в седло ожидавшего его
скакуна.
***
- Кто вы такие? - Подъехавший к нам сержант Освободительной армии
сурово оглядел группу явно дезертиров, но, увидев рядом с оборванцами
груды золота, заметно потерял интерес к личности неизвестных.
- Я капитан Мэнсон из отряда генерала Арнольда, а это мои солдаты. -
Один из старателей поднялся и гордо расправил плечи. На нем был изрядно
потрепанный офицерский мундир с капитанскими нашивками, и все, что он
говорил, было чистейшей правдой. До того момента, как перейти под знамена
великого магистра, говоривший действительно был капитаном в означенном
отряде.
Взгляды сержанта и его спутников, завороженные зрелищем неисчислимых
богатств, валявшихся без дела на берегу, с видимым трудом перевелись на
невесть откуда взявшегося офицера.
- А может быть, вы шпионы? - медленно проговорил сержант, не спуская
глаз с пирита и пытаясь на ощупь найти эфес болтавшейся у бедра сабли. Его
желание покончить дело не то чтобы миром, но без шума и лишних свидетелей
было вполне понятно, но нас оно никак не устраивало. Грохнул, сбивая с
сержанта шляпу, штуцер Питера Редферна, и, словно тень смерти, поднялась у
ног его коня копьеголовая змея, постукивая хвостом по прибрежному песку.
Жеребец сержанта вздыбился, едва не сбрасывая седока.
- Отходим, отходим! - закричал я, стреляя из пистолетов куда-то в
пространство и устремляясь со всех ног в ближайшую рощу. Калиостро и
Редферн помчались вслед за мной.
- Мы сдаемся! - кричали остальные, резво поднимая руки и демонстрируя
явное нежелание ни бежать, ни драться с кавалеристами.
Я готов был поклясться, что выстрелы были слышны в лагере Гейтса и
что на выручку "попавшему в засаду" патрулю уже несется новый отряд. Я
готов был поклясться, что теперь военнопленных, одетых в американскую
военную форму, придется доставить в лагерь континенталов и весть о золоте
молнией разнесется по войскам Конгресса...
***
Через три часа армия Уильяма Горацио Гейтса перестала существовать.
Еще через три часа через Потомак начала переправляться армия государя Руси
Заморской под развернутым знаменем с трехглавым орлом.
- Готово, ваше высокопревосходительство! - К начальнику артиллерии
подскочил молоденький фейерверкер с табличками, наскоро прибитыми к
прикладам брошенных американцами ружей.
- Так, здесь втыкай, там, там и еще во-он там, - тыкал пальцем Орлов,
и расторопный артиллерист втыкал в землю ружья, украшенные табличками.
Я подъехал поближе, любопытствуя узнать, что за послание оставляет за
собой генерал-фельдцейхмейстер. "Здесь могли стоять русские пушки", -
гласила красноречивая надпись.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Сегодняшний противник завтра станет вашим покупателем, а послезавтра
- союзником.
Следствие из аксиомы Лиддел-Гарта
Уже вторую неделю армия "императора" Руси Заморской двигалась по
Пенсильвании. Двигалась ускоренным маршем, не встречая на своем пути ни
малейшего сопротивления. Шла по стране, не тронутой войной, быть может, не
слишком плодородной, но все же вполне способной прокормить пугачевское
войско на марше. С момента нашей переправы через Потомак количество
примкнувших к Пугачеву индейцев возросло почти пятикратно. Забыв о вековой
вражде, к нам присоединялись индейцы равнин сиу, чейены, даже команчи
из-за Ред-Ривер, все еще косо поглядывая друг на друга, они примыкали к
нашему войску. По вечерам вожди племен усаживались в круг, глядя на пламя
костра, забивали в калюмет "Калюмет - священная трубка мира" табак,
смешанный с кинникинником"Кинникинник - размельченный внутренний слой коры
красной ивы, в смеси с табаком используемый индейцами для курения трубки
мира",утверждая тем самым священный мир на вечные времена.
Местные жители, вначале с опаскою глядевшие на эту необычайную армию,
как-то пообвыклись и уже как должное воспринимали отсутствие грабежей и
довольно суровую пугачевскую дисциплину. Так, скажем, любого солдата,
пойманного на мародерстве, по старинному казацкому обычаю привязывали к
столбу посреди площади, и каждый проходящий мимо должен был нанести ему
удар увесистой палкой, лежавшей тут же у ног жертвы.
Невообразимо огромная по американским меркам пугачевская армия
неудержимо двигалась вперед на соединение с просто фантастической, и по
численности, и по личному составу ордой Салавата Юлаева. Я все чаще
пытался себе представить, что же будет, когда наконец два этих потока
сольются в один, когда императорская армия по мощи своей превысит
объединенную армию Конгресса и англичан, и, честно говоря, даже
представить себе не мог, к каким последствиям может привести такое великое
переселение народов.
Но пока что перед войском Пугачева лежал Питтсбург. Город, куда после
крупных военных неудач в Нью-Йорке и Бостоне из Филадельфии, ставшей
небезопасной, удалился американский Конгресс, как говорится, от греха
подальше, куда сейчас, на выручку пребывающих в смятении отцов нации, шли
остатки северной армии Джорджа Вашингтона.
По сути, Питтсбург был для конгрессменов большой ловушкой. Невзирая
на все усилия Вашингтона, на спешно стягиваемую к городу пенсильванскую
милицию, на аврально возводимые укрепления, город было не удержать, и я
сомневаюсь, чтобы у кого-то из конгрессменов были иллюзии на этот счет.
Однако покинуть оружейную столицу Соединенных Штатов они уже не могли.
Летучие отряды индейцев, уже вовсю вышивавших бисером на своих рубахах
символы пугачевской армии, контролировали подступы к городу, пропуская
внутрь невидимого кольца только воинские части. Питтсбург готовился к
осаде, мы же с Лисом к завершению порученного нам задания. Другого шанса
подписать Декларацию Независимости ни у нас, ни у Конгресса уже могло и не
быть.
Спустя две недели после перехода армии Пугачева через Потомак
Питтсбург был взят в осаду. В императорском штабе царили весьма
разноречивые настроения, абсолютно неизбежные в случае, когда командный
состав формируется не обычным иерархическим путем, а благодаря заслугам
тех или иных боевых командиров.
Партия "войны", возглавляемая Григорием Орловым, ратовала за
немедленный штурм, и в этом решительном порыве ее поддерживала почти вся
казацкая верхушка. Умеренная партия Алексея Орлова утверждала, что штурм -
это лишние потери и никакой необходимости терять людей при попытках с ходу
взять город нет. Нам с Лисом и вовсе надо было примирить враждующие
стороны, о чем, похоже, ни Пугачев, ни Вашингтон даже не помышляли. Голоса
на военном совете разделились ровно пополам. Пугачев, по традиции
высказывавшийся последним, оглядел спорщиков и, увидав с одной стороны
хитрого Лиса и мудрого Орлова-Чесменского, а с другой его горячего братца
и еще более горячего Ржевского, произнес:
- Осаждать будем.
Недовольный этим решением Григорий Орлов угрюмо насупился, но, не
говоря ни слова, вышел и вместе с Ржевским отправился подыскивать место
для размещения штурмовых батарей. Вернулись они только под утро, оживленно
переговаривающиеся и явно удовлетворенные результатами рекогносцировки. Но
к этому времени славного бригадира в лагере уже поджидал изрядный сюрприз.
- Эй, Ржевский! - радостно крикнул "государь", едва заметив
въезжающего в лагерь гусара. - К тебе гостья.
- Что? - Глаза кавалериста расширились, и задорная улыбка сползла,
словно рисунок гуашью под проливным дождем.
- Ну эта, рыженькая, у которой мы перед переправой стояли.
Лицо Ржевского начало бледнеть на глазах. Я видел его в гибельных
атаках, среди змей на острове Сатанаксио, но таким... Таким мне довелось
его увидеть впервые.
- О Господи! - прошептал он. - Да неужто...
Отряд под командованием миссис Мерилин Эвандерс прибыл в пугачевский
лагерь спустя пару часов после отъезда Орлова с Ржевским. Три сотни
вчерашних рабов, вооруженных британскими винтовками "Браун Бесс",
очевидно, оставленных хемпширскими гренадерами на полях Эвандерсфилда
после штурма табачного редута, сопровождали огромный обоз с
продовольствием, приобретенным хозяйкой поместья на деньги, вырученные от
продажи плантации. Они примаршировали за сотни миль от родных лачуг,
оглашая округу свежей строевой песней:
Хей, царь Питер государь.
Хей, Руси Заморской царь.
Негры будут без цепей.
Бог врагов его убей.
Дальше шел чуть ли не поименный список врагов, выпеваемый с таким
неподражаемым энтузиазмом, что казалось, Господь должен был бы поразить
молниями всех упомянутых в нем негодяев хотя бы для того, чтобы заставить
этот черный батальон наконец заткнуться.
От миссис Эвандерс мы узнали, что лишенный обоза деморализованный
Корнуоллис на следующий день после нашего ухода пробовал было пуститься
вдогон, но на берегу Потомака столкнулся с не менее деморализованными
остатками армии Гейтса, сгоняемыми в стадо безутешным командующим. Между
враждующими сторонами произошла стычка, едва ли заслуживающая даже
упоминания в истории военного искусства, но моментально преподнесенная
местными газетами как решительная победа американского оружия. Сделав для
порядка несколько залпов, Корнуоллис отступил и устремился на
северо-восток к Нью-Йорку, где ждал его генерал Гоу.
- Ваше величество. - Ржевский, белый как Северный полюс после
снегопада, устремил на Пугачева умоляющий взгляд. - Христом богом молю, не
выдавайте! Пошлите меня, скажем, навстречу Салавату Юлаеву. Хотите, с
бригадой, хотите, самого. Я ж змеей проползу, птицей пролечу, где хошь
пройду, только не выдавайте!
- Да в чем дело-то, братец? - недоуменно уставился на бригадира
Пугачев, явно не ожидавший столь бурной реакции на сообщение о приезде
недавней возлюбленной нашего гусара. - Али плоха бабенка?
Ржевский преобразился и подкрутил усы.
- Плохи бабенки те, что не с нами, - выпалил он заученно.
- Так в чем же дело? - еще более удивился "император".
- Да видите ли, ваше величество, - обреченно вздохнул Ржевский, - как
вы меня послали к Мерилин урожай табака выцыганивать, так она мне условие
и поставила: женись, говорит, все здесь твое будет.
- Ну а ты?
- Я ей ответил: "Сударыня, военная дорога полна тревог и опасностей.
Быть может, завтра вражеская пуля пронзит мою грудь и я паду, обливая
своей горючей кровью, на обоженный солнцем камень Аппалачей. Быть может, я
останусь без руки, без ноги, без глаз - такова судьба солдата. Но я не
хочу, чтобы золотые дни цветения вашей молодости были погублены рядом с
бессильным инвалидом. Вокруг война, сударыня, а потому я не могу вам дать
того слова, которого вы желаете и которое рвется из моего сердца. Но я
обещаю вам, что если когда-нибудь я женюсь, то избранницей моей души
будете именно вы".
- Ну?
- Она согласилась. Да только кто ж знал, что этой бедовой бабенке
взбредет в голову тащиться за мной на войну!
- Так что ты гужуешься, женись, и дело с концом. Цыкнешь: сиди у
печки, пироги пеки...
- Какие пироги, государь! Она два года командовала полком через
своего мужа. А я, - Ржевский, казалось, был готов разрыдаться, - я еще
слишком юн, чтобы связывать себя такими узами.
- Ну ладно, - махнул рукой Емельян Иванович, хитро поглаживая бороду,
- твоя взяла. Погуляй еще, сокол ясный. Закревский! Отпиши Салавату, что
мы его тут ждем. А ты бери свою бригаду, индейцев из местных, да поутру
ступай к тем озерам, из-за которых подмога к нам идет. Я уж как-нибудь за
тебя отбрешусь. Да только ж ты смотри, боле не балуй, табак уже армии без
надобности.
- Ну, так может, еще курительные трубки пригодятся, - произнес,
преображаясь, Ржевский, смеривая пристальным взглядом фигуру молоденькой
индианки, несущей воду. - Эта, кстати, из местных?
***
Утром Вашингтон предпринял вылазку, пытаясь отбить у Пугачева высоты,
контролирующие русло реки Йокогейни. Вряд ли эта вялая попытка была
сделана по желанию самого командующего, вероятнее всего, он был вынужден
пойти на нее под давлением обезумевших от страха политиканов, со дня на
день ожидавших окончания своей карьеры. Континенталы начали отступать
после первых же пристрелочных залпов орловских батарей, и, на мой взгляд,
подобный маневр только подтверждал военный талант осажденного полководца.
Но в тот момент, когда горнист американцев начал трубить отступление, в
штаб прискакал адъютант графа Ивана Орлова, командовавшего внешней
оборонительной линией, с сообщением, что в нашу сторону движется генерал
Гейтс.
- Ванька что там, с ума сбрендил?! - возмутился старший из братьев,
грозно сдвигая брови. - Откуда здесь Гейтсу взяться?
- Не могу знать, ваше сиятельство! - выпалил адъютант. - Да только
его передовая часть уже в виду наших позиций пребывает.
- Так и что с того? - Командовавший армией Алексей Орлов возмущенно
стукнул кулаком об стол. - Ванька для чего там сидит, орехи щелкать? Пусть
возьмет кавалерию, скажем, бригаду Доманского, проведет разведку боем...
Не успел Алексей Орлов изложить свой замысел, как в штаб примчался
очередной адъютант с новым сообщением.
- Ваше сиятельство, - закричал он с порога, - генерал Гейтс со своим
штабом выбросил белый флаг.
- Ничего не понимаю. Сдаются, что ли?
- Так точно! Генерал Гейтс просил проводить его к государю. Он желает
сдать ему свою шпагу.
- Хм... Вот ведь как оно бывает. Ладно, - Алексей Орлов-Чесменский
удивленно скривил губы и поманил первого из примчавшихся адъютантов, -
скачи обратно, передай брату, чтоб привез генерала в штаб. Государь сейчас
на позициях, ну да я за ним пошлю.
Приблизительно через час все участники высокого ритуала сдачи были
уже в штабе. Генерал Уильям Горацио Гейтс, человек лет сорока пяти, с
лицом гордым и резким, хотя и несколько мрачноватым, стоял посреди штаба,
держась подчеркнуто прямо, отчего казался выше на пару дюймов, чем был на
самом деле. Несколько его ближайших офицеров вытянулись в струнку за
спиной своего генерала, всем видом демонстрируя готовность повиноваться
любому слову военачальника.
Пугачев, только-только вернувшийся с позиций, облаченный в казачий
мундир, сейчас более походил на простого хорунжего, чем на "государя". Но,
невзирая на слой пыли, на усталость после которой уже бессонной ночи, было
в нем теперь нечто, придававшее вчерашнему беглому донскому казаку вид
царственный, и не просто царственный, а царственный по праву.
- Ваше величество, - негромко начал Гейтс, и я стал переводить его
речь, стараясь не упустить ни единого слова, - я уже без малого тридцать
лет на военной службе. За это время мне довелось познать и радость побед,
и горесть поражений. Я знаю, что военная Фортуна переменчива, и научился
стойко принимать удары судьбы. - Голос генерала прерывался так, будто
каждое слово давалось ему с трудом. - К таким ударам я отношу и
злосчастное золото, найденное моими солдатами в Потомаке. И хотя
дезертирство армии покрыло меня несмываемым позором, я бы стойко выдержал
этот удар и продолжил сражаться за независимость своей страны, пусть даже
простым солдатом. Но после этого... - Гейтс извлек из-под мундира и
протянул императору знакомую мне уже табличку, одну из установленных на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг