с самого детства, как и сотни других больших и маленьких догм, которые не
подлежат ни сомнению, ни обсуждению - их просто впитывают с молоком
матери. После всего этого нетрудно называть себя свободным обществом -
ведь ростков инакомыслия практически не существует!.. Раньше, до Большого
Раздела Мира, все же существовала некоторая свобода мнений. Но когда в
двадцать четвертом году наконец был подписан Большой Мирный договор и
вслед за ядерным уничтожено и почти все обычное вооружение, все и
началось. Мир вздохнул облегченно - угроза уничтожения больше не висела
над планетой. Но не всем это понравилось, Эмми, далеко не всем. И не то
чтобы были люди, которые мечтали о танковых побоищах, - нет, все не так
просто. Еще в период обсуждения Большого Мирного договора наши газеты
пестрели предупреждениями - мол, нельзя прекращать гонку вооружения, это
грозит ростом безработицы и, как следствие, еще большим распространением
наркомании, сектантства. Молодежь, лишенная перспектив, может окончательно
уйти от общества своих отцов... Так и произошло! И тогда объединенное
правительство стран Запада вынуждено было искоренить последние ростки
свободы - той свободы, которой мы так гордились в эпоху атомной угрозы!
Все партии, за исключением правящих, были уничтожены, загнаны в глубокое
подполье, началась дикая травля инакомыслящих... И в первую очередь
взялись за "распустившуюся" молодежь: школы превратились в казармы,
интернаты - в тюрьмы... Впрочем, это, к сожалению, ты знаешь лучше меня...
У нас мало времени, родная моя внучка, я думаю, что полицейские впустили
тебя в дом часа на два, не больше?
- Всего лишь на час, - криво улыбнулась Эмми.
- Ах, даже так... Тогда надо поскорее переходить к главному. Быть
может, я плохая бабушка и напрасно баламучу детскую душу. Я уже причинила
своей любимой внучке немало неприятностей, и, прежде чем мы продолжим
разговор, я хотела бы знать: готова ли ты пойти по моим горящим следам?
Возможно, это звучит очень напыщенно, но со своими колоссальными
способностями ты сможешь сделать немало добра людям - и очень много зла
самой себе. В двенадцать лет ты вряд ли сможешь сознавать всю опасность
шага, на который я тебя толкаю. Интернат для соцминусов станет лишь
началом твоих мытарств, но ты станешь по-настоящему счастливым человеком,
Эмми! Жить, борясь за свои убеждения, чувствуя рядом хоть и не многих, но
верных друзей, и мечтать о том, чтобы люди на земле стали братьями, -
разве это не счастье? Я прожила долгую жизнь, полную лишений и тревог, но
ни за что не променяла бы ее на сытое спокойное существование обывателей,
жадно ловящих каждое слово очередного Президента... Выбирай сама, девочка,
но помни: от того, что ты решишь сейчас, зависит многое в твоей дальнейшей
судьбе.
Эмми долго молчала. Перед ее глазами невольно встали картины
безрадостной жизни в интернате: темные, сырые коридоры; тускло освещенные
классные комнаты, лишенные зелени и обитые серыми металлическими листами;
глухие шаги воспитателей, одетых в военизированную форму. И Глаз,
недремлющий Глаз, со скрипом поворачивающий свой стеклянный зрачок. Он
отслеживал каждый ее шаг, каждое движение, каждое слово...
Позади - пять лет сурового, почти тюремного режима, созданного в
интернате с целью подавить в "социально опасных" ребятах самостоятельность
мышления. Стандарт и еще раз стандарт - это было главным принципом
"воспитания"... Стандарт в одежде, в сочинениях на любую тему, в том числе
и на вольную... Малейшие отклонения сурово наказывались карцером. Ох, о
карцере лучше не вспоминать! Если бы бабушка знала, как тяжело ей там
пришлось... Словно по душе прошелся тяжелый асфальтовый каток! За пять лет
- ни одной книги в руках, кроме опостылевших учебников, ни одного
задушевного разговора с друзьями, да их и не было, друзей... О каких
дружеских отношениях могла идти речь, если за каждым из ребят днем и ночью
следил свой неусыпный Глаз!
Первый год был для нее кошмаром - она бунтовала в ответ на малейшую
попытку унизить или оскорбить ее. Тогда воспитатели применили свой
испытанный метод усмирения непокорных и натравили на нее однокашников.
Мол, Эмми Карлейн своим неуправляемым поведением, дерзкими высказываниями
и безрассудными поступками снижает социндекс всего класса, и
расплачиваться за это будут все - например, лишним годом обучения в
интернате. На следующий же день ей устроили "темную", а затем еще и еще...
И ей пришлось сломить свое упрямство - чтобы выжить! Пришлось научиться
лгать, прятать свои мысли, с равнодушным видом проходить мимо нуждающегося
в помощи, не отвечать улыбкой на улыбку, писать до приторности "правильные
сочинения" о "прекрасном новом мире, в котором ей повезло родиться и
жить...".
Два года она обрастала новой кожей, да так успешно, что даже
придирчивый Глаз стал выставлять ей - единственной в классе! - высшие
баллы по поведению. К воспитателям она тоже сумела подобрать ключик,
каждого сумела расположить к себе. Она не позволяла себе ни одной
неординарной мысли, ни одного резкого слова. Послушность и заурядность -
вот что внешне стало главным ее принципом! В результате за месяц до
выпускных экзаменов она была признана лучшей ученицей интерната. В
качестве поощрения ей, единственной из воспитанников, предоставлен летний
недельный отпуск. Дальше предстоит трехмесячная практика в какой-нибудь
дыре, и, если все будет нормально, у нее появится шанс поступить в средней
руки колледж. Если все будет нормально...
- Не-е-ет, - с трудом выдавила из себя Эмми, опуская голову, чтобы не
встречаться глазами с бабушкой. - Вернее, я не знаю. Я так устала... Жить
ради идеи, даже самой замечательной, я не готова. Пока не готова. Может
быть, когда-нибудь позже...
Изображение на экране вновь чуть дрогнуло. Бабушка грустно и
понимающе кивнула, не отводя от внучки любящих глаз.
- Я понимаю тебя, девочка, очень хорошо понимаю... Признаюсь, мне не
раз приходили в голову такие же мысли: к чему все эти страдания и
мытарства? Каждые девять из десяти наших сограждан твердо уверены, что мы
- агенты какого-нибудь вражеского государства. А потомки... Прости, все
это лишь старческое брюзжание. Я постоянно забываю, что моей внучке всего
двенадцать лет и что ты только-только начинаешь жить. Время покажет, на
чьей стороне ты окажешься, и вряд ли это будет сторона господина
Президента...
- Я подумаю... - еле слышно прошептала Эмми, опуская глаза от стыда.
- Пока ничего не могу обещать тебе, бабушка. Сейчас я хочу одного -
спокойной жизни! Чтобы спать на обычной мягкой кровати, над которой бы не
висел ледяной зрачок Глаза... Ходить по воскресеньям в парк, общаться с
другими ребятами, делать то, что захочу...
Она замолчала. Глубокое волнение охватило ее, но разве все передашь в
нескольких словах?
Миссис Бакст долго молчала - неподвижная, холодная, с поникшими
плечами. Прошла минута, две... Эмми заволновалась: она вспомнила о том,
какую роль играет в их странном разговоре компьютер. Кто знает, быть
может, он вышел из строя? Или бабушка не захочет с ней больше общаться и
так и будет сидеть в кресле живым для нее, Эмми, укором? Осталось всего
десять минут. А завтра утром дом запылает, унеся в небытие тайну
бабушкиных слов...
- Хорошо, - наконец произнесла миссис Бакст, улыбнувшись, - пусть
будет по-твоему. Спокойная жизнь, семья, дети, хорошие отношения с
властями - об этом должна мечтать каждая нормальная женщина. Почти
каждая... Я искренне желаю тебе счастья, Эмми, и, если бы не твои
феноменальные способности, я бы не стала морочить тебе голову! И все же
перед тем, как ты навсегда уйдешь из этого дома, а меня поглотит пламя, я
хотела бы рассказать тебе об одной вещи... Ты что-нибудь слышала о
Проекте, по которому на побережье собираются создать огромную Страну
Сказок?
Эмми недоуменно покачала головой:
- У нас в интернате не бывает газет. А видео... Много ли можно узнать
по видео?
- Видео здесь ни при чем, девочка. О Проекте предпочитают пока не
распространяться... Но работы идут полным ходом, и в них вложены
миллиардные средства - гораздо большие, чем в создание колонии на Марсе!
Что-то за этим кроется страшное, Эмми, но что - нам с друзьями не удалось
толком разузнать. У меня есть одно предложение, Эмми... После интерната
тебе предстоит трехмесячная практика. Что бы ты сказала, если бы тебе
предложили участвовать в Проекте как молодому, но талантливому
программисту? Мои друзья смогут устроить для тебя вызов... А дальше смотри
сама. Полное завершение работ по Проекту рассчитано на полтора-два десятка
лет. Если в штате специалистов появится перспективная девушка, то все
выиграют. И они... и мы - я имею в виду моих друзей. Сейчас, я уверена,
они достаточно хорошо контролируют ситуацию, но что будет через год, пять,
десять? От тебя, Эмми, пока ничего не требуется. Наоборот, веди себя, как
ты выражаешься, "нормально". Ну, что скажешь?
- Я согласна, - озадаченно произнесла Эмми. - Хотя не очень понимаю,
чем могу помочь твоим друзьям...
Бабушка немедленно просияла.
- Отлично! Я знала, что ты не откажешь. А теперь подожди несколько
минут - компьютер должен передать кое-какую информацию моим друзьям в
городе. Две-три минуты, не больше...
Изображение на экране замерло. Погасли дисплеи, зато огоньки на
пульте ЭВМ начали какой-то новый танец. Эмми подумала: интересно, а что
сейчас происходит там внутри, за серебристым кожухом? Составление и
кодировка информационного пакета? Или, быть может, даже шифровка? Почему
бы и нет? Судя по всему, ее "разговор" с бабушкой был важен не только для
них двоих... Девочка почувствовала гордость - значит, она кому-то нужна! И
кто-то рассчитывает на ее способности!
Неожиданно все вокруг погасло - экран, дисплеи, ЭВМ и даже лампа на
столике. В комнате воцарились глубокие сумерки. И тут же за плотно
зашторенными окнами раздались нетерпеливые автомобильные гудки.
Все ясно! Час, отведенный на прощание с домом детства, прошел.
Повлажневшими глазами Эмми обвела полутемную комнату. "Вот и все, - тихо
шептала она, - вот и все... Прощай, бабушка Ангелина, на этот раз
навсегда! Прости, я огорчила тебя сегодня... Но иначе я не могла.
Прости..."
Когда гудки автомобильного клаксона стали злыми и настойчивыми, Эмми
не оглядываясь, быстрым шагом вышла из кабинета. От резкого толчка кусты
синфлоров сорвались с гладкой поверхности двери и рухнули, распластав на
полу густые синие ветви.
Глава 2
Тетива была спущена, черная стрела шнуром протянулась от стрелка до
могучего дуба, стоящего на самом краю скалистого обрыва, и со звоном
вонзилась в бугристую кору, точно в глаз нарисованного мелом дракона.
- Ну, что скажешь, Саманта? - гордо сказал высокий худощавый мальчик,
опуская тяжелый самодельный лук. - Кто из нас выиграл?
Девочка, одетая так же, как и он, в грубые кожаные штаны и куртку,
живописно украшенную бахромой и фигурными медными бляшками, подошла к
дереву и с уважением потрогала гладкое древко стрелы, еще чуть дрожащее от
удара.
- Ты выиграл, Робин, - сказала она, не оборачиваясь.
Мальчик торжествующе поднял лук над головой, а затем приложил правую
ладонь ко рту. Раздался громкий победный вой - вой одинокого матерого
волка, одолевшего противника.
Девочка вздрогнула, но не обернулась - ей не хотелось встретиться
взглядом с карими глазами Робина, вообразившего себя отважным разбойником
из Шервудского леса. "Робин Гуд согнул в дугу железный прут, а железа в
том пруте - как горчицы в молоке..." Как там дальше в детской считалочке?..
Набравшись духу, она сделала несколько шагов вперед, скользя сапогами
по мелким колючим камешкам. Еще один неуверенный шаг - и она встала на
самом краю выступа, нависающего на стометровой высоте над бурлящим горным
потоком. Рядом была только сеть обнаженных сухих корней дуба, за них можно
ухватиться, если...
Крепкая рука легла на ее плечо.
- Не надо, Саманта, - тихо произнес Робин.
Они еще несколько минут постояли на краю обрыва, не в силах
оторваться от завораживающего зрелища: внизу бушевал искрящийся поток, над
которым висела белесая пелена пены и брызг, а на противоположной стороне
возвышалась стена иорных гор, густо заросших буковыми и ясеневыми лесами -
тоже иорными. Еще выше был только молочный купол неба с бледным желтком
прохладного октябрьского солнца, к счастью настоящего. Впрочем...
Робин, проследив за взглядом девочки, усмехнулся:
- Не беспокойся, это обычное солнце. Пока обычное...
- А что, разве в Проекте есть...
- Не знаю, - раздраженно отрезал он. - Меня это не касается. И тебя
тоже! Наше дело маленькое - наладка сенсорных систем "уродцев". Нажал
кнопку включения тестовой задачи - и через десять минут выключил. Потом
опять нажал... И так далее, все три месяца практики. А все остальное -
гори оно огнем...
Саманта резко дернула плечом, сбрасывая руку Робина, и окатила его,
как холодным душем, взглядом серых глаз. Густые соломенного цвета волосы,
выбивающиеся из-под бархатного берета с белым пером, возмущенно
всплеснулись.
- Нам пора идти, - сухо сказала она. - А то опять получим нахлобучку
от Пекаря... И тетя Нейла поставит тебя в угол. Ты ведь не хочешь огорчить
тетю Нейлу, хороший мальчик Робин?
- А зачем мне обязательно ее огорчать? - опустив глаза, сказал он.
- Конечно, незачем, - согласилась девочка. - Робин - да не Гуд, пошли
на Станцию, нас ждут...
Они еще раз взглянули на скалистые вершины иорных гор - за последнюю
неделю горы заметно выросли! - и пошли в сторону Тракта. Саманта, как
всегда прямая и решительная, уверенно шла впереди, забросив за спину лук,
из которого она сегодня так позорно стреляла. Бесстрашный Робин брел
сзади, бормоча под нос: "Пекарь... Что мне ваш Пекарь! Нейла... Нашла
тетю!.. Даже ниже меня на два дюйма!"
Спустившись по крутой тропинке с утеса, на котором одиноко стоял
разлапистый дуб, друзья вошли в густую рощу молодых лип - тоже иорных. Они
успели заметно подрасти, пока Робин в течение двух часов пытался научить
Саманту приемам китайской борьбы, владению деревянным мечом и стрельбе из
лука. Нельзя сказать, чтобы совсем безуспешно, но Робину в его вунд-школе
встречались девчонки и потолковее... Например, крестообразный удар: мечом
в лицо и одновременно кинжалом в грудь - это же так просто!
Он настолько увлекся мысленной схваткой с коварным противником, что
Саманте пришлось самой разыскивать еле заметные следы кабаньей тропы,
ведущей через рощу к Тракту. Когда Робин опомнился, они уже стояли на
опушке Вековечного леса, в какой-то сотне метров от южной оконечности
дороги.
- Молодец девчонка! - сказал он, не скрывая восхищения. - Я-то думал,
ты опять заплутаешься в дебрях и заведешь меня куда-нибудь в Глухомань...
- А ты поменьше бы спал на ходу, - осадила его Саманта, но уже не так
сердито - похвала обрадовала ее. Не часто Робин удостаивает ее такой чести
и правильно делает...
Опушка леса заросла молодыми иорными ясенями с серебристыми гладкими
стволами и могучими кронами, образующими несколько этажей, на которых,
согласно летописи Толкина, любили жить эльфы. "Почему на Станции нет ни
одного эльфа? - подумала Саманта. - Кого только не выращивает Пекарь и его
помощники в Родильне: гномов, троллей, орков, а эльфов - ни одного. Быть
может, их создают на других станциях? Надо будет спросить сегодня
наставника - но тихо, когда рядом не будет мисс Нейлы или кого-нибудь из
воспитателей. Тоже мне воспитатели - с хлыстами в руках...
Пройдя неширокую полосу ясеней, практиканты углубились в чащу
тонкоствольных тополей - уже настоящих, выросших, как сорная трава, за
восемь лет действия Проекта. Земля под ногами потеряла прежнюю упругость,
набрякла холодной, с ржавым налетом водой. Робин пошел впереди, уверенно
перепрыгивая с кочки на кочку и подавая руку Саманте в самых трудных
местах. Еще несколько метров они продирались сквозь глухую крапиву, высоко
подняв руки, чтобы уберечь лицо от жалящих листьев, а затем еле заметная
тропинка резко пошла вверх, выходя на Тракт.
Робин одним прыжком одолел крутой подъем, остановился на мгновение и
со сдавленным криком прыгнул назад, сбив с ног ничего не подозревающую
Саманту. Они упали в жесткую придорожную траву и затихли.
- Враги? - еле слышно прошептала девочка.
- Хилари из банды мисс Эмипгс, - так же тихо ответил мальчик. - Ведет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг