свидетель говорит правду, - ответил Кириллов. - А вот зачем Иванов это
делал, я выяснить до конца при беседе с ним в больнице не имел возможности
- он был еще слаб.
- Для этого я и пригласил его сегодня, - ответил Филатов и затем
спросил: - В скольких метрах от места аварии затормозил автобус?
- На плане, который составила опергруппа, - Кириллов кивнул на
документы, лежащие на столе следователя, - указано, что до автобуса было
шестьдесят два метра.
- Это ведь гораздо больше тормозного пути обеих машин - самосвала и
автобуса - при тех скоростях, с которыми они ехали.
- Конечно.
- И потому записанное вами утверждение Иванова о том, что он схватил
руль для избежания столкновения с автобусом, оснований не имеет? - спросил
следователь.
- Они могли столкнуться позже.
- Но этого не случилось. И мы не можем гадать, случилось бы
столкновение или нет, если бы машины продолжали ехать. А вот наезд на
гражданку Афонину произошел. И закончился он ее смертью.
- Да, это так.
- У меня к вам, товарищ Кириллов, еще вопрос - как к дорожному эксперту
и одновременно свидетелю. Является ли наезд на гражданку Афонину
следствием поворота руля Ивановым? И еще точнее - произошел бы наезд, если
бы Иванов не схватил руль?
Кириллов замялся с ответом. По сути, у него спрашивали, виновен Иванов
в смерти Афониной или нет.
- Я не могу ответить точно, - произнес он наконец. - Да и кто это может
знать? Но то, что машина потеряла управление в результате смерти водителя,
- это достоверно. Это опирается на заключение медицинской экспертизы.
- Затем последовавшей смерти, - уточнил Филатов. - Затем! А в момент
поворота шофер был жив!
- Я задавал врачам вопрос, - возразил Кириллов. - В деле это есть. - Он
снова указал на бумаги, невольно ловя, себя на мысли, что сейчас ведет
себя не как беспристрастный свидетель, а как сторона, отстаивающая
невиновность Иванова. - Врачи говорят, что кровоизлиянию в мозг и смерти
от этого, как правило, предшествует потеря сознания. А отсюда вытекают и
неуправляемость машины, и правомерность действий Иванова - хотя бы с целью
спасти себя. Вот, правда, неудачно он сработал, да ведь это не его вина, а
скорее его беда.
Филатов также почувствовал сформировавшуюся позицию Кириллова,
укоризненно, как тому показалось, качнул головой, но ничего не сказал.
Затем подошел к двери и, уже обращаясь к лейтенанту на "ты", как бы
закончив на этом официальную часть разговора, произнес:
- Ну ладно. Давай я поговорю с Ивановым. А ты сиди и слушай. Может, и
заметишь что новое.
Иванов вошел, окинув обоих спокойным взглядом, поздоровался с Филатовым
и, не дожидаясь приглашения, сел на стул в некотором отдалении от стола.
Филатов несколько поморщился от такой, с его точки зрения,
бесцеремонности, но поскольку приглашение сесть было обычно первым, с чем
он обращался к посетителям, высказываться по этому поводу не стал.
- Иванов, Виктор Васильевич, студент-физик, год рождения... - произнес
Филатов обычную формулу знакомства.
Кириллов смотрел на заметно посвежевшее лицо Иванова и никак не мог
уловить, что же выделяет его из массы, чем оно привлекает к себе внимание.
"Может быть, какая-то внутренняя сосредоточенность? - подумал Кириллов.
- Ну да, ведь он же студент-физик. Возможно, ему и следует быть
задумчивым".
- Виктор Васильевич, - услышал Кириллов вопрос Филатова, - расскажите,
что предшествовало аварии.
Иванов внимательно посмотрел на Филатова и затем неожиданно произнес:
- Расскажу. Только сначала ответьте на телефонный звонок.
Кириллов мог поклясться, что Иванов указал на телефон прежде, чем тот
зазвонил. На лице Филатова на долю секунды выразилось недоумение, и он уже
открыл рот, чтобы что-то сказать по этому поводу, но телефон на его столе
действительно зазвонил. Брови Филатова поднялись еще выше, он поднял
трубку и начал ничем не примечательный служебный разговор с кем-то из
хорошо знакомых ему людей. Несомненно, договоренности о звонке Иванов с
этим человеком иметь не мог. И потому Филатов, положив трубку, со
вниманием взглянул на Иванова. Но прежде чем следователь успел спросил
его, откуда он узнал о предстоящем звонке, Иванов сказал:
- Об этом потом. Вы просили рассказать, что предшествовало аварии? Я
уже рассказывал лейтенанту. - Иванов кивнул в сторону Кириллова. - Но могу
и повторить. Я почувствовал, что шофер умирает. Не схвати я руль, самосвал
увеличил бы скорость, и мы врезались бы в автобус. Я могу показать, на
каких местах пассажиры были бы убиты. Сам я в этом случае пострадал бы не
очень сильно, так как успел бы выпрыгнуть из кабины. В больнице, во всяком
случае, не лежал бы.
Оба слушателя удивленно смотрели на Иванова. Говорил он уверенно, и
Кириллов по-прежнему невольно размышлял о том, чем облик его отличается от
других. На лице же Филатова удивление сменилось обычным официальным
выражением: он как бы вспомнил, что в этом кабинете по долгу службы ему не
раз приходилось выслушивать неправдоподобные вещи, что его работа
следователя как раз и состоит в том, чтобы отсеять шелуху придуманного и
выделить правду. И потому он с профессиональной цепкостью снова взял
инициативу допроса в свои руки.
- Давайте, Виктор Васильевич, расчленим ваше длинное к не во всем
понятное мне объяснение на части. Первое: почему вы решили, что шофер
умирает?
- А почему я сказал вам, что сейчас зазвонит телефон? - ответил
вопросом Иванов.
- Не знаю, - не растерялся Филатов. - Может быть, случайность? Впрочем,
объясните мне то и другое.
- Объяснить трудно. Считайте, что я просто чувствую логику всякого
движения.
Иванов замолчал, а Филатов теперь уже не спешил задать следующий
вопрос, хотя и не собирался отказываться от продуманной схемы разговора.
- Ну, раз вам объяснить трудно, будем считать, что объяснить вы этого
не можете. - И, как бы останавливая легкое протестующее движение Иванова,
он продолжил: - Ответьте на второй вопрос. Почему вы утверждаете, что если
бы вы не перехватили руль и не повернули его, то самосвал прибавил бы
скорость и врезался в автобус?
Иванов ответил не задумываясь:
- Потому что мотор уже взревел сильнее и самосвал начал разгоняться. А
вот то, что он врезался бы в автобус, я опять-таки почувствовал.
- Первая часть вашего ответа объяснима, - сказал Филатов, утвердительно
кивнув. - Шофер, потеряв сознание, мог тяжестью напрягшейся или, наоборот,
расслабившейся ноги нажать на педаль газа и тем самым прибавить мотору
оборотов. Это я принимаю. Но вот вторая часть... Да еще с указанием
пассажиров, которые пострадали бы в результате предполагаемого вами
столкновения с автобусом. Нет, простите, это уже из области мистики!
- Телефон, - ответил Иванов. - Сейчас зазвонит.
Снова раздался телефонный звонок, и Филатов ответил с плохо скрываемой
резкостью, невольно маскируя собственное удивление. Однако звонила жена
следователя, которая хотела выяснить, когда он вернется домой. Филатов,
смягчив тон, закончил разговор и, отбросив всякую мысль о преднамеренности
звонков, угаданных Ивановым, заметил, кладя трубку:
- У вас, Виктор Васильевич, несомненное предчувствие телефонных
звонков. Должен это признать.
- Не только звонков.
- Значит, вы хотите убедить нас, что предчувствовали столкновение с
автобусом? А по мнению экспертов, о столкновении там не могло быть и речи.
- Я предчувствую результат любого начавшегося движения. Звонок телефона
есть результат движения токов и их полей, которое начинается перед тем,
как молоточек ударит по звонку. Это движение полей я и чувствую. Я также
чувствую течение биотоков мозга. Вот почему я точно знал, что шофер
умирает.
Филатов недоверчиво качнул головой, а Кириллов, подавшись вперед, с
напряженным вниманием рассматривал Иванова.
- Что ж, - произнес Филатов, перебирая бумаги в лежавшей перед ним
папке, - в вашей характеристике, которую мы запросили из университета,
сказано: "Вдумчив, обладает несомненной физической интуицией, быстро
усваивает материал. Одарен блестящими математическими способностями..." И
так далее. В общем, как физика вас хвалят. Может быть, потому у вас к этим
самым полям и волнам такая чувствительность?
Кириллов заметил, что на лице Иванова промелькнула легкая улыбка.
- Но мы, - продолжал Филатов, - рассматриваем не невидимые волны, а
явно видимую вещь: самосвал не столкнулся с автобусом и не мог с ним
столкнуться. И у вас нет доказательств того, что это могло быть.
- Если хотите, - ответил Иванов, - я могу доказать свою способность
предчувствовать движение простым и наглядным способом.
Филатов пожал плечами, как бы разрешая ему действовать. Иванов встал,
вынул из кармана пятак и протянул его Филатову.
- Бросайте пятак. Мне предварительно лишь скажите, как вы его кладете
на палец. Орлом или решкой вверх. А я точно скажу вам, как пятак упадет.
Филатов мысленно упрекнул себя за то, что соглашается на игру в орлянку
с человеком, который того и гляди станет подследственным. Тем не менее он
не смог побороть в себе искушение проверить результаты этого простого
опыта. Видя, что и Кириллов заинтересован не меньше, Филатов взял пятак и,
перед тем как бросить его, сказал:
- Насколько я знаю, вероятность падения монетки орлом или решкой при
большом числе бросаний совершенно одинакова. Половина на половину. Угадать
правильно, наверное, можно тоже не больше.
- Я правильно предскажу все падения. Как лежит монетка на пальце?
- Орлом.
- Бросайте!
Подброшенная щелчком монетка, вращаясь, подскочила кверху, и, пока она,
падая, находилась еще в воздухе, Иванов сказал: "Орел" - и
незаинтересованно отвернулся, всем видом показывая, что абсолютно уверен в
правильности ответа.
- Верно, орел, - подтвердил Филатов, показав Кириллову на монетку.
Филатов кинул монетку еще и еще раз. Потом ее несколько раз бросил
Кириллов, затем опять Филатов. Каждый раз ответ был точен. Ни одной
ошибки. И вдруг Кириллов удивленно вскинулся - брошенная монетка упала
решкой, хотя Иванов сказал, что будет орел.
- Наконец-то! - воскликнул Кириллов. - Не угадали.
- Ничего подобного, - спокойно ответил Иванов, посмотрев на Филатова. -
Просто товарищ следователь неверно назвал положение монетки перед броском.
По улыбке Филатова, по смущенному движению головой Кириллов понял, что
это действительно так.
- Здорово! - не удержался от похвалы Кириллов. - Что же, теория
вероятностей летит к черту?
- Нет, конечно, - ответил Иванов. - Теория вероятностей незыблема.
Просто я, зная начальное положение монетки, успеваю просчитать число
поворотов ее на первых частях траектории и затем, с учетом замедления
вращения за счет трения о воздух, вычисляю результат.
- Так быстро? - недоверчиво спросил Кириллов.
- Это не такое уж быстрое движение... Так что ничего чудесного в моих
предчувствиях результата движения, начало которого я вижу, нет. Так же
было и с автобусом.
Изумленное выражение не сходило с лица Кириллова, однако в настроении
Филатова что-то изменилось.
- И вот таким способом вы, гражданин Иванов, будете пытаться убедить
суд, что поворот руля, стоивший жизни гражданке Афониной, оправдан?
Теперь удивление выразило лицо Иванова.
- Так я должен буду предстать перед судом? - спросил он. - Вы считаете
меня виноватым?
- Вопрос о том, виновны вы или нет, решит суд, - ответил Филатов. - Я
же прошу вас прочитать и подписать протокол нашей беседы с вами. И еще вот
эту бумагу, являющуюся вашей подпиской о невыезде. - Следователь подвинул
Иванову листки, вынутые из папки.
- Но почему? - не трогаясь с места; воскликнул Иванов. - Я же избрал
вариант с минимальными потерями! Неужели мне нужно привести еще какие-то
аргументы?
- В результате ваших действий погиб человек, - твердо ответил Филатов.
- И боюсь, что ваши удивительные способности не убедят суд в том, что вы
действовали правильно. Прокурор, по-видимому, предъявит вам обвинение в
умышленном совершении неосторожных действий, приведших к тяжелым
последствиям. В данном случае к гибели человека. Прошу вас, подпишите, -
повторил Филатов настойчиво.
Иванов, не пытаясь более выражать ни изумления, ни протеста, подошел к
столу и, подписав листки, спросил:
- И чем грозит мне признание меня виновным?
- Вы можете обратиться к адвокату, - сухо сказал Филатов.
"От двух до пяти лет", - мысленно ответил за него Кириллов и с
сожалением взглянул на Иванова, твердо решив, что на суде, выступая в
качестве свидетеля, постарается дать наиболее благоприятную характеристику
его действий.
- Только вряд ли я прибегну к ним впредь, даже для того, чтобы избежать
столь суровой кары, - услышал Кириллов отвечающие его мыслям, слова
Иванова.
Лейтенант оторопело смотрел на Иванова. Филатов, вскинувшись,
переспросил:
- Что, что?
И, отвечая теперь уже Филатову, Иванов сказал:
- Я говорю, что вряд ли последую вашему совету в отношении адвоката. До
свидания.
Верховным координатором службы изучения разумной жизни во Вселенной
было получено кодированное сообщение из сектора А.
"На местной транспортной артерии, - докладывал разведчик, - сложилась
неблагополучная ситуация. Пришлось вмешаться. Но представители местной
цивилизации расценили это как нарушение действующих установлений. Чтобы
избежать наказания и продолжить изучение цивилизации в другом месте
планеты, прошу разрешить трансклинизацию..."
В обратном направлении полетела краткая кодограмма:
"Трансклинизация запрещается. Не раскрывайте своих возможностей..."
Состоявшийся через три недели суд оставил Кириллова, выступавшего в
качестве свидетеля, в совершенном недоумении. На просьбу защитника
подтвердить свои способности "чувствовать" хотя бы так, как это было
сделано на предварительном следствии, Иванов отвечал:
- Я вряд ли сумею это повторить. Боюсь, что то были лишь случайные
совпадения.
Лишь один раз Кириллову показалось, что он поймал брошенный на него
взгляд Иванова. "Ты знаешь, и я знаю, - как бы говорил этот взгляд. -
Только мы больше никому об этом не скажем".
Суд приговорил Иванова к минимально допустимому законом наказанию. И
еще долго после этого Кирилловым владело недоумение и непонимание того,
что же произошло. Но судьба более никогда не сводила его с этим
удивительным человеком.
Сб. "Фантастика-79". М., "Молодая гвардия", 1979.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 26.02.2003 13:41
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг