Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
гибель души... У меня есть душа - теперь я это знаю. Она никогда не смирится
с тем, что она - душа, а я - это я; и когда-нибудь она назовет себя мной,  а
меня собой... Я - это единственное,  в  чем  можно  быть  уверенным,  как  в
объективности (я есмь  -  единственное,  в  чем  я  уверен  твердо),  как  в
краеугольном камне.  И  любые  построения  целесообразно  начинать  с  этого
камня... Камень - для одних символ инерции, для других - эмблема твердости и
воли в устремлении. Как противоречив наш символизм; как многообъемлющ он. Но
камень - это камень и ничего более.  Хотя  и  может  быть  причиной  урагана
вселенских  преобразований...  Преобразование  -   то,   что   зиждется   на
Статичности, являясь его... антиподом? (о, нет, конечно  же,  помилуй,  ум!)
Дополнением, частью в целом. Итак, вернемся в готовым родиться  к  жизни,  к
мусорным бачкам за два квартала отсюда,  к  старым  газетам  и  картофельным
очисткам, как навязшим в зубах типичным символам того, что  обычно  называют
помойкой. Вернемся? Но не забывайте о сказанном выше.
     Чудо морское. Было  ли  оно  так  невосприимчиво  к  движениям  мировой
материи, как мы это себе рисуем? Короче говоря, было ли оно  частью  целого?
Тайна, великая тайна, присутствовавшая в самой толще океанских вод,  она  не
позволяла ему разместить себя в более свободной нише (... чего-то),  и  оно,
кого мы называем чудо морское, пребывая в морском бокале,  было  ли  оно  до
конца уверено, что представляет собой то, чем оно должно  было  быть,  и  не
могло ли оно быть чем-то более объемлющим, смеющимся над гнетом  расстояний,
над недостижимостью тайн и над преходящестью радостей?
     Читая в восходах формулы счастья и черпая  непосредственность  из  силы
искренности, оно проживало свой век маленьким  белковым  комочком,  а  время
смеялось над его попытками стать бессмертным. Время не  знало,  что  истинно
смеется тот, кто смеется последним.
     - В чем вы видите прозрение путей жизненных любого живого  существа?  -
спрашивало у времени чудо морское.
     - Как, вы не знаете? Это же проще пареной репы! Конечно, в раскаянии! -
сварливо отвечало время.
     - Да, но...
     - Я вас слушаю!
     - Я хочу сказать об искуплении.
     - Вот как! Ну чтож, объясните мне, что  это  такое,  если  в  состоянии
будете это сделать, - и время поудобнее устроилось на облаке  между  старыми
вонючими газетами и картофельными очистками.
     - Возьмем пример: вы разбили  вазу,  -  чуду  морскому  деликатности  и
спокойствия было не занимать, тем более, что оно лишь минуту назад появилось
на свет и еще не успело  пожать  ядовитых  плодов  отсутствия  понимания,  -
разбили нечаянно, конечно; что  вы  будете  делать?  Я  понимаю,  извинения,
сожаления и т.д. Но все это бесполезно. Вы должны будете купить новую  вазу,
то есть, действие,  совершенное  вами,  поправить  действием  же!  Словесное
воздаяние не исправит ситуации. Так вот, стремление  к  искуплению,  это  то
активное   начало,   управляющее   нами,   когда   все   слова    становятся
бессмысленными. Это воздаяние за грех совершенный...
     - Хм! Интересно.  Но  тогда  воздаяние  должно  равняться  совершенному
поступку,  нейтрализовать  его.  Проще  говоря,  если  вы  разбили  вазу  из
богемского хрусталя, бессмысленно покупать стеклянную.
     - Думаю, вы правы.
     - А если вы убили живое существо, скажем, человека?..
     - !!!...???... Ну-у! Мда-а!
     - Да-да! Где вы "купите другого"? Причем из "богемского  хрусталя",  не
из "стекла"?
     - Есть хорошая пословица. Да. Безвыходных положений не бывает, - однако
чудо морское было порядком озадачено и взволновано, ведь  всякую  мысль  оно
проживало всем телом, ибо пока еще не умело абстрагироваться.
     - Раскаяние, друг мой. Мы не властны ни над чем в этом мире. Мы даже не
хозяева над своим телом.  Мы  -  рабы  обстоятельств,  случайностей.  Где-то
раздавили букашку, сорвали травинку, где-то...
     - Убили человека...
     - Да. Мы не властны над своими эмоциями даже..,
     - Уж кому говорить! Само-то ты - первый убийца; одно слово - Кала.
     - ...сотворим, а потом маемся. Раскаяние  -  единственное,  на  что  мы
способны. Знало я одного человека...  Вот  это  история  души!  Роман  можно
написать! Вы знаете, развитие ума и интеллекта было для него главным делом в
жизни. Такой тип людей, уверенных, что  все  можно  распихать  по  полочкам,
всунуть в рамки и повесить бирки с описанием ВНЕШНИХ  особенностей.  Излишне
говорить, что в СУТЬ вещей, которую не постигнуть умом, он не  вдавался.  И,
вы знаете, он составил для себя систему  ценностей  этого  мира,  в  которой
жизнь человека не была на первом месте,  а  любовь  не  была  главной  целью
человеческой жизни.
     - Ошибка Люцифера?
     - Да, он повторил ее, но, безусловно, в меньшем масштабе.
     - А что же было на первом месте?
     - Представляете, он сам не подозревал, что на первом месте, главной для
него ценностью, камнем преткновения была его собственная гордыня...
     - О! Не Р. ли это был?
     - Так вы понимаете, о чем я говорю?
     - Начинаю...
     - Ну и надавала  же  ему  жизнь  по  щекам!  Истинно  сказано,  что  не
опомнится человек до тех пор, пока не слетит с лестницы вверх тормашками,  и
там уж мечтает уцепиться хоть за нижнюю ступеньку. Ему  не  везло  с  самого
начала. Все обстоятельства указывали ему другой путь; все, что он делал  для
достижения своей утопической цели, не ладилось, но  он  шел  напролом  через
дебри, чтобы, как слон по известной притче, угодить прямиком  в  болото.  О,
гордыня, гордыня!..
     - И...
     - Да-да! Небрежение к человеческой жизни, начавшееся со своей  персоны,
вылилось в преступление.
     - Но как же? А гордыня? Где тут небрежение к собственной персоне?
     - Здесь нет противоречия!..
     - А-а! Понимаю. Чтобы возлюбить мир, научись любить самого себя. Да?..
     - Дальше. Я говорило о раскаянии. Это был единственный путь очищения от
столь тяжкого греха. Душевное самобичевание до  конца  жизни,  вылившееся  в
любовь ко всему живому и исключающее повторение ошибки.
     - Знаете, какая мысль пришла мне на ум? "Если ты по  невежеству  вырвал
из мира людей одну человеческую жизнь, то во исправление ошибки  отдай  свою
жизнь на служение людям.  Зуб  за  зуб.  Жизнь  за  жизнь,  -  чудо  морское
оживилось.
     - Ну?
     - Это и есть искупление. Человек, жизнь которого  прервалась  по  вашей
вине, мог сделать много полезного миру, даже если это злая немощная старуха.
Ведь исключительно плохих людей не  бывает,  так  же,  как  и  исключительно
бесполезных. И отныне, если совесть гложет вас...
     - А что такое совесть?
     - ...гложет  вас,  вы  должны   пожертвовать   своей   жизнью,   своими
интересами, своим "я" для общего "Мы". Служить бескорыстно до  конца  жизни.
И, будьте уверены, вы познаете радость прощения  не  от  людей,  а  от  себя
самого. Это и будет искупление. Вот так.
     - Это все правильно, но почему вы не хотите принять мое мнение?
     - Я не говорю, что вы неправы. Я просто дополняю вас...
     Они помолчали, глядя друг на друга.
     - Путь искупления и раскаяния одновременно?.. - время  бросило  быстрый
взгляд за спину, хитро прищурилось, внимательно наблюдая за чудом морским.
     - Да ведь это же любовь! - в прозрении воскликнуло чудо.
     - Да, и спорить не о чем...

     Чудо морское внимательно вглядывалось во время:
     - Эд, это ты, что ли? Ах ты, каналья! Временем уже притворяешься, каков
гусь!
     - Стойте,  не  двигайтесь,  тут  нужно  кое-что   исправить...   -   Эд
аннулировал окружение, бачки, дома,  витрины,  мусор,  осторожно  взял  чудо
морское за края и выпустил в море.
     - И больше не попадайся в такие переделки, - он не  смеялся  и  поэтому
оказался неправ, - меня может не оказаться рядом...

                                   * * *

     Обычно его нигде не ждали, но знали о нем все. Вот и сейчас,  в  спешке
покинув помойку, Эд шел именно туда, где его присутствие, мягко говоря, было
нежелательным. Губернатор города встречался с двумя депутатами на  одной  из
своих многоэтажных дач. Тут же имели место быть репортер "Светских хроник" и
известный писатель - из обласканной элиты. Репортер что-то писал в блокноте,
а остальные потягивали чай, полулежа на кушетках,  когда  вошел  Эд,  кивнул
присутствующим, подал руку выпучившему глаза губернатору, которую тот  пожал
не без некоторых колебаний; проходя к  столику,  презрительно  пхнул  плечом
писателя,  нарочито  этого  не  заметив;  налил  себе  чаю  из  антикварного
самовара, и, присев на кушетку, стал искать взглядом сахарницу.
     - Э-э... как вас прикажете? - молвил наконец депутат с рыжей шевелюрой.
     - Эд... Просто Эд. Вы не скажете, где сахарница?
     - На столике у окна. А вы, собственно, по какому вопросу?
     - Так, зашел чаю попить. Вы вообще не против?
     - Я вообще против! - подал голос губернатор, окончательно выведенный из
терпения. - Тебя сюда никто не приглашал! Ты здесь  МЕШАЕШЬ!  Ты  мне  лично
действуешь на нервы!
     Губернатор отвернулся и уставился в окно. Эд немного растерялся:
     - Ну чтож, ежели так, то я пойду. Простите...
     Он встал и направился к выходу. У двери он  полуобернулся,  со  сладким
омерзением выплеснул чай на губернатора, запустил чашкой в  стену  и  вышел,
хлопнув дверью.
     Лысый депутат догнал его на лестнице:
     - Эд, перестань, не надо так... Не обижайся... Он ждет тебя. Он  просит
прощения, Эд. Ну в самом деле, будь человеком. Пойдем...
     Эд после минуты  раздумий  согласился.  Улыбающиеся,  они  вернулись  в
комнату, их ждали губернатор в свежей сорочке  и  новых  брюках,  депутат  с
рыжей шевелюрой, репортер "Светских хроник", писатель из обласканной  элиты,
а на столике у окна были приготовлены две  чашки  дымящегося  горячего  чая,
судя по аромату, весьма дорогого. Разговор предстоял долгий...

     ...Комната  была  освещена  тьмой...  ой,  простите..,  залита   светом
старинных ламп дневного освещения, а за  окном  царствовала  ночь.  Репортер
давно уже спал под батареей.
     - ...но,  Эд,  ведь  должна  быть  секретность,  надо  закрыть   каналы
информации, - доказывал лысый депутат.
     - Ну да, задраиться, законопатиться и -  пфф!  -  Эд  застегнул  молнию
своей куртки до макушки и стал очень похоже изображать часовую мину,  щелкая
языком. Тик-так, тик-так. Все замерли в ожидании. Но именно  в  тот  момент,
когда  никто  этого  не  ждал,  Эд  изобразил  взрыв - "Бум!!!"  -  да   так
громоподобно,  что  в  тайных  неисследованных  глубинах   самовара   что-то
загудело.
     - Вот так... Я понимаю, вы,  конечно,  поставите  часовой  механизм  на
взрыв ровно за 5 секунд до апокалипсиса. Ведь через пять мгновений все равно
будет конец света...
     - Ну да. Так что никто ничего не теряет.  По  крайней  мере,  так  было
написано, - но губернатор теперь был не  так  уверен  в  своих  словах,  как
подобало  бы  человеку,  несущему  ответственность  за  еще  не  совершенное
будущее.
     - Да поймите вы, что,  на  какое  бы  время  вы  ни  поставили  часовой
механизм, именно после вашего взрыва через 5  секунд  начнется  то,  что  вы
называете апокалипсисом. И как раз ПО ПРИЧИНЕ взрыва. Ведь  чего  еще  можно
ожидать от мины такой мощности; даже если бы после него не должно было  быть
никакого апокалипсиса, сам взрыв был бы концом света, и в 5  секунд  планета
была бы  уничтожена.  Но,  конечно,  вы  ухватились  за,  не  спорю,  весьма
оригинальное оправдание. Но вас самих это не  оправдывает,  будьте  уверены.
Тут  не  играют  на  дутых  авторитетах.  Писавший  "Анналы..."  был  просто
остроумным человеком, фантастом, как их тогда называли.
     - Проблемой "фантастов" мы займемся позже. И об этих существах...
     - Ерш-вашу-медь!!! Да это же  обычные  люди,  писатели!  -  Эд  был  на
пределе. - А о настоящем апокалипсисе вы не имеете понятия...
     - Да нет, почему же. Я сознаю, что в  сравнении  с  апокалипсисом  наша
мина - детская хлопушка.
     - Опять пальцем в  небо,  господин  губернатор.  Настоящий  апокалипсис
таинственен и бесшумен, он идет с  начала  времен.  Это  ни  что  иное,  как
латинское "apo-kalupsis" - обнажение сути... Но.., я вижу по вашему взгляду,
что на сегодня для вас достаточно... Ну-ну, успокойтесь...  Все  не  так  уж
зыбко... Осторожно!!! Эй, помогите мне, -  обратился  Эд  к  присутствующим.
Вместе они уложили трясущегося  губернатора  на  кушетку,  заботливо  укрыли
одеялом и, выключив свет, сели в углу кружком у настольной лампы.  Никто  не
говорил, они лишь время от времени  многозначительно  переглядывались.  Было
тепло и уютно в тесном кругу близких  понимающих  людей.  Все  политические,
социальные, житейские,  личные  неурядицы  отошли  на  второй  план  и  там,
осклабясь, выжидали удобный момент.
     - Как хорошо! - тихо молвил писатель, и депутаты понимающе  кивнули.  И
даже храп репортера из-под батареи не резал слух, как в начале разговора,  а
вплетался чудной мелодией в ткань тишины. Тем более, что чуть  позже  в  эту
мелодию вплелся и храп губернатора, с присвистом,  великолепными  трелями  и
умопомрачительными руладами.
     "Уж лучше бы я умер!"  -  тоскливо  подумал  Эд.  Встал,  обвел  мутным
взглядом комнату, с размаху пнул настольную лампу, которая ударила  в  плечо
лысого депутата, отлетела к стене  и  рассыпалась  осколками  на  полу.  Все
повскакивали. Проснувшийся репортер у батареи  тупо  таращился  на  Эда,  не
понимая, сон это или явь. А может  быть,  кошмары.  Депутат  тер  ушибленное
плечо и был изумлен. С ним такое случалось впервые.  Но  самое  удивительное
произошло позже. Храпящий губернатор внезапно поднял  голову,  посмотрел  на
шарящего руками по стене Эда и вдруг сказал нечто абсолютно бессмысленное:
     - "Окно на 40 градусов к северу от тебя.  Два  шага,  прыжок  и  десять
шагов". Эд послушно проделал все процедуры, благополучно  оказался  у  окна,
вынул из кармана отличный лейдзерный стеклорез, вырезал  в  стекле  квадрат,
шагнул в окно, прямо в деготь ночи, и больше его не видели.
     - Ох,  сколько  шуму  от  тебя,  разрушений.  Невыносимый  субъект,   -
губернатор укоризненно  покачал  головой.  Каждый  из  присутствующих  вдруг
осознал, что последние 60 лет они занимались глупостями.
     Сны были безнадежно распуганы. Кряхтя, сопя, на негнущихся со сна ногах
губернатор зашаркал к кладовке,  достал  из  нее  совок,  веник  и  принялся
собирать с пола останки настольной лампы. Конечно же, оба депутата бросились
отбирать у главы веник, и конечно же, сделали уборку за него,  а  губернатор
сел в углу, между репортером и писателем, сгорбившись, недвижно; лишь  мерно
сопел - ходили ребра под кожей, туда-сюда.
     - Герр  губернатор,  почему  вы  так  великодушны  в  отношении   этого
эксцентричного бомжа? Что вас связывает?
     Глава города одарил репортера долгим лироподобным взглядом. Ответил  не
сразу. Но все же ответил, что радует:
     - Вы ведь слышали о спасателях.
     - Мне это ни к чему. Это со мной не соприкасается, - отвечал  репортер.
И по тому, как быстро и нарочито  равнодушно  он  ответил,  было  ясно,  что
слыхал, еще как слыхал.
     - А со мной соприкоснулось. Как-то, года назад, я вошел  в  конфликт  с
котами. Я не обращал на это особого внимания; дела, понимаете ли, занятость.
В особо сложных ситуациях я всегда мог взять  кота  за  шкирку  и  отбросить
прочь.., тем самым усугубив шаткость и без того непрочного положения  своего
в этом мире...
     - Вы всегда используете в речи столь нелепые обороты?
     Губернатору сейчас было не до того,  чтобы  отвечать  на  колкости.  Он
всецело  принадлежал  воспоминаниям.  Но  мы  не  преминем   воспользоваться
ситуацией  и  ринуться  в  контратаку:  "А  вы  всегда  задаете  вопросы   в
репортерской манере?" Он  смутится  и  сделает  вид,  что  не  расслышал.  А
губернатор будет продолжать изложение:
     - ...Но их становилось  все  больше.  Временами  я  не  мог  пройти  по
переулку, не встретив пару десятков котов, многие из  которых  бросались  на
меня. Руки мои были постоянно исцарапаны, я заказал себе  защитную  маску  и
носил под рубашкой кирасу. Но иногда и это не помогало и приходилось  срочно
вызывать подмогу.  Бронированный  "Coil"  уносил  меня  прочь,  оставляя  на
асфальте вереницу раздавленных котов. Таким образом постепенно, незаметно  я
оказался в загнанном положении. И однажды в  переулках,  без  телефона,  без
кирасы был застигнут врасплох стаей возбужденных котов. Их  становилось  все
больше, и мне все труднее было оказывать им сопротивление. Я бежал  в  ночи,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг