Экселенц выслушал его внимательно и некоторое время разглядывал в
упор, словно видел перед собой что-то новое и занимательное.
- Такого рода соображения вряд ли помогут тебе в работе, - сказал
он, помолчав. - Еще раз советую тебе: не отвлекайся! Что у тебя сейчас на
очереди? Посольство голованов? Хорошо. Займись посольством голованов. И
возвращайся поскорее. Ты мне нужен здесь.
В Канаде была глубокая ночь. Невидимая река шумела сквозь шуршанье
дождя, а прямо перед Максимом мокро отсвечивал легкий металлический мост,
над которым светилось большое табло на английском, французском, русском и
китайском языках: "Территория народа голованов".
Максим перешел мост и оказался в лесу. Лес был густой, небо было
сплошь обложено, и весь этот ночной мир казался Максиму серым, плоским и
мутноватым, как старинная фотография.
Когда Максим заметил голована Щекна, тот понял это мгновенно и сразу
оказался на тропинке перед ним.
- Я здесь, - объявил он.
- Вижу, - сказал Максим.
- Будем говорить здесь, - сказал Щекн.
- Хорошо, - сказал Максим.
Голован сейчас же сел, совершенно как собака, разговаривающая с
хозяином, - крупная толстая большеголовая собака с маленькими
треугольными ушами торчком, с большими круглыми глазами под массивным
широким лбом. Голос у него был хрипловатый, и говорил он без малейшего
акцента, так что только короткие рубленые фразы и несколько
преувеличенная четкость артикуляции выдавали в его речи чужака.
- Что тебе нужно? - спросил он прямо.
- Тебе сказали, кто я?
- Да. Ты журналист. Пишешь книгу про мой народ.
- Это не совсем так. Я пишу книгу о Льве Абалкине. Ты его знаешь.
- Весь мой народ знает Льва Абалкина.
- Вот как? И что же твой народ думает о Льве Абалкине?
- Мой народ не думает о Льве Абалкине. Он его знает.
- Я хотел спросить: как твой народ относится к Льву Абалкину?
- Он его знает. Каждый. От рождения и до смерти.
- Что ты можешь рассказать мне о Льве Абалкине?
- Ничего, - коротко ответил Щеки. Он поднес переднюю лапу к морде и
принялся шумно выкусывать между когтями. Не по-собачьи, а так, как это
делают иногда наши кошки.
Максим начал с другого конца.
- Я знаю, что Лев Абалкин твой друг, - сказал он. - Вы жили и
работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об
Абалкине его друг и сотрудник голован.
- Зачем?
- Опыт.
- Бесполезный опыт.
- Бесполезного опыта не бывает, - возразил Максим.
Щекн принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал
невнятно:
- Задавай конкретные вопросы.
Максим сказал:
- Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным
пятнадцать лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими
землянами?
- Приходилось. Много.
- Ты почувствовал разницу?
Щекн вдруг замер, а затем медленно опустил лапу и поднял лобастую
голову. Глаза его на мгновение озарились мрачным светом. Однако и секунды
не прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.
- Трудно сказать, - проворчал он. - Работы разные, люди тоже разные.
Трудно.
- Хорошо, - сказал Максим. - Ты с ним встретился. Он снова пригласил
тебя работать. Ты согласился?
- Он не приглашал меня работать.
- Тогда о чем же вы говорили?
- О прошлом... - буркнул Щекн. - Никому не интересно.
- Как тебе показалось, он сильно изменился за эти пятнадцать лет?
- Это тоже не интересно.
- Нет. Это тоже интересно. Я тоже видел его недавно и обнаружил, что
он сильно изменился. Но я землянин, а мне надо знать т~в~о~е мнение.
- Мое мнение: да.
- Вот видишь. И в чем же он, по-твоему, изменился?
- Ему больше нет дела до народа голованов.
- Правда? А со мной он только о голованах и говорил!
Глаза Щекна озарились красным.
- Когда это было?
- Позавчера. А почему ты решил, будто ему больше нет дела до народа
голованов?
Щекн вдруг объявил:
- Мы теряем время. Не задавай пустых вопросов. Задавай настоящие
вопросы!
- Хорошо. Задаю настоящий вопрос. Где он сейчас?
- Не знаю.
- Что он намеревался делать?
- Не знаю.
- Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.
И тут Щекн принял странную, неестественную даже позу: присел на
напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на Максима снизу вверх.
Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он заговорил,
отчетливо выговаривая слова:
- Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ
землян не вмешивается в дела народа голованов. Народ голованов не
вмешивается в дела народа землян. Так было, так есть и так будет. Дело
Льва Абалкина есть дело народа землян. Это решено. А потому: не ищи того,
чего нет. Народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.
У Максима вырвалось:
- Он просил убежища? У вас?
- Я сказал только то, что сказал: народ голованов никогда не даст
убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?
- Я понял это, - медленно проговорил Максим и продолжил: - Но меня
не интересует это. Повторяю свой вопрос: что он тебе говорил?
- Я отвечу. Но сначала повтори мне то главное, что я тебе сказал.
- Хорошо, я повторю. Народ голованов не вмешивается в дело Абалкина
и отказывает ему в убежище. Так?
- Так. И это - главное.
- Теперь отвечай на мой вопрос.
- Отвечаю. Он спросил меня, есть ли разница между ним и другими
людьми, с которыми я работал. Точно такой же вопрос, какой задавал мне
ты.
Едва кончив говорить, он повернулся и скользнул в заросли. Ни одна
ветка, ни один лист не шевельнулся, а его уже не было. Он исчез.
- Как вам это нравится? - спросил Максим Экселенца. - Ай да Щеки!
Помните, что пишет о нем Абалкин? "Я учил его языку и как пользоваться
видеофоном. Я не отходил от него, когда он болел своими странными
болезнями... Я терпел его дурные манеры, мирился с его бесцеремонностью,
прощал ему такие вещи, какие не прощаю никому в мире... Если придется, я
буду драться за него, как за землянина, как за самого себя. А он? Не
знаю..." Вот теперь и узнал.
Экселенц сказал:
- Ты всерьез допускаешь, что Лев Абалкин мог просить у них убежища?
- Я не знаю, просил ли он убежища, но в убежище ему отказано. Теми
самыми существами, ради которых он в свое время был готов на все...
- По-моему, ты его жалеешь, - сказал Экселенц.
Максим наклонился и принялся обирать репья с мокрых штанин.
- Почему бы и нет? - сказал он раздраженно. - Если я вижу, что
человек с изуродованной судьбой мечется, не находя себе места, как
отравленный, и сам отравляет всех, с кем встречается... отчаянием,
обидой, страхом...
- Я тебе еще раз напоминаю, Мак, - произнес Экселенц, - Он опасен! И
он тем более опасен, что сам об этом, видимо, не знает.
- Да кто он такой, черт возьми? - спросил Максим. - Обезумевший
робот?
- У робота не может быть тайны личности, - сказал Экселенц. - Не
отвлекайся.
Максим засунул репья в карман куртки и сел прямо.
- Сейчас ты можешь идти домой, - сказал Экселенц. - Будь поблизости,
в черте города, и жди моего вызова. Возможно, сегодня ночью он попытается
проникнуть в Музей. Тогда будем его брать.
- Хорошо, - сказал Максим без всякого энтузиазма.
Экселенц, откровенно оценивая, оглядел его.
- Надеюсь, ты в форме? Будете брать его вдвоем. Я уже слишком стар
для таких упражнений.
В 01.08 радиобраслет на запястье Максима пискнул, и приглушенный
голос Экселенца пробормотал скороговоркой: "Максим, быстро, Музей,
главный вход, жду тебя..."
Максим скатился с крыльца, промчался по ночному пустому бульвару и
нырнул в будку нуль-транспортировки. Он выскочил на Площади Звезды и
скользнул в тень Музея. Экселенц уже возился у дверей главного входа,
орудуя магнитной отмычкой. Дверь распахнулась.
- За мной, - скомандовал Экселенц и нырнул во тьму.
Они неслись огромными неслышными скачками, обтянутые черным, похожие
на тени средневековых демонов. Экселенц вел Максима по сложной извилистой
кривой из зала в зал среди статуй и макетов, похожих на уродливые
механизмы, среди механизмов и аппаратов, похожих на уродливые статуи.
Нигде не было света, видимо, автоматика была заранее отключена.
Они остановились, только оказавшись в кабинете-мастерской Майи
Тойвовны Глумовой. Пустые столы. Стеллажи вдоль стен, уставленные
инопланетными диковинами. А из кресла, в котором давеча сидел журналист
Каммерер, поднялся им навстречу Григорий Каммерер-младший, тоже весь в
черном, почти невидимый в темноте.
Экселенц шагнул к стеллажам, согнулся, с натугой вытащил что-то с
полки и направился к столу, расположенному прямо перед входом. Слегка
откинувшись корпусом назад, он нес в опущенных руках длинный предмет,
какой-то плоский брусок с закругленными краями. Осторожно, без малейшего
стука он поставил этот предмет на стол, на мгновение замер,
прислушиваясь, а потом вдруг, как фокусник, потянул из нагрудного кармана
длиннющую пеструю шаль с бахромой. Ловким движением расправил ее и
набросил поверх бруска. Потом повернулся к обоим Каммерерам и едва слышно
прошептал:
- Когда он прикоснется к платку - берите его. Если он заметит нас -
берите его. Встаньте здесь.
Максим встал по одну сторону двери, Гриша - по другую, а сам
Экселенц встал рядом с Гришей - позади и несколько правее. Сначала ничего
не было слышно. Даже дыхания троих затаившихся людей. Потом вдруг
послышался шум. Шум был, прямо сказать, основательный - где-то в недрах
музея обрушилось нечто обширное, металлическое, разваливающееся в
падении. Максим с Экселенцем обменялись удивленными взглядами. Звон, лязг
и дребезг постепенно прекратились, но теперь стали слышны другие звуки.
Много разных звуков. Кто-то явно приближался, нисколько не скрываясь. Он
волочил ноги и звучно шаркал подошвами. Он задевал за притолоки и за
стены. Один раз он налетел на какую-то мебель и разразился серией
невнятных восклицаний с преобладанием шипящих. И вот на стены кабинета из
открытой двери упали слабые электрические отблески.
- Это не он, - сказал Максим Экселенцу почти вслух.
Экселенц кивнул. Вид у него был недоумевающий и угрюмый. А потом он
вдруг оттянул на себе борт черной куртки и правой рукой принялся
засовывать за пазуху большой черный револьвер. Увидевши его,
Каммерер-старший обмер, потому что понял: Экселенц был готов убить
Абалкина. Он был так ошеломлен, что забыл обо всем на свете, а
Каммерер-младший, по-прежнему напрягшись, ждал, вперившись в дверной
проем.
Тут в мастерскую ворвался толстый столб яркого света, и, зацепившись
в последний раз за притолоку, вошел лже-Абалкин.
Вообще-то говоря, он был даже чем-то похож на Льва Абалкина: ладный,
крепкий, с длинными черными волосами до плеч. Он был в белом просторном
плаще и держал перед собой электрический фонарь, В другой руке у него был
большой портфель. Войдя, он остановился, провел лучом по стеллажам и
произнес вслух:
- Ну, кажется, это здесь.
Голос у него был скрипучий, а тон - нарочито бодрый. Видимо, он
чувствовал, себя неловко, а может быть, ему было жутковато.
Теперь было видно, что это, собственно, старый человек. У него были
впалые морщинистые щеки, очень высокий морщинистый лоб, длинный острый
нос с горбинкой и длинный острый подбородок. В общем, он был похож не
столько на Льва Абалкина, сколько на Шерлока Холмса.
Бегло оглядевшись, он подошел к столу, поставил свой портфель прямо
на цветастый платок, а сам, подсвечивая себе фонариком, принялся
осматривать стеллажи. При этом он непрерывно бормотал что-то себе под
нос:
- Ну, это всем известно... бур-бур-бур... Обыкновенный иллизиум...
бур-бур-бур... Предметы невыясненного назначения, ха! Хлам и хлам...
бур-бур-бур... Может быть, и не намоете... Засунули куда-нибудь,
запихали, запрятали... бур-бур-бур...
Экселенц следил за всеми этими манипуляциями, заложивши руки за
спину, и на лице его было выражение безнадежной усталости или даже
усталой скуки.
Когда старик добрался до самой дальней секции, Экселенц тяжело
вздохнул и сказал брезгливо:
- Ну что вы там ищете, Бромберг? Детонаторы?
Старик Бромберг тоненько взвизгнул и шарахнулся в сторону, повалив
стул.
- Кто здесь? - завопил он фальцетом, лихорадочно шаря лучом вокруг
себя. - Кто это?
- Да я это, я, - отозвался Экселенц еще более брюзгливо. Он подошел
к столу и уселся на край рядом с портфелем. - Перестаньте вы трястись...
- Кто вы? Какого дьявола! - луч уперся в Экселенца. - А-а!
Сикорский! Ну, я так и знал!
- Уберите фонарь, - приказал Экселенц, заслоняя лицо ладонью.
- Я так и знал, что это ваши штучки! - вопил старикан Бромберг. - Я
сразу понял, кто стоит за всем этим бездарным спектаклем!
- Уберите фонарь, не то я его расколочу! - гаркнул Экселенц.
- Попрошу на меня не орать! - взвизгнул Бромберг, но луч отвел. - И
не смейте прикасаться к моему портфелю!
Экселенц встал и пошел на него.
- Не смейте ко мне подходить! - завопил Бромберг. - Я вам не
мальчишка! Стыдитесь! Ведь вы же старик!
Экселенц подошел к нему, легко отобрал фонарь и поставил на
ближайший столик рефлектором вверх.
- Присядем, Бромберг, - сказал он. - Надо поговорить.
- Эти мне ваши разговоры... - пробурчал Бромберг и уселся.
Поразительно, но, он уже совершенно успокоился. Бодренький
крепенький старичок. Пожалуй, даже веселый.
- Давайте попробуем говорить спокойно, - предложил Экселенц.
- Попробуем, попробуем! - бодро отозвался Бромберг. - А что это за
молодые люди подпирают стены у дверей? Вы обзавелись телохранителями?
Экселенц сказал:
- Это Максим Каммерер и Григорий Каммерер. Сотрудники КОМКОНа. А это
- доктор Айзек Бромберг, историк науки.
Оба Каммерера кивнули, а Бромберг немедленно объявил:
- Я так и знал. Разумеется, вы побоялись, что один на один со мной
не справитесь, Сикорский... Садитесь, садитесь, молодые люди,
устраивайтесь поудобнее.
- Сядьте, Максим, - сказал Экселенц.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг