это мы можем. Но сможем ли мы в бою, на фронте применить свое открытие?
Нет, не сможем! И вы это знаете. Вот почему я прекращаю исследовательскую
работу, прекращаю раз и навсегда.
- Вы отступаете как трус, в предпоследнее мгновение, за несколько
шагов до финиша. Будьте же ученым, черт побери, и оставайтесь им хотя бы
полтора-два месяца, а потом можете от всего на свете откреститься, на все
наплевать, если у вас девичьи нервы, и уйти в монастырь.
Брови Тронковского удивленно поползли кверху.
- Напрасно вы так, профессор. Мы не брали друг перед другом никаких
обязательств. Мои взгляды вы теперь хорошо знаете. Тем не менее вам это не
помешает принять собственное решение. Последние перед финишем шаги вы
вольны сделать без меня, я вам не помеха.
Галей понял, что именно в эту фразу Тронковский вложил особый смысл.
Слова поляка магически подействовали на Кадиуса. С профессора в миг
слетело все напускное, наигранное. Сразу исчезла иллюзия внешнего
спокойствия, которое он упорно демонстрировал перед Тронковским. Остались
лишь беспомощность и растерянность.
Мозг Анри Галея работал с напряжением, но не все было ему понятно в
этом словесном поединке. Не так-то просто оказалось непосвященному
разобраться в потоке сложнейшей информации, который неожиданно обрушился
на него.
Тонкие руки Жермен несколько раз приближались к лицу Галея. Она
положила перед ним салфетку, поставила столовый прибор. Он слегка
посторонился. Чувствовал на себе ее взгляд, это его беспокоило и
сковывало, пальцы, державшие вилку, стали непослушными и неуклюжими.
- Месье чем-то расстроен?
В голосе Жермен появились едва уловимые новые нотки, и вся она сейчас
казалась другой - исчезли отчужденность и холодок. Теперь он мог бы дать
ей лет на пять меньше, чем в те минуты, когда впервые увидел. Она
оказалась совсем молодой. Наверное, здесь, на вилле, ей живется не очень
весело. Именно поэтому, оставшись наедине с Галеем, девушка вдруг невольно
стала сама собой, стала человеком, у которого появилась возможность на
какой-то миг отключиться от привычных забот и почувствовать себя
непринужденно, как в домашней обстановке или в кругу друзей.
Удобно устроившись с ногами в мягком кресле, Жермен вдруг спросила,
сколько Галею лет. Он пробормотал что-то себе под нос, не поднимая головы
от тарелки. Тихий смех прошелестел по комнате.
- Другим устраиваете допросы, а из вас и слова не вытянешь. Что с
вами, месье?
- Мадемуазель, я хотел бы...
- Если вы чего-то хотите, то обращайтесь ко мне по имени. Меня зовут
Жермен. Может быть, скажете, как зовут вас?
- Анри.
- Вот и познакомились... Можете продолжать допрос, Анри. Вам ведь не
терпится расспросить еще кое о чем, не так ли? Понимаю. Задание Дапью не
из легких, да и вы, я вижу, не имеете желания свести свою роль к тому,
чтобы сидеть внизу, в холле, с автоматом под полой пиджака. Ведь верно?
Галей, не отвечая, прошелся по комнате, чтобы выиграть несколько
минут. Он прикидывал, не рано ли укреплять первую нить откровенности, что
появилась между ним и этой черноглазой девушкой. Всегда осторожный,
осмотрительный, он не полагался на первое впечатление, однако понимал, что
на этот раз у него было слишком мало времени, чтобы продумать вопрос со
всех сторон и все взвесить, прежде чем полностью довериться человеку.
Сейчас он должен был решить не откладывая - да или нет.
Жермен, похоже, прочитала его мысли.
- Незачем так терзаться, Анри. Я буду вам помогать как сумею, а вам в
ответ вовсе не обязательно посвящать меня в свои планы.
Он взглянул на нее с благодарностью.
- Значит, мне будет легче...
- О нет, не тешьте себя надеждами, я вовсе не тот человек, кто знает
все в этом доме.
- Если вы откроете мне смысл слова "трокады", для меня это будет уже
много.
Жермен подперла щеку ладонью.
- Неужто вы не поняли? Само название расшифровать не трудно.
Тронковский - Кадиус. Трокад. Но дело-то не в названии! Вам необходимо
знать суть? А вы подумали, Анри, стоит ли в наше время брать на себя
тяжесть чужих тайн?
Он понял ее предостережение.
- Лейтенант Дапью намекал мне на то же самое. Я не собирался
игнорировать его совет. Но сегодня... Ваш шеф и этот парень, поляк, зашли
в тупик. Они не смогут работать вместе, хотя, кажется, уже стоят на пороге
заветной цели. Тронковский заявил, что немедленно прекращает работу в
лаборатории.
Эти слова словно током подбросили Жермен в кресле.
- Не может быть! Между ними никогда не возникало трений. Откуда вы
это взяли, Анри?
- Меня позвал Кадиус. Кажется, он сделал это преднамеренно, в
расчете, что я стану свидетелем их разговора, закончившегося конфликтом. Я
понял: профессор хотел через меня сообщить организации о неожиданном
саботаже Тронковского. Расчет Кадиуса прост: антифашистское подполье любой
ценой должно оказать влияние на поляка, с тем чтобы он продолжил
исследования до конца. Судя по словам Кадиуса, речь идет о судьбе
открытия, которое можно будет использовать как оружие страшной силы в
борьбе против Германии. Тронковский решительно против этого. Он считает
открытие слишком опасным и боится, что оно принесет людям большую беду. Но
он не был до конца откровенным, его угнетала какая-то мысль... Как видите,
Жермен, совет Дапью теряет смысл. Надо немедленно сообщить нашим обо всем.
Наладить связь со штабом группы за два-три дня практически невозможно.
Может быть, вы имеете прямой контакт с Дапью?
- Нет, не имею, - призналась Жермен.
- Значит, придется идти по цепи явок. На это уйдет не меньше недели.
Здесь товарищи переусердствовали с конспирацией. Что же нам остается?
Главное - не упустить контроль над виллой. Кто знает, как все обернется.
Может, кроме нас, кто-то еще проявляет интерес к этому дому и его
обитателям. Случается, узел рассекают одним ударом. Поэтому я не хочу
блуждать в тумане. Чтобы не ошибиться в решительный момент, необходимо
знать, какого зверя держат в клетке Кадиус и Тронковский. Трокады... Что
это - газ, взрывчатка, смертоносные лучи?
- Верьте мне, Анри, - Жермен приложила руку к сердцу, - мои сведения
о их работе более чем приблизительны. Однажды Тронковский встретился мне в
очень приподнятом настроении. Он вроде бы шутя сказал: "Мы выискиваем
осколки неба и складываем в карман. Но не приведи господи хотя бы один
такой осколочек уронить на землю!" В лаборатории, - Жермен подняла глаза
кверху, указывая на потолок, - они занимаются какими-то исследованиями
материи, похоже, космического происхождения. Добавить к этому не могу
ничего, детали мне неизвестны.
- Очень жаль... - Галей, задумавшись, то складывал, то расправлял
салфетку. - Почему Кадиус, профессор, известный ученый, так цепляется за
Тронковского?.. Ну, ассистент закусил удила, может, он характер хочет
показать, цену себе набить. Что из этого? В конце концов профессор мог бы
проучить упрямца и поставить точку над "i" без него. Если все так
серьезно, как преподносит Кадиус, что мешает ему указать строптивому парню
на дверь, а самому тут же закатать рукава? Но он уговаривает поляка, едва
не умоляет его опомниться... Кадиус, мне кажется, в растерянности.
- Что вы этим хотите сказать? - насторожилась Жермен.
- Хочу сказать, что ваш профессор без Тронковского беспомощен, как
дитя. Вот что меня удивляет.
- Ну, это слишком, Анри.
- Возможно. И все же Кадиус в панике. Я понял. Он на мели.
Садовник стоял у камина. Темная от загара рука сжимала трубку
телефона.
- Да, да... С вашего разрешения, месье, если можно - немного
громче... Благодарю вас, теперь слышу значительно лучше. Конечно, ваша
просьба будет сегодня же передана экономке...
Осторожно шагая по мягкому ковру, Анри попятился и возвратился в
столовую, где Жермен все еще убирала со стола посуду.
- Забыл спросить, - притворяя за собой дверь, сказал он. - Кто это
почти каждое утро передает вам приветы по телефону?
- Мне, по телефону? - девушка удивленно передернула плечами. - Как-то
однажды звонил молочник, из лавки, а больше, к сожалению, не помню...
Через кого мне передают приветы?
- Считайте, что я ошибся, - улыбнулся Галей, - мне так показалось или
приснилось.
Жермен удивленно смотрела на Анри. А он, приложив палец к губам,
кивнул ей и быстро вышел в коридор. Наверху, в гостиной, что граничила с
залом, где был установлен телескоп, как и прошлой ночью, царила тишина.
Маятник больших часов в деревянном футляре бесшумно отсчитывал время.
Хрусталь, гобелены, замысловатая резьба на старинных шкафах и креслах -
все, что окружало Галея, уже не поражало воображения, не ослепляло
роскошью, как тогда, впервые при электрическом освещении. Днем цвета
обрели пастельность оттенков, и от этого вещи словно сливались в едином
гармоничном ансамбле, становились неназойливыми для глаза.
Подождав, не появится ли кто-нибудь в гостиной, Галей решительно
взялся за ручку двери.
Бледно-фиолетовый свет струился в зал, наполнял его через стеклянный
потолок-купол странным мертвым светом. Все предметы вокруг обрели какие-то
нереальные цвета. Перешагнув через стальные рельсы, Галей обошел основание
телескопа и на мгновенье остановился перед высокой белой дверью, из
которой тогда, ночью, выбежал Тронковский.
В душу вдруг закралось сомнение, вроде бы он делал что-то не так, как
следовало. А вообще-то, кто он такой - Анри Галей, вчерашний
сержант-парашютист разгромленного немцами десантного полка, беглец из
лагеря для военнопленных, рядовой подпольщик-антифашист одной из групп
Сопротивления? Имеет ли он моральное право вмешиваться в течение жизни
незнакомых ему людей и чужого дома? Его послали на улицу Красных Роз не
для того, чтобы встревать в дела окружающих. Может быть, и правда -
автомат в руки, и сиди себе внизу, в холле, или где-нибудь в другом
укромном месте, в саду, наблюдай да прислушивайся, как и подобает солдату
на посту, а все остальное - не твоего ума дело?
От этой мысли Галея разобрала злость на самого себя. Он резко толкнул
дверь.
- Это вы, Жермен?
Голос принадлежал Тронковскому. Он сидел спиной к двери, обхватив
руками голову. На длинном узком столе хаотично разбросанные бумаги. На
полу кучка пепла, она еще алела, там что-то дотлевало и дымилось. Пахло
гарью.
- Это я, месье Тронковский, - ответил Галей, окинув взглядом довольно
просторное помещение. Над столом, на стене, виднелись мраморные панели с
несколькими рядами электрорубильников. Толстый многожильный кабель
извивался змеей и исчезал под паркетом. Приземистые, тяжелые кубы-шкафы в
рост человека, сваренные из металла, жались твердыми боками один к
другому. На их стенках вздувались рубцы от автогена, точно шрамы, и от
этого громадные сейфы имели зловещий вид. На некоторых вспучилась,
обгорела зеленая краска, словно по металлическим тумбам кто-то прошелся
сильным огнем.
Подняв бледное лицо, Тронковский сердито спросил:
- Вы пришли меня уговаривать?
- Где Кадиус? - прервал его Галей.
Поляк равнодушно пожал плечами.
Обойдя кучку пепла, Галей присел на угол стола. "А ведь ему нет еще и
тридцати", - подумал он и наклонился к Тронковскому.
- С какой стати, Ян, вы изображаете подмастерье Кадиуса? Трокады -
ваше открытие. Вы один совершили его. При чем тут Кадиус?
Щеки Тронковского медленно зарделись, в глазах вспыхнуло изумление,
он смотрел на Галея с выражением человека, которому предстояло решить
сложный ребус. Так просидели они несколько минут, изучая друг друга.
Наконец на губах поляка заиграла едва заметная улыбка.
- Похоже, профессор не ошибся. Наверное, вы в самом деле учились в
нашем технологическом... Если вы обо всем догадались, то к чему вопросы? -
Тронковский повел рукой вокруг. - Это его дом, его лаборатория, тут все
необходимое для работы. А у меня, кроме мозга, ничего нет... Вот вам и
ответ на ваше "с какой стати?".
- Понятно. Вы начинали еще там, в институте?
- Да, Кадиус читал у нас курс теоретической физики. Нет, нет,
бездарью его не назовешь, у него острое аналитическое мышление, он
необыкновенно жаден до новых идей, с ним чувствуешь себя уверенно. Когда я
изложил ему свои первоначальные робкие соображения, которые уже начинали
выстраиваться в определенный ряд, когда начал вести расчеты, когда
поделился с ним своей гипотезой... о, профессор среагировал мгновенно!
Придав моим расчетам строгую форму, он тут же выступил с научным
сообщением. Его имя замелькало в специальных вестниках, о нем заговорили
ученые. Для меня, тогда еще студента, авторитет профессора Кадиуса был
импульсом, придававшим силы. Я трудился по восемнадцать часов в сутки и не
знал усталости. Передо мной открывалась такая бездна нового, такие окна в
необыкновенное, что просто не было времени замечать, с каким тонким
умением Кадиус прирастает к моей работе, вживается в мои мысли и
одновременно создает себе ореол глубокомысленного первооткрывателя,
который щедро и бескорыстно делит свой опыт и знания с любимым и в
общем-то небесталанным учеником... Сейчас даже не верится, с какой
удивительной быстротой продвигалась работа. Когда я перешел к
экспериментам, результаты ошеломили нас обоих. Кадиус запретил мне
разглашать полученные данные, все исчезало в его стальном сейфе. Работа
продолжалась в атмосфере строгой секретности. И вдруг - война. Гитлеровцы
ворвались в Польшу. Я намеревался отправиться на родину, в Варшаву, однако
Кадиус убедил меня остаться здесь. Мы с ним покинули лабораторию института
и переселились сюда, на виллу. Здесь я увидел это оборудование. Не знаю,
когда он успел смонтировать его, но такого мощного комплекса не было и в
технологическом... Вот вам вся правда. А теперь идите. И советую не
задерживаться в этом доме, если дорожите жизнью. Тут вам уже делать
нечего...
Тронковский поднялся, распрямился в полный рост. Перед Галеем стоял
другой человек, вовсе не похожий на того растерянного парня, который еще
минуту назад сидел за столом.
- Прошу вас, Ян, потерпеть мое присутствие еще минуты две. - Галей
произнес это глухим голосом, но требовательно, настойчиво. - Вы тоже не
должны задерживаться на вилле. Но прежде чем мы простимся, я хочу, чтобы
вы объяснили мне, что произойдет, если ваше открытие использовать как
оружие?
- Это несерьезный разговор, человече. Кадиус поддерживает связь с
вашей подпольной организацией, вы охраняете его не случайно. Вам хорошо
известно...
- Ошибаетесь, Ян, - отрицательно покачал головой Анри. - Я и не
слышал раньше о вашем технологическом институте. Я не закончил даже
гимназию. До войны дергал рычаги портального крана, грузил бочки с вином
на пристани. Мне неизвестно, о чем докладывал Кадиус членам нашего
подпольного штаба и что обещал им. И все же, если это не мистификация, -
он толкнул носком туфля толстый кабель, - откройте мне глаза на правду, Ян
Тронковский. Вы ничем не рискуете. Если даже Кадиус без вас не в состоянии
сообразить, что к чему, а он все же профессор, физик, то уж крановщик тем
более никакой опасности не представляет.
На лице, обрамленном бородкой, вновь промелькнула улыбка.
- Черт вас знает, Галей, почему-то я вам верю... Ладно. Пусть будет
по-вашему. Прошу!
Они перешли в зал, в фиолетовый полумрак. Поляк стал подниматься по
лестнице, что спиралью ввинчивалась в потолок. Галей не отставал от него.
Под самым куполом вокруг пушки-цилиндра были проложены узкие антресоли с
поручнями. Под подошвами позванивали листы металла. Взглянув на потолок,
Галей хотел спросить, почему там стекло фиолетового цвета, но в этот
момент заговорил поляк:
- Вам повезло, Галей, очень повезло! Вы, можно сказать, первый
человек на Земле, видящий перед собой аппаратуру, за которую правительства
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг