- Ничего себе! - сказал, вылезая и глядя на Фефешку, Фимка. - Елки-палки,
да ведь я же его знаю! Ты что, приручила его, что ли?
- Это мой Фефешка! - сказала небрежно Нюня и протянула руку, чтобы красиво
опереться на малыша, да чуть не упала: Фефешка уже исчез.
- Ну, где же твой Фефешка? - спросил, улыбаясь, Фимка.
- Прибежит - куда он денется. Он, как бабушка Тихая, туда-сюда, туда-сюда,
никакого покоя с ними...
Она бы еще немного пофасонила и своей рассудительностью, и тем, что она,
как своя, в муравейнике, но тут увидела, что пробегающий муравей
остановился, пошевелил антеннами, направляя их на Фиму, и вдруг бухнул
брюхом об пол.
- Бежим! - крикнул Фима, хватая ее за руку. - Не сюда, направо.
Появившийся Фефешка со своей детской назойливостью задержал муравья, а они
уже карабкались вверх по крутому тоннелю.
- Держи фонарь, я буду прикрывать! - сказал Фима.
- Фимочка, а куда? - не удержалась от вопроса Нюня, хотя карабкаться было
нелегко, она задыхалась, и у нее дрожали коленки.
- Это он из-за моей царапины, - объяснил Фимка. - Не упади! Быстрей! Уже
недалеко. Я знаю куда!
Старый знакомый
В тот момент, когда Фефешка, подхватив Нюню, бросился к выходу, Людвиг
Иванович кинулся за ними, но не успел. "Реакция не та, стар ты уже, дядя
Люда", - сокрушенно подумал он. "Я найду", услышал он голос Нюни - и всё,
и они исчезли во тьме муравейника.
Вот тут, впервые за всю свою жизнь, Людвиг Иванович без шуток, прибауток и
стихов, а беспомощно и нудно стал ругаться на Нюню, на Фиму, на свою
жизнь, на муравейник. Потому что, хотя у него и были крепкие нервы
закаленного следователя, но в этой преисподней, где муравьи сновали, как
гоночные машины или даже ракеты, и мгновенно готовы были перейти от
облизывания к атаке, с этим его спасательно-поисковым отрядом из двух
старушек и девочки, которых самих то и дело надо было разыскивать и
спасать, никакие нервы не способны были выдержать.
- Всё, - говорил Людвиг Иванович, - довольно и еще раз довольно! Пусть
даже мы погибнем, меня это нимало не волнует! Люди, которые все время
теряются, хлопаются в обморок и сбегают, не могут рассчитывать на
спасение. Люди, которые не умеют действовать согласованно...
- Лютик Иваныч! - невозмутимо перебила его Тихая. - Лестницу я уже
увязала. Чего дальше?
- Чего дальше, чего дальше! А не знаю я, чего дальше! Не знаю, не знаю и
еще раз не знаю! Не знаю - и всё тут! Если вы все такие самостоятельные,
сами и решайте, чего дальше. А я не знаю и знать не хочу, уразумели вы?
А сам между тем пробовал, крепко ли завязаны Тихой узлы, прочны ли концы
петли. Однако, проверив работу, аккуратно сложил веревочную лестницу и
снова сел на кучу мусора, обхватив голову руками.
- Лютик Иваныч, да ты, никак, кулючишь? До ста аль до тыщи будешь считать?
Только не жди, Нюнька не крикнеть: "Ищите, спряталась".
- А может, ее подождать здесь? - сонно сказала откуда-то из темноты
Бабоныко. - Она девочка быстрая. Поищет да и вернется. А я уже набегалась
нынче.
- Смотри, Мательда, бока поломаешь - столько дрыхнуть! - грозно сказала
Тихая.
А Людвиг Иванович все так же сидел, обхватив голову руками и не двигаясь с
места.
В это время очередной муравей сбросил в камеру мусор. Людвиг Иванович
посветил, а Бабоныко ахнула:
- Это же Нюнин бант! Не может быть! Людовик, спасите ее!
Но Людвиг Иванович, выхватив из мусора ленту, увидел в узелке записку и,
быстро пробежав ее глазами, крикнул "Тюнь!" и "Ура!", а потом стихи:
Пора бы изменить черед:
пусть будет все наоборот!
Пусть учит медвежонок мать,
как надо в улей залезать,
и сторожат овец ягнята,
и шлепают мамаш котята.
Вот было б весело на свете,
коль взрослых обучали б дети!
- А что я говорила! - мгновенно успокоившись, сказала Бабоныко. - Это
записка от Нюни? Давно пора! Я лично согласна с вами, милый Людовик, что
мы, взрослые, слишком много берем на себя. Дети вполне могут делать
половину тех дел, которые мы взваливаем на свои плечи. Сэ врэ, как говорят
французы.
- Вот, хоть хранцузы истинно сказали: соврэ! - энергично воскликнула
Тихая. - По-хранцузски: "соврэ", а по-русски: "совреть - недорого
возьметь". То-то и оно, что ни слово, то "соврэ"! На кой ляд только такие
люди родятся?
Последние слова она бормотала уже себе под нос, потому что Людвиг Иванович
объявил "готовность номер один".
С двух раз ему удалось закинуть вверх, в дыру, и за что-то зацепить
веревочную лестницу.
Впереди двинулась Тихая, не очень быстро, но крепко ставя ноги на
паутинные тяжи. Сзади, страхуя ее и держа чуть не под мышкой Бабоныко, лез
Людвиг Иванович. А Бабоныко то испуганно ахала, то восхищенно
приговаривала:
- Как романтично!
Но она не успела довосхищаться. Какой-то муравей, сбросив прямо на них
мусор, вдобавок зачем-то перекусил веревочную лестницу, и они свалились
обратно.
Пришлось снова вязать петли под непрекращающийся поток болтовни Бабоныко.
- Увы! Он не захотел нас выпустить из темницы! Подлый таран! Или, вернее,
тиран! Таран - это такая сухая рыба. Таран - рыба-мужчина, а таранка -
рыба-женщина. Не захотел - и все тут!
- Муравьи не умеют хотеть, Матильда Васильевна.
- Потому я и говорю, что не захотел. Я же ведь не сказала: не хотел. Не
за-хо-тел! А почему: потому ли, что не умеют, или не хотят захотеть...
- Балаболка, замолкни! У мене узлы от твоей болтовни сами собой
развязываются! - прикрикнула Тихая.
Матильда Васильевна оскорбилась:
- Больше я не скажу ни слова! Я понимаю, конечно, почему вам неугодно,
чтобы я говорила. Правда - она глаза колет. Ну, и культура, конечно.
Другого слушать - тоже ум нужен. А где его возьмешь? Ни ума, ни культуры у
некоторых! Ну что ж, больше вы от меня не услышите ни слова. Я буду нема.
Они уже снова лезли вверх по лестнице, а Бобоныко все твердила:
- Отныне я как воды в рот наберу! Будем играть в молчанку, да-да! Я буду
немой, что называется! Рта не раскрою, лети хоть все вверх тарарашками!
И уже Людвиг Иванович поставил ее, выбравшись в тоннель, на пол, а сам
посветил в Нюнину записку, перечитывая ее, а она все твердила:
- Лучше я погибну, чем скажу хоть слово! Лучше я язык проглочу! Ни слова,
буквально - ни слова!
Но Тихая больше не обращала на нее внимания. Она увидела, а может, учуяла
того самого жучка, которого при первой встрече так испугались женщины и
которого тщетно разыскивал Фима. Жук, по-видимому, кормился, поглаживая
передними лапками муравья, а три муравья в свою очередь облизывали его.
Растолкав муравьев, Тихая принялась "сдаивать" капли с его шкуры в свою
фляжку.
Людвиг Иванович, спокойный за нее, двинулся с Бабоныкой дальше, и
действительно, Тихая вскоре догнала их. Разочек она, правда, остановилась,
чтобы пригубить из фляжки, а Людвиг Иванович предупредил:
- Смотрите, Тихая, не нахлебайтесь какой-нибудь гадости.
Но Тихая успокоила его:
- Муравль, Лютик Иваныч, гадости исть не станеть.
Однако через некоторое время она повела себя как-то странно. Сначала она
захихикала. Это было так невероятно, что Людвиг Иванович даже пощупал у
нее лоб. Лоб был нормальный, и они продолжали путь, как вдруг Тихая
визгливым голосом заверещала:
- Хороша я, хороша, ох!
- Тихая, что с вами? - строго спросил Людвиг Иванович, но Тихая молчала.
Не успели они сделать несколько шагов, как Тихая снова заверещала:
- Хороша я, хороша, ох!
- Да она поет! - догадалась Бабоныко.
- Вы что, с ума сошли? - обеспокоился Людвиг Иванович.
Тихая вместо ответа припала к фляжке, а завернув крышку, опять заголосила:
- Хороша я, хороша!
- Хороша, тут уж нечего сказать, - рассердился Людвиг Иванович и отобрал у
нее фляжку, потому что догадался наконец, что бабушка Тихая пьяна.
Тихая раскричалась:
- А хто ты такой есь? Цветик несчастный! Ха-ха, одно название - Лютик!
Ха-ха-ха, брови, как усы, а сам Лютик!
И вдруг начала притопывать и вертеться, подвизгивая себе:
Мой миленочек,
точно алый цвет!
Я люблю яво,
и разговору нет!
Ух, ух, ух!
- Это что же у них, развозное пиво? - поинтересовалась Бабоныко.
- Живой бочонок! Сам обирает муравейник, а их поит!
- Никогда бы не подумала, что муравьи такие пьяницы. Впрочем, что же,
культуры никакой, одна работа да темень!
Тихая уселась наземь.
- Вы идите, идите! - махнула она ручкой Людвигу Ивановичу. - А я ентого
толстяка туточки обожду. Ку-у-ды вашим ликерам до его!
Жисть отда-ам, не пожалею,
буйну го-олову отдам, -
снова заголосила она, так что Людвигу Ивановичу пришлось поднять ее,
встряхнуть и вести, не отпуская от себя, потому что она все порывалась на
поиски винного толстяка.
Феромония
В камере куколок среди совершенно белых коконов и среди коконов рыжеватых
и даже совсем темных выделялись два кокона несколько необычных. Шелковая
тесьма на них была завернута не так тщательно, как на других, а из одного
изредка показывался красный свет. Впрочем, эти куколки стояли в самой
глубине за другими, и муравьиные няньки равнодушно пробегали мимо них.
Между тем, если бы няньки задержались, а главное, умели слушать, они были
бы поражены.
На секунду засветившись красным светом, одна куколка оказала:
- Ты написала, где мы?
Другая куколка Нюниным голосом ответила:
- Да! Два даже раза!
- А что выбросила?
- Ленту и пояс.
- Ничего себе! Так мы скоро совсем голые останемся.
- Ну как, хорошо обмазался феромоном? Царапину щиплет?
- Щиплет, зато заживает, как на собаке.
Та куколка, в которой красный свет не светился, вдруг зашаталась.
- Ты чего? - спросил Фимка из своего кокона.
- Стоять устала.
- А упадешь - кто поднимет?
- Что ли, нянек нет?
Но шататься перестала.
- Ты не думай, - помолчав, сказал Фимка. - Ты только не воображай, что я
жадный, - мне просто не хотелось тратить деньги на ерунду.
- Конечно, Фимочка!
- Циолковский - он же не жадный был, а стал бы он тратиться на мороженое?
- Конечно, в ракетах же зачем мороженое? Там же еда в тюбиках, правда ж,
Фимочка? - по-умному ответила Нюня.
- Дело не в том, что в ракете; дело в том, что тогда бы ему, может, и до
ракеты не додуматься, если бы он на всякие удовольствия кидался, а не
думал о космосе.
- А я знаю - лучше всего быть космонавтом!
- Это почему?
- А потому, что тогда на планете можно же встретить кого-нибудь, кого
никто никогда не видел, даже никто не думал, что такое бывает. Всякие
никому неизвестные открытия!
- Эх, Нюня-манюня, а ты много кого на земле видела? Или, может, в
муравейнике все открыто? Если бы все было открыто, я бы сюда не полез.
Знаешь ты, например, жука-чернотелку? Не знаешь и знать не можешь! Потому
что живет он, где никто жить не может, в такой пустыне, что там никогда не
бывает ни капли дождя, так что ни единого растеньица не растет.
- А чего же ест жук?
- Ага, то-то, что ест? А что пьет, спрашивается? Если ни капли воды! И
никаких растений!
- Ничего себе!
- А вот: горячущий ветер из далеких-далеких земель несет иссохшие
крошечные остатки растений. Там бы и муравью нечем было поживиться, а
жук-чернотелка умеет добывать воду из этой сухости!
- А как?
- Ну, это тебе еще не понять. Это называется биохимия. А то еще вот, это
уже о муравьях, вернее, об их паразитах. Есть такой паразит, который в
начале жизни должен пожить у муравья, а потом переселиться в корову. Но
попробуй-ка, попади от муравья к корове. Корова ведь не муравьед и
муравьями не питается. И что же тогда делают эти паразиты? Они прогрызают
стенки муравьиного желудка, но тут же эти дырки за собой заделывают, чтобы
муравей не подох раньше времени, а то как же тогда к корове они попадут? А
потом один из них пробирается в муравьиный мозг и сводит муравья с ума.
- Ой!
- Да ты не бойся. Думаешь, этот ненормальный муравей бегает по
муравейнику, на всех бросается, кусает, да? Как же, очень это надо
паразиту! Ему другого надо. Ему надо, чтобы муравей, забросив все свои
дела, влез куда-нибудь повыше на стебель, на травинку и висел, вцепившись
в нее, и ждал, пока его сожрет корова!
- А как же он заставляет муравья? Заберется к нему в мозг и шепчет в ухо,
и шепчет в ухо, да? "Бро-сай ра-боту! Бро-сай ра-боту! Лезь на траву! Лезь
на траву!" Да? А муравей: "Не хочу - жарко! А паразит: "Лезь, что говорю!"
- В жару они не лазят - в жару ведь и коровы не пасутся.
- Ага, "сейчас, говорит, жарко, можешь отдохнуть!"
Фимка, который невольно заслушался вкрадчивого Нюнишиного голоса, наконец
опомнился:
- Затвердила: шепчут, шепчут! Целое утро в муравейнике - и всё сказки в
голове! Много с тобой твой Фефешка разговаривал? Это же насекомые, а не
люди!
- А приказы забыл, Фимочка? Значит же, есть все-таки разговор?
- Это химический разговор!
- А бабушка Тихая тоже этот разговор понимает!
- Бабушка Тихая, конечно, феномен...
- И я, и я!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг