Владимир Сухомлинов.
Пастух и девушка
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Юный техник".
OCR & spellcheck by HarryFan, 18 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Жил-был пастух в деревне. Конечно, скажешь ты, в деревне. Где же еще
жить пастуху? Не в городе же. Правильно. Хотя и не совсем.
Летом пастух покидал свой маленький дом на тихой вишневой улице,
сбегающей к лугу, и перебирался в березовую рощу. Роща стояла и стоит у
реки, и там, среди берез, пастух построил себе летнее жилище. Это был
шалаш, поднятый над землей на четырех высоких, метра в два, стойках. У
шалаша имелось как бы два этажа. На нижнем отдыхал пастух, а на верхнем,
под камышовой крышей, хранилась его скромная провизия. Картофель, капуста,
лук, а также кринки с молоком и хлеб, которым пастух запасался в деревне
впрок. У подножия шалаша было кострище, где пастух, когда хотелось,
готовил на огне еду.
Каждое утро, еще до петухов, пастух шел в деревню и собирал по дворам
хозяйских коров. На целый день он выводил их на выпас, а к вечеру пригонял
обратно пыльным душистым проселком.
- Спасибо! - сердечно благодарили пастуха женщины и старухи, а он
только улыбался в ответ, да и то не губами, а своими синими-синими
глазами.
Женщины знали, что пастух никогда не возьмет угощения, словно это ему
вовсе и не надо. Пастух был молчаливый, красивый и молодой.
И в школе, когда учился, он был молчаливым и тихим мальчишкой. Всем
ребячьим забавам он предпочитал рыбалку на пескарей и красноперок. А еще
любил забрести в луг, где у какой-нибудь одинокой копны сена, куда
пролетом заглядывали лишь пчелы да бабочки, мог часами читать книгу.
Его родители умерли рано, он остался совсем один и после восьмого
класса попросился в пастухи.
С той поры минуло немало лет, а он все оставался пастухом. Но он был не
совсем обычный пастух. Он сочинял стихи. Сначала он слагал их для себя, и
об этом никто не знал и не догадывался. Но однажды он переложил их на
бумагу и послал в город. Вскоре из города приехал в деревню человек, зашел
к председателю колхоза и попросил о встрече с одним сельчанином.
Председатель удивился - зачем вдруг в столице кому-то понадобился их
скромный и молчаливый пастух. Аль натворил что?
Еще больше удивился городской человек. Как оказалось, он был из
книжного издательства и ожидал увидеть перед собой сельского учителя или
еще кого-то, кого угодно, только не пастуха. Но пришел пастух. Пришел как
был - в пыли, с кнутом, а глаза синие-синие.
Я не был при том разговоре, не знаю, но рассказывают, что человек из
города спросил пастуха:
- Это ваши стихи?
- Да, - просто ответил пастух.
Гость еще больше удивился и произнес:
- Это очень хорошие стихи.
- Не знаю, - сказал пастух. - Какие уж получаются.
- Мы хотим издать их книжкой, - сказал городской человек.
- Пожалуйста, - согласился пастух. - Как хотите.
Горожанин уехал к себе, а пастух пошел пасти буренок.
Вскоре вышла книга пастушьих стихов. Их повсюду хвалили, а потом вдруг
взяли и начали переводить и печатать в разных других странах на разных
других языках.
Никто не верил, что их написал обыкновенный пастух с синими глазами.
В стихах он путешествовал в далекие страны и в звездные галактики и
даже куда-то дальше - туда, где никто никогда не бывал из людей, живущих
на Земле; рассказывал и о березах, рядом с которыми жил, и всем казалось,
что это их собственные березы, характер и каждое пятнышко на стволе
которых хорошо знакомо; а то и просто описывал, что переживает его душа, и
людям казалось, что именно так переживают и они сами, и после чтения его
стихов на душе у каждого становилось светлее и легче. Точно проходился по
ней свежий березовый ветерок...
Потом вышла вторая книга и третья.
В деревню нагрянули корреспонденты, очень хотели поговорить с пастухом,
взять интервью и зафотографировать, но он этого не захотел и сказал, что
ему надо пасти свое стадо и без него коровы закручинятся и разбегутся.
Корреспонденты уехали ни с чем.
Приезжал в деревню и старый красивый седой человек, всемирно известный
поэт. Он направился от председателя один прямо в березовую рощу к пастуху,
там долго беседовал с ним, а вернувшись, только и сказал председателю:
- Не согласился. Удивительный... Не согласился! А что?..
Сел на черную быструю машину и уехал.
Деревня стала знаменитой, но пастух по-прежнему пас как ни в чем не
бывало свое стадо, а холодные вьюжные зимы проводил в отчем домишке
по-прежнему одиноко и замкнуто.
Однажды на пороге лета, когда ночи еще прохладны, а росы жгучи, он
долго не мог заснуть в своем шалаше над землей. Все ворочался под теплой и
мягкой овчинкой, еще дедовой, а перед глазами его ясно раскрывалась
какая-то далекая планета, маленькая, как четвертинка земного шара, который
он часто видел в своих мыслях весь от края до края - со всеми его океанами
и материками, горами и реками, пустынями и саваннами, со всеми его
разноязычными людьми, которые протягивают друг другу руки и никак не могут
дотянуться.
Так вот, на той неведомой маленькой планете текли прямо, точно по
земным меридианам, серебристые, как слюда, реки, кроны деревьев в густых
богатых лесах были синими, как небо над Землей, а трава вымахивала
оранжевая, точно кожура привычных землянам апельсинов. Цветы же вырастали
огромные, как арбузы, с лепестками, которые переливались всеми цветами
земной радуги с немыслимым множеством оттенков. Их запах был крепок и
терпок, как ни у одного из имевшихся на земле благовоний. Если бы тебя или
меня направили на планету-малютку, мы бы при встрече с этими цветами
обязательно расчихались...
Были там и города. Дома в них строились круглыми и разноцветными, и
сверху могло показаться, что на сине-оранжевую эту землю просто опустились
после какой-то праздничной спортивной манифестации десятки, сотни
преогромных воздушных шаров. Эти города были легки и праздничны на вид, а
по их улицам сновали белые машины, которые питались энергией светила,
похожего на знакомое всем солнце. Машины двигались бесшумно, не касаясь
дороги, а при желании могли подняться высоко вверх, к облакам, или,
оказавшись на берегу слюдяной реки, запросто переплыть ее под водой.
Но какие же, какие же там, на маленькой этой планете, жители?
Стихи и образы обычно рождались у пастуха легко, словно выдох. А сейчас
он никак не мог увидеть людей маленькой планеты; вернее, он даже почему-то
боялся увидеть их...
Пастух проснулся от чьего-то легкого прикосновения. Он открыл глаза и
различил перед собой лицо красивой большеглазой девушки. В звездном ночном
мерцании оно показалось ему серебристым, и тут же он вдруг заметил, что на
лбу девушки золотится крошечная, но яркая звездочка. Такая же красивая,
только, конечно, гораздо крупнее, неожиданно подумал он, есть у его
буренки Машки.
Кто это? Может быть, это сон?
У девушки гладкие черные волосы на прямой пробор, на ней голубоватый,
облегающий стройную фигуру костюм.
- Ты ведь здешний пастух? - спросила она пастуха, не пошевельнув
губами. Только звездочка на лбу, кажется, загорелась в этот миг чуть ярче.
Нет, это не сон.
- Да, - сказал он, - я здешний пастух.
И он выбрался из-под овчины, поеживаясь от предрассветной прохлады.
Нехорошо все-таки привечать гостью лежа в постели.
- Наверное, ты издалека? - спросил он.
- Да, - ответила она, и звездочка снова подмигнула ему.
- Может быть, ты хочешь подкрепиться? У меня есть молоко.
- Хорошо бы, - ответила девушка с удивлением.
Пастух привстал и достал из-под крыши кринку с молоком.
- Холодноватое, правда. Но, знаешь, свежее, с вечерней дойки. Ты не
боишься простудить горло?
- Простудить горло? - переспросила она, и звездочка, мигнув
непониманием, тотчас погасла, а затем мигнула опять, уже как-то весело: -
Нет, не боюсь.
Она взяла кринку в руки, которые были такими же серебристыми, как и
лицо. Она сделала несколько глотков, потом отвела кринку ото рта.
- Это очень вкусно. Спасибо.
- Чего же ты так мало? - удивился он. - Пей на здоровье. Чего-чего, а
молока у меня хватает.
Девушка сделала еще несколько глотков.
- Молоко, - сказала она. - Вкусно.
- Может быть, ты хочешь погулять? Хотя еще рано...
- Нет, не рано, - возразила она. - Пойдем.
Он спустил вниз лестничку, удивившись вдруг тому, как же гостья
поднялась к нему наверх.
Они - сначала он, а потом она - слезли на землю. Когда она делала
последний шаг с лестницы, он подал ей руку. Серебристая ладонь девушки
была теплой, гладкой, почти невесомой.
Приближался рассвет, но сквозь прозрачные кроны берез проглядывало еще
темное ночное небо с множеством медленно, незаметно тающих звезд.
Девушка шла такой легкой походкой, что могло показаться, будто она не
касается земли, не задевает ни единой травинки.
- Вот мои березы, - рассказывал он. - Не смотри, что все они похожи
друг на дружку. Это только снаружи - прямые и белые. А так... Вот эта,
видишь, высокая, худенькая, а соку по весне дает - только банки успевай
подставлять. И сок сладкий, душистый. Пьешь - не напьешься. А эта, видишь,
толстушка... Кажется, бочку сока накачать можно. Куда там! По капле цедит.
Куркулиха зову ее. Обижается. А норова не меняет. Каждый год - по капле да
по капле. И сок тяжеловатый, с горчинкой.
- Куркулиха? - переспросила она. - Смешное слово!..
- Да какое там смешное, - улыбнулся пастух. - Обыкновенное. Жадноватая,
значит, прижимистая. Все себе да себе... А вот эту березу, видишь, она
чуть склоненная, как бы к земле тянется, любят соловьи. Хочешь послушать
пение, приходи вечером сюда. Обязательно самый переливчатый заглянет! И
такие коленца отломит - закачаешься. А ты стой, не бойся, что вспугнешь
соловья, что он улетит... Защиту, что ли, в дереве чует? Не знаю.
Секрет...
Вскоре пастух и девушка вышли к реке в том месте, где она делала
крутой, как локоть, изгиб. На темной воде у противоположного берега белели
лилии и можно было различить густые заросли камыша. Было тихо. Пахло
речной водой и тиной.
- Река?! - радостно мигнула звездочка.
- Река-а, - отозвался пастух.
- Красивая река, - сказала девушка, - но кривая. Я другие знаю. Прямые,
как твои березы.
- Да какая ж она кривая?! - обижаясь за свою речушку, отозвался пастух.
- Это у нее изгиб здесь. Если стать птицей и подняться вверх над рекой, то
он будет краше, чем шея лебединая. А рыбы в реке сколько! Во, слышь,
плещется! К заре!
- Рыбы? - звездочка опять мигнула непониманием, а большие глаза девушки
вдруг насторожились. - Что это такое?
- Как бы тебе сказать... Мы, люди, на земле хозяева, самые мы главные
на земле. А рыба - она молчаливая хозяйка воды. Только человек это
забывает, думает, что везде он верховодит.
Пастух взглянул на девушку - поняла ли? И добавил с лукавой улыбкой:
- Тебе бы они понравились. Рыбы добрые и красивые, а чешуя, кожа рыбья,
у них серебристая - играет, переливается... Сейчас на земле много рек
пустых, мертвых, даже лягушек не осталось - доверховодился человек. А в
нашей всякая есть рыбеха. И щука, и лещ, и язь, и окунь, и красноперка...
Может, утречком, на самой зорьке, только коров соберу, порыбачим?
- Может быть, - ответила девушка и нежно взяла его ладонь в свою. - А
много у тебя коров?
Он вздохнул.
- С каждым годом все меньше. Нынче вот двадцать две пасу. Есть и еще
одна. Но прихворнула что-то. Ласка ее кличут. И точно - норовом ласковая,
тихая, послушная.
Пастух вдруг осекся, взглянул на гостью.
- Ну и разболтался я! Может, устала? Отдохнуть хочешь?
- Что это - раз-бол-тал-ся?
- Значит, говорю и говорю и говорю. Без остановки. Без умолку.
- А-а, - она улыбнулась. - Это не опасно. А отдохнуть хочу.
Они повернули обратно.
- Ты извини за нескромный вопрос... Но откуда ты, красавица
серебристая?
- О, - она запнулась. - Я... из далекого далека. У нас реки
прямые-прямые и все текут только в одну сторону, хотя раньше,
давным-давно, как и у вас, каждая имела свой характер и в них тоже
водились молчаливые рыбы, но с красной чешуей. А кроны деревьев у нас
синие... Я - разведчица, хотя ты не должен об этом знать, - неожиданно
закончила она.
- Это не опасно, - вспомнив ее слова, сказал пастух с улыбкой, как
будто бы ее рассказ был для него никакой не новостью.
- Ты думаешь? - серьезно спросила она.
- Да, - твердо сказал он. - Вот мы и пришли.
Он установил лестничку, и они забрались в шалаш. Прежде чем отдыхать,
пастух предложил девушке молока и хлеба. Ей очень понравился хлеб,
обыкновенный - серый, кирпичиком, уже даже чуть зачерствевший; она
сказала, что в жизни ничего вкуснее не пробовала. Затем он предложил ей
свою овчину, хотя она отказывалась, говоря, что костюм у нее с подогревом,
не замерзнет.
- Подогрев подогревом, - возразил он, - а ничего нет лучше мягкой
овчины. Поверь мне!
Она промолчала, только звездочка мигнула как-то ласково и грустно.
- Ну пока! - попрощался он, залезая на "второй" этаж, под самую крышу.
- Как говорится, до скорого! Не проспать бы! Вот-вот заря. Соберу коров,
пойдем порыбачим. Увидишь, как хорошо. Да, а зовут-то тебя как?
- Яа, - сказала она.
- Яа. Красивое имя. Надо же - Яа. Яа! Чудно!.. А годков тебе сколько?
- Годков?
- Ну, лет. Сколько ты живешь?
- Мне семьдесят пять наших весен.
- Семьдесят пять... Да-а... А можно еще один нескромный вопрос, хоть и
так уж замучил тебя?
- Ну что ты, совсем нет. Мне хорошо с тобой.
- Яа, как так, ты говоришь, а без голоса, только звездочка мигает, но я
все понимаю? И ты понимаешь мой язык.
Девушка опустила глаза.
- У нас была речь, - сказала в задумчивости, а, может, ему так
показалось. - И знаешь, даже похожа на вашу. Мама моей мамы, рассказывают,
была чудесная певунья. А сейчас каждому младенцу производится
трансплантация специального устройства. Это теперь легко, безболезненно
почти - наука может все. Вырастая, каждый беззвучно передает свою мысль
другому и понимает любой язык. Ученые считают, что это хорошо. Меньше
энергозатрат, исключается шум. Комфортно...
Яа поднесла ладони к вискам - звездочка померкла совсем. Девушка
вздохнула, добавляя:
- Только дети в наших городах не смеются...
- Поди ты, - удивился пастух, - не смеются... А птицы, птицы поют?
- Поют. Только все реже и глуше, - ответила Яа. - Пока никто не знает
почему.
- Да-а, - сказал пастух. - Ну, отдыхай, Яа... На зорьке хорошо спится.
Едва он расположился на настиле под крышей, как его тотчас неизвестно
почему сморил сон, и он спал очень крепко, а когда проснулся, то понял,
что едва-едва не проспал. Он позвал гостью:
- Яа, подъем, Яа!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг