против впряжения его в общественно-полезный труд на благо человечества,
пошел в комнату. Там он выдвинул ящик стола, где Димыч, как помнилось,
должен был оставить полученные в издательстве деньги.
В ящике, поверх стопки купюр, лежала записка.
Коря себя за забывчивость - о записке ведь Катя тоже, помнится,
передавала - Петяша развернул сложенный вдвое листок.
Должен идти. Когда появлюсь - не знаю. Без меня ничего не предпринимай,
постарайся из дому без нужды не выходить и не пускай никого. Приеду -
объясню. Д.
24.
Петяша перечел послание еще раз, но от этого оно не сделалось
вразумительнее.
Куда мог так внезапно исчезнуть Димыч, от которого, кстати сказать, уже
уйму времени - ни слуху ни духу? Может, предполагается, что ему, Петяше,
это известно, а записка была оставлена как раз на случай синдрома
абстинентной амнезии? Чтобы наверняка донести хоть минимум информации...
Похоже на то.
А почему - из дому не выходить? Что такого страшного может случиться от
этого?
Хотя - страшное-то именно случилось, стоило только за продуктами нос
высунуть...
Выходит, Димыч что-то такое знал или предполагал? С чего, опять-таки? С
каких, так сказать, этих самых?
А - что значит: "в дом никого не пускай"? Вот Вовка приехал... Что ж, на
улицу его гнать? Ведь полгода не виделись!
В растерянности опустился Петяша на пол и сел так, облокотившись о
выдвинутый ящик стола.
По твердому его убеждению, Димыч никогда ничего не делал зря. Шутить в
подобном ключе он тоже не стал бы. Ну, на пару дней -это еще могла бы
оказаться шутка, но столько времени... Он же наверняка думал, что Петяша
сразу, наутро найдет эту записку!
Впереди снова маячила черная, мутная неизвестность, и под рубахой опять
сделалось неспокойно.
Интересно, подумалось Петяше невесть с чего, это -всякого человека
неизвестность настолько пугает, или я - один такой моральный урод?
Вот, к примеру, история эта, с Елкой и Катей...
Чем не признак морального уродства?
Дело в том, что он, Петяша, испытывал к ним обеим одинаково - до
мельчайших мелочей одинаково! - сильную привязанность. Обычно, когда его
спрашивали, каким макаром он понимает любовь, он отвечал, что любовь -
это когда хочется сказать человеку, что любишь его. Так вот: сейчас ему,
его же словами выражаясь, хотелось признаваться в любви и Елке и Катерине.
Лучше всего, пожалуй, - чтоб они между собой подружились, привязались бы
друг к дружке...
Но - нет. Тут уж - точно хрен вам на рыло, господин Луков. Елка и так-то
в достаточной мере нелюдима; и думать смешно. А что касается Кати...
Подумав, как бы отнеслась к такому повороту Катя, Петяша вдруг обнаружил,
что не может отдать предпочтения ни одному из возможных вариантов развития
интриги. Да, все время, сколько он ее знает, она была ему, точно родная.
Прямо-таки растворилась в нем. Это - да. Это - приятно и, как минимум,
лестно. Но - где кончается полиция и начинается Беня? Где предел этому
растворению друг в друге? Выяснять границы прочности отношений
экспериментальным путем, откровенно говоря, боязно, да и вообще - не
стоит.
Х-хотя...
После того, первого, дня Катя ни словом не намекнула на какой-либо интерес
к личности Елки, к тому, кем была (или -пока что еще "является") Елка для
Петяши и так далее. Это -уже само по себе ненормально. Лично ему, Петяше,
раньше не приходилось сталкиваться с таким поразительным отсутствием
легендарного женского любопытства. Необычно было и то, что она, хоть и
явно не имела раньше никакого сколь-нибудь серьезного опыта общения с
мужчинами, так точно понимала все его желания и так умела наслаждаться
процессом общения, что словами не передать!
Если так - может...
За спиною скрипнула дверь. Петяша обернулся.
В дверном проеме стояла Катя в его, Петяшином, привезенном когда-то давно,
в мирные еще времена, из Таллина, махровом халате. Улыбка ее лучилась
чистой, детской радостью жизни.
- Там - кофе уже остыл, - весело сообщила она. - И - гость заждался.
Тяжело опершись на заскрипевший жалобно ящик, Петяша поднялся на ноги.
- Я еды принес, - сказал он. - Ты по этому поводу сготовь поужинать. А
Вовку вместе с кофе - гони сюда.
Катя упорхнула на кухню - к немалой радости Петяши. Ему вдруг остро
захотелось обсудить то, о чем сейчас думал, с Володькой, с глазу на глаз.
Что, интересно знать, он, человек в достаточной мере посторонний, скажет о
гипотетической ненормальности его, Петяшина, мироощущения?
Мир, как часто бывает от ожидания задушевного разговора, сменил ритм
существования, словно бы злобное, частое тюканье метронома плавно перешло
в ненавязчивую, нежную музыку. Жить стало теплее и уютнее, словно гармония
мира и вправду не знает границ.
Подчиняясь общему ритму жизни, в комнату вскоре явился Володька с двумя
чашками кофе, в которые, судя по разлившемуся по комнате аромату, успел
добавить толику коньяку.
Однако разговор как-то не начинался.
Потрепались об общих петергофских знакомых, обменялись анекдотами, затем
Володька добыл из кармана свежее письмо от общего их знакомого из
Сан-Франциско и поведал о злоключениях, постигших его, Володьку, в связи с
необходимостью обналичить банковский чек, присланный ему этим самым
знакомым ко дню рождения, а Петяша, в свою очередь, описал в красках
процедуру улаживания дел в издательстве.
Задушевного разговору не получалось.
Как всегда, блллин...
Петяша уже много раз ловил себя на этом: не мог он, никак не мог даже
самым близким людям жаловаться на внутренние свои неурядицы и сомнения.
Хотя и хотелось порой, но - не получалось. Чисто физически. Язык, по
меткому народному выражению, не поворачивался. И всякий раз после
подобного речевого ступора наваливалось досадливое разочарование и
некоторое презрение к самому себе - то ли за то, что не проявил
достаточно решительности, то ли оттого, что вообще имел слабость захотеть
жаловаться кому-то на жизнь...
Вскоре свежие жизненные впечатления у обоих товарищей иссякли. Закурив,
Петяша почувствовал, что желание рассказывать о своих сомнениях пропало
без следа. Вместо этого хотелось поведать о странной, не совсем понятной
природе жизненных перемен последнего времени. Только - стоит ли? Стоит ли
вообще об этом лишний раз вспоминать? А ну, как Вовка - вместо того, чтоб
рассеять сомнения, объяснить все простыми совпадениями и его, Петяшиной
излишней мнительностью - возьмет да подтвердит, что - да, не может на
телефонной и электрической станциях быть такого бардака, чтобы бесплатно
подключали уже раз отключенных юзеров; что писанина его никому не нужна, и
платить за нее деньги согласился бы только полный идиот, а такие в бизнесе
дольше трех дней не держатся...
Или, чего доброго, придумает убедительную причину для интереса к нему,
Петяше, разных чокнутых адвокатов и парапсихологов...
Э!
Не нужно Вовке ничего рассказывать!
Там ведь, под дверью, Борис этот сидел... А подать-ка его сюды! Пусть
рассказывает, что хочет, а Володька пусть послушает. А затем уж - Бориса
выгнать, и, если Володька начнет задавать дельные вопросы, разговор
завяжется сам собою. Авось даже додумаемся вместе до чего-нибудь
конструктивного!
Петяша придавил в пепельнице сигарету, прошел в прихожую и, крутанув
замок, выглянул на лестницу.
Борис, точно, до сих пор пребывал на лестничной площадке. Сидел себе на
корточках, привалившись к стене.
И выглядел - как-то не по-живому.
Холодея от предчувствия недоброго, Петяша подшагнул к Борису и тронул его
за плечо.
Секунды три невидящие, словно бы стеклянные зрачки Бориса взирали прямо
вперед. Затем глазные яблоки его медленно, натужно провернулись,
уставились на Петяшу и - вдруг стекли вниз по щекам, точно две огромных,
противно-тряских слезищи.
Странная, притягательная сила заструилась из неживых глазниц, словно поток
бездонной темноты, выдавивший глаза Бориса изнутри, понесся навстречу
Петяше, но странным образом не отталкивал, а, напротив, затягивал в себя,
увлекал к своим неведомым истокам, вселяя страх, равного которому,
казалось, не испытывал доселе ни один человек. Страх сковывал, подавлял и
размалывал, отсекая ощущения и обрубая всякую связь с окружающим миром.
Однако...
Слишком уж не желалось Петяшину разуму чувствовать такое. И бурный протест
подкорки против сложившегося положения -выразился во всплеске яростной,
первобытной какой-то жажде покоя, разлившейся вокруг пронзительным,
нейлоново-белым холодным сияньем.
25.
Тьма отступила.
Перед глазами помаленьку развиднелось, и Петяша увидел... ...как мягко
заваливается набок тело Бориса, рядом с которым стоит невесть откуда
взявшийся Димыч.
В дверном проеме безумно блестели глаза Кати.
Все тело сотрясала неуемная крупная дрожь. Колени, сделавшиеся дряблыми,
точно член семидесятилетнего алкоголика, подгибались, и с этим было никак
не совладать.
Димыч тронул Петяшу за локоть, кивнул Кате и вдвоем они буквально втащили
его обратно в квартиру. Здесь уже поджидал -с полстаканом коньяку
наизготовку - Володька.
- Пей, пей...
Ценою чудовищного напряжения сил Петяше удалось выхлебать коньяк, почти не
расплескав. После этого он мешком рухнул на подставленный кем-то стул. Из
глаз текли слезы.
Дрожь мало-помалу сходила на нет.
Гармония мира не знает границ...
- Катя, принесите, пожалуйста воды, - попросил Димыч.
Катерина, поняв смысл намека, без звука повиновалась.
- Петька! У тебя же виски - совсем седые... - промолвил молчавший до
сих пор Володька. - Что это было?
Димыч остро глянул на него:
- Что - "это"?
- Я-то - откуда знаю? - отвечал Володька. - Сидели, о геополитике
беседовали... Он вдруг сорвался - и на лестницу. А там... Не знаю. Вроде
бы и не было ничего. А с другой стороны - такое... не рассказать! С одной
стороны - ничего, а с другой...
- Л-ладно...
Димыч налил полстакана и себе, разом выпил, задумчиво посмотрел на Петяшу,
пребывавшего в невменяемости, и внезапно сильно хлестнул его костяшками
пальцев по щеке.
Голова Петяшина мотнулась в сторону. Резкая боль заставила малость прийти
в себя.
- Быстро! - скомандовал Димыч. - Что с тобой было? Что ты чувствовал?
- Ч-черно все, - через всхлип проговорил Петяша. - У него глаза -
мертвые. А в глазах... то есть, из глаз... словом, везде вокруг...
Он замолчал.
Димыч покачал головой.
- Как ни странно, ответ исчерпывающе понятен. Звучит парадоксом, однако
- факт. Вряд ли возможно описать лучше.
Трудно было понять, говорит он всерьез, или просто мрачно иронизирует.
- Чего описать? - с ужасом спросил ничего не понимавший Володька.
Но Димыч, словно не слыша его слов, устремил задумчивый взгляд к потолку,
а затем внезапно встал и пошел в прихожую.
Слышно хлопнула входная дверь.
- Петька, - Володька положил руку Петяше на плечо, - что за хуйня? Что
с тобой случилось? У тебя же, правда, виски поседели...
Из прихожей вернулся Димыч. Смерив Петяшу каким-то странным взглядом, он
молча кивнул Володьке, и вместе они вышли из комнаты.
В прихожей смачно клацнул замок входной двери, и от этого звука голова
Петяшина моментально заполнилась до предела какой-то нестерпимо горячей
мутью. Комната завертелась перед глазами, а после - разом погасла, точно
служащие горэнергоснабжения, опамятовавшись от невесть чем вызванного
приступа альтруизма, вновь отключили злостному неплательщику электричество.
26.
Когда Петяша открыл глаза, вокруг было по-прежнему темно. Он, раздетый и
укрытый одеялом, лежал на тахте. Рядом, уткнувшись носом в его плечо,
посапывала Катерина.
Некоторое время Петяша лежал так, без единой мысли в голове. Затем
безмысленная пустота обернулась безотчетной неуютной тревогой, непонятно
чем вызванной. О сущности и причинах ее -уже следовало задуматься.
Полежав еще немного, он осторожно, чтобы не разбудить Кати, выпростался
из-под одеяла, как был, не одеваясь, прокрался к двери в квартиру и
выглянул на лестничную клетку.
Тихий, гулкий полумрак парадной оказался совершенно таким, как обычно.
Ни Бориса, ни даже мертвого тела его - не было и помину.
Как же это? растерянно подумал Петяша. Неужто - Димыч с Вовкой куда-то
уволокли?
Зачем? Куда дели?
Это же - вроде преступления получается; а соседи по лестнице, особенно -
есть там бабка такая вредная, из квартиры слева - наверняка через глазок
в дверях видели, как они тут колбасились...
Или - нет?
Или - это все вообще был сон, а он, Петяша, поскольку снов обычно не
видит и к ним не привык, думает теперь хрен знает, что?
С какого боку подступиться к выяснению истинного положения дел, было
непонятно. В конце концов Петяша решил, что лучше будет сидеть и не
дергаться, пока его не трогают. Соседская вредная бабка, кабы что-то, по
ее мнению, противозаконное заприметила, давно бы вызвала милицию, и уж тут
бы без него, Петяши, никак не обошлось бы.
Раз все до сих пор спокойно, значит...
Однако дальше положение вещей можно было расшифровывать долго, и все
варианты получались равновероятными. Поэтому Петяша счел за лучшее
вернуться в квартиру и снова улечься в постель.
Оказавшись под одеялом, он - как-то на удивление сразу - заснул.
Разбудил его яркий солнечный свет.
Разлепив веки, Петяша нашел наступившее утро на редкость покойным.
Тикавший на столе будильник показывал двадцать минут двенадцатого; солнце
высвечивало на полу яркие неправильные четырехугольники; на дворе
резвились дети, изображавшие, судя по кровожадным возгласам, каких-то
нынешних мультяшных героев.
Рядом все так же уютно спала Катерина. Вот же нервы у человека, подумал
Петяша. Вчера тут такое было, а она ни единого вопроса не задала!
Спит себе...
Хотя, если ему, Петяше, все это попросту приснилось, приглючилось, какие
там вопросы, что за бред в голову лезет...
Или - бред в голову лезет как раз оттого, что "сон" имел место на самом
деле?
Голова, надо сказать, под влиянием упомянутого бреда - а, может, просто
спросонья - ощущала себя тяжеловато. Петяша прошел в кухню, поставил на
самый маленький огонь джезву с кофе, затем отправился в ванную и влез под
прохладный душ. Стоя под хиленьким водопадиком и одновременно орудуя
зубной щеткой, он принялся приводить в порядок мысли.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг