Федор СОЛОГУБ
НАИВНЫЕ ВСТРЕЧИ
ONLINE БИБЛИОТЕКА
http://www.bestlibrary.ru
Глава 1
Только Он и Она. Конечно, Он старше. Она очень молода. Но не все ли
равно, сколько им лет? В его памяти неизгладимы навеки несколько
мгновений, две-три встречи.
Навеки остался в памяти у Него ярко-солнечный миг морозного дня на
перекрестке туманных улиц громадного северного города и встреча с Нею.
Одна в толпе равнодушно закутанных и спешащих прохожих шла Она, вся
раскрасневшаяся от мороза, в легких светло-серых мехах. Ярким румянцем
пылали ее щеки, и горели ее черные глаза так ярко, так юно, так весело! И
губы ее, нежно-алые на морозе, улыбались - морозу, солнцу, толпе,
молодости своей и веселью. Она шла и улыбалась, счастливая, опьяненная
счастьем бессознательно юным, - нет, еще не счастьем даже, а его радостным
предчувствием.
Как на одесском портрете Монье лицо Елисаветы, ее прекрасное лицо
было обвеяно упоением сладостно-легкой жизни, восторгом пробуждающегося
бытия.
Она шла в дивном восторге мимо Него, и уже почти прошла, не заметив,
- и вдруг взор ее черных, радостно смеющихся глаз упал на Него. И
зарадовались оба, - и весь внешний шум и свет погас для Него, и только
одно было ее лицо, раскрасневшееся на морозе, с нежно-алыми губами,
обвеянное восторгом, опьяненное радостным предчувствием неведомого счастья.
Он подошел к Ней, пожал ее тонкую руку в мягкой теплой перчатке. Он и
Она говорили что-то незначительное. Не все ли равно, что!
Он спросил Ее:
- Вам весело? Вы рады?
Она ответила Ему звенящим от радости голосом:
- Так хочу радости и смеха в этот день! Если бы даже горе было и
слезы, я бы радовалась и смеялась. Он тихо спросил:
- Чему?
Уж в душе его редкою и недолгою гостьею бывала радость, и усталость
все чаще томила, и суровыми укорами уже была в его глазах развенчана
прекрасная, но злая царица Жизнь, щедрая подательница бед.
Она смотрела на Него, широко открыв удивленные, радостные глаза. Он
повторил вопрос:
- Чему бы радовались?
- Я не знаю, - сказала Она. - Я хочу радости, - разве этого мало? Мне
весело. А вам? Вы не рады?
- Я рад тому, что вас встретил, - ответил Он. Она засмеялась и
сказала:
- Вы все шутите. Нет, вы серьезно скажите, - вам не хочется смеяться
и радоваться?
- Мало ли что нам захочется, - сказал Он. - Вам легко, у вас нет ни
забот, ни огорчений.
- Ну вот, почему нет! - воскликнула Она. - И плачешь иногда. Так что
ж!
- О чем же вы последний раз плакали? - спросил Он.
Она сказала с радостным укором:
- Стоит ли вспоминать! Так, с мамою что-то. У нее нервы расстроены. У
нее неприятности, она так раздражительна. Ну да что, стоит ли вспоминать!
Шли, разговаривали. Он, обрадованный только Ею, Она, вся обвеянная
восторгом произвольной радости, по воле творимого ликования.
Глава 2
Прошли дни. Была весна. Другая встреча. Поля слегка туманились. Перед
забором сада было тихо. Тонкая сосенка на дороге перед калиткою сладко
дремала, погруженная навеки в милую свою бессознательность. Слезы
прозрачного смолистого сока застывали на ее коре, - слезы, Бог весть о чем.
Серела пыль на дороге, и мягки были в вечерней мгле очертания
дорожных колей.
Заря вечерняя уже погасла, но весь мглистый воздух был пропитан
мечтанием о тихой заре вечерней. И над ними, над двумя, в безмолвном
воздухе вечернем трепетал вешнею радостью тихий лепет мечты.
Они сидели на скамейке у забора. На Нем была светло-серая одежда; под
белою полоскою крахмального воротничка краснел узкий галстук; темным
пятном нависла над лицом желтая соломенная шляпа.
Она была в легком белом платье. Ее стройные руки были открыты, еще не
было загара на ее прекрасном лице, и белы были ее босые ноги.
Он и Она говорили о чем-то. И молчали. И прислушивались к далекому
плеску речки на порожистом русле о покрытые пеною камни.
- Пора домой, - сказала она.
- Посидите еще немного, - просил Он.
- Ну, еще пять минут, - сказала Она.
Нежно глядя на ее белые босые ноги, спросил Он:
- Вам не холодно?
Слегка краснея, Она спрятала ноги под платье и сказала:
- Немножко сыро ногам еще с непривычки. Мама бранится иногда, а я ни
за что не хочу надеть башмаков. Так весело ходить босиком. И немножко
стыдно.
И это тоже весело и забавно. Такая мягкая земля под голыми ногами,
такая нежная под ногами пыль.
- А песок? - спросил Он.
- С непривычки немножко больно, - сказала Она. - Так щекочет. Но я
непременно хочу, чтобы привыкнуть.
- А зачем вам это? - спросил Он. Такой городской, так привыкший к
асфальтам и камням столицы.
Она улыбалась и говорила:
- Так. Так хочу. Люблю, люблю мою землю. Она темная и нежная, и
суровая. Как мать, суровая и нежная. Лелеет, ласкает - и не балует, и
мучит иногда. И все, что от нее, радостно.
Он тихо сказал:
- Да ведь от нее и смерть! Она сказала с восторгом:
- Ах, все от нее радостно! Я такая городская, а здесь я точно нашла
сама себя, и от радости и счастья словно пьянею. Так тороплюсь насытиться
воздухом и светом, и так радостно погружаться в холодную воду в реке, и
так весело приникнуть к земле обнаженными ногами. Так хочу быть радостною
и простою, как девушка дикого племени где-нибудь на острове среди далекого
океана.
Она замолчала. И ясное выражение счастья было на ее лице.
Он смотрел на Нее, любовался Ею. Она откинулась на спинку скамейки,
мечтательно глядела прямо перед собою и из-под края ее платья опять стали
видны положенные одна на другую легкие, тонкие стопы ее белых ног.
Он слегка дотронулся до ее рук, скрещенных на коленях, и тихо спросил:
- Отчего же вы не хотели сегодня днем идти со мною гулять?
Она улыбнулась и тихо сказала:
- Так.
- А завтра пойдете? - спросил Он.
- Нет, еще не завтра, потом, - сказала Она.
- А почему не завтра? - спрашивал Он.
С милым выражением откровенности Она говорила:
- Мне еще пока стыдно, что у меня такие белые ноги. Глупые, бедные,
белые ноги. И я жду, когда они хоть слегка покроются загаром. А надеть
башмаки ни за что не хочу. Люблю мою землю.
И тихо повторяла Она:
- Люблю мою темную землю. Люблю. Люблю. Радостное волнение охватило
Ее.
Грудь ее дышала трепетно и неровно. Легкая дрожь пробегала по ее
телу. С мечтательным восторгом смотрели во мглу ее черные глаза, и
нежно-алые уста повторяли сладкое слово:
- Люблю. Люблю.
Свирельно звенящим звуком трепетало это вечно радостное слово, и
каждый раз оно звучало все новым волнением и все иным, все более
сладостным восторгом. И уже Она словно задыхалась от восторга и сладостной
печали, и свирельными стонами и вздохами перемежалось вечно ликующее слово:
- Люблю, ах, люблю!
Он подвинулся к Ней. Она доверчиво прижалась к Нему. Он смотрел на ее
лицо. Оно было бледно. Из ее глаз текли слезы. Она плакала и улыбалась - и
слезы ее были слезы юного восторга и сладостной, вешней печали. Он обнял
Ее, и поцеловал ее нежную щеку, и повторял:
- Милая, милая!
И ощущал трепет ее тела, и слышал ее замирающие стоны:
- Люблю.
И тогда спросил:
- А меня ты любишь?
- Ах! - воскликнула Она.
И вся занялась радостью, и задрожала, и целовала Его нежно, повторяя:
- Люблю тебя, люблю!
И вдруг легким и быстрым движением Она освободилась из его объятий.
Шепнула:
- Милый, прощай! До завтра.
С тихим скрипом калитка раскрылась и опять закрылась. И уже Она в
саду.
В густой тени молчаливых деревьев слабо белеет ее платье. На темном и
сыром песке дорожек мелькают ее белые босые ноги. И вот Она скрылась за
поворотом дороги, там, где из-за деревьев едва виден огонь лампы на
террасе.
Он долго стоял у калитки. Глядел на деревья в саду, которые осеняли
Ее сегодня. Глядел на дорожки, хранящие следы ее милых ног. Мечтал о
чем-то.
Был счастлив и печален. И счастьем и печалью были напоены его мечты.
Потом привычным движением горожанина Он вынул из жилетного кармана
часы, взглянул на них, подумал, что уже поздно, что уже пора спать, и
пошел домой.
Закурил папиросу. Помахивал тросточкою.
Поля были туманны и теплы. На реке кто-то неуемно-шаловливый
плескался струйками вечно бегущей воды.
Он тихо шел, о Ней мечтая. Каблуки его сапог мягко вдавливались в
серую пыль проселка. Красный кончик его папироски чертил в мглистом
воздухе неровный огненный путь.
Человеку в серой удобной и красивой одежде захотелось быть таким же,
как Она, радостным и простодушным, - но где же взять наивности и простоты?
У природы научиться?
Но природа молчала, и томилась вечным ожиданием того, кто должен
прийти, и кто все еще не приходит.
Глава 3
Прошли дни. Был день ясный и знойный. Он и Она шли в полях. Он опять
в том же светло-сером костюме и в соломенной шляпе. Она в легком белом
платье. У Нее на голове пестрый шелковый платочек; босые ноги слегка
загорели.
И опять радостный смех на ее алых губах, и восторг в черных глазах, и
щеки рдеют. И говорят о чем-то - не все ли равно о чем!
И опять вопрос:
- Ты меня любишь?
И тот же все сладостный ответ:
- Люблю тебя, люблю.
Она смеется, - ясному небу, зеленым травам, тихо вьющемуся Ей
навстречу ветру, птичкам и тучкам, всему, всему, и говорит - и свирельно
звонок ее легкий голос:
- Люблю мою землю, и камешки, и серенькую пыль под моими ногами, и
траву, и цветы полевые, кашки и ромашки.
Смеется и говорит:
- Милые кашки и ромашки, я вас люблю. А вы меня любите?
Зыбкий бежит по лугу ветер, и колышутся полевые цветочки, кивают ей
глупыми своими головками.
- Все тебя любит, - говорит Он Ей. - Ты идешь, как воздушная царица
радостных стран, и земля приникла к твоим ногам, и лобзает их нежно.
Она смеется и сияет ликующею радостью, и идет среди трав и колосьев,
как царица радостной страны, далекой. И зыбкий ветер целует ее ноги, и
солнце, милое солнце ясного дня, рассыпает у ее ног золото своих горячих
лучей.
Потом... а не все ли равно, что потом было? Была жизнь, и события
случались, и будут случаться. Дни за днями идут, и будут идти. В докучном
шуме злых дней померкнет радостное сияние простодушной мечты, и ликованию
безмятежной радости положен будет предел. Но что же такое! А все в памяти
неизгладимы эти наивные часы, эти радостные встречи, и этот милый лепет
мечты и счастья.
Счастья, творимого по воле.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг