углами, с длинными площадками между маршей, - и на каждую площадку выходила
какая-нибудь запертая плотно дверь. Ясный и неподвижный был свет. Холодная
веселость и злость, неподвижная, полускрытая ирония были в блеске
раскаленных добела проволочек, изогнутых в стеклянных грушах.
- Да и нет, - вот наш свет и ответ, - говорил их неподвижный блеск.
Кто-то легкий и осторожный шел сзади очень тихо. Слышалось легкое
щелканье выключателей, - пройденные повороты погружались во мрак.
Наконец лестница кончилась. Длинным коридором прошли в обширную,
мрачную комнату. Буфет у стены, стол посередине, по стенам поставцы с резною
посудою, - это были приметы столовой.
- Это вы правильно, - проворчал Остров. - Накормить не мешает.
Свет распределялся странно, - половина комнаты и половина стола были в
тени. Два мальчика в белых одеждах подали на стол. Остров подмигивал нагло.
Но они смотрели так спокойно, и так просто ушли. Триродов поместился в
темной части комнаты. Остров сел у стола. Триродов спросил:
- Что же вам от меня надо?
- Вопрос деловой, - ответил Остров, хрипло смеясь, - очень деловой. Не
столько любезный, сколько деловой. Что надо? Прежде всего, приятно мне вас
увидеть. Все же, в некотором роде, узы связывают, детство, и прочее.
- Очень рад, - сухо сказал Триродов.
- Сомневаюсь, - нагло возразил Остров. - Ну-с, и затем, почтеннейший,
мне еще кое-что надо. Именно вот вы угадали, что надо. Всегда были
психологом.
- Чего же? - спросил Триродов.
- Сами не догадаетесь? - подмигивая, спросил Остров.
- Нет, - сухо сказал Триродов.
- Тогда, нечего делать, скажу вам прямо, мне надо денег, - сказал
Остров.
Он засмеялся хрипло, ненатурально, налил себе вина, выпил его жадно, и
пробормотал:
- Хорошее вино.
- Всем надо денег, - холодно ответил Триродов. - Где же вы хотите их
достать?
Остров завертелся на стуле. Хихикая, пожимаясь, потирая руки, он
говорил:
- А вот к вам пришел. У вас, видно, денег много, у меня мало. Вывод,
как пишут в газетах, напрашивается сам собою.
- Так. A если я не дам? - спросил Триродов.
Остров пронзительно свистнул, и нагло глянул на Триродова.
- Ну, почтеннейший, - сказал он грубо, - я рассчитываю, что вы не
позволите себе такой самоочевидной глупости.
- Почему? - спросил Триродов, усмехаясь.
- Почему? - переспросил Остров. - Мне кажется, причины вам так же
хорошо известны, как и мне, если еще не лучше, и о них нет нужды
распространяться.
- Я вам ничего не должен, - тихо сказал Триродов. - И не понимаю, зачем
бы я стал давать вам деньги. Все равно вы истратите их без толку, -
прокутите, может быть.
- А вы тратите с большим толком? - язвительно улыбаясь, спросил Остров.
- Если и не с толком, то с расчетом, - отвечал Триродов. - Впрочем, я
готов вам помочь. Только прямо скажу, что свободных денег у меня очень мало,
да если бы и были, я вам все равно много не дал бы.
Остров хрипло и коротко засмеялся, и сказал решительно:
- Мало мне ни к чему. Мне надо много. Впрочем, может быть, это
по-вашему будет мало?
- Сколько? - отрывисто спросил Триродов.
- Двадцать тысяч, - напряженно решительным тоном сказал Остров.
- Столько не дам, - спокойно сказал Триродов. - Да и не могу.
Остров наклонился к Триродову, и шепнул:
- Донесу.
- Так что ж? - спокойно возразил Триродов.
- Плохо будет. Уголовщина, любезнейший, да еще какая! - угрожающим
голосом говорил Остров.
- Ваша, голубчик, - так же спокойно возразил Триродов.
- Я-то выкручусь, а вас влопаю, - со смехом сказал Остров.
Триродов пожал плечами, и возразил:
- Вы очень заблуждаетесь. Я не имею оснований бояться чего бы то ни
было.
Остров, казалось, наглел с каждою минутою. Он свистнул и сказал
издевающимся тоном:
- Скажите, пожалуйста! Точно и не убивали?
- Я? Нет, я не убивал, - отвечал Триродов.
- А кто же? - насмешливо спросил Остров.
- Он жив, - сказал Триродов.
- Ерунда! - воскликнул Остров.
И засмеялся хрипло, громко и нагло, но казался оторопевшим. Спросил:
- А эти призмочки, которые вы изволили сфабриковать? Говорят, они
теперь стоят на столе в вашем кабинете.
- Стоят, - сухо сказал Триродов.
- Да говорят, что и настоящее ваше не слишком-то чисто, - сказал
Остров.
- Да? - насмешливо спросил Триродов.
- Да-с, - издевающимся голосом говорил Остров. - В вашей-то колонии
первое дело - крамола, второе дело - разврат, а третье дело - жестокость.
Триродов нахмурился, строго глянул на Острова, и спросил
пренебрежительно:
-- Букет клевет уже успели собрать?
Остров злобно говорил:
- Собрал-с. Клевет ли, нет ли, не знаю. А только все это на вас похоже.
Взять хоть бы садизм этот самый. Припоминаете? Мог бы напомнить кой-какие
факты из поры юных лет.
- Вы сами знаете, что говорите вздор, - спокойно возразил Триродов.
- Говорят, - продолжал Остров, - все-все это повторяется в тиши вашего
убежища!
- Если все это так, - тихо сказал Триродов, - то вы из этого не можете
извлечь никакой пользы.
Триродов смотрел спокойно. Казалось, что он далек. Голос его звучал
спокойно и глухо.
Остров крикнул запальчиво:
- Вы не воображайте, что я попался в западню. Если я отсюда не выйду,
то у меня уже заготовлено кое-что такое, что пошлет вас на каторгу.
-- Пустяки, - спокойно сказал Триродов, - я этого не боюсь. Что вы
можете мне сделать? В крайнем случае я эмигрирую.
Остров злобно захохотал.
- Нарядитесь в мантию политического выходца! - злобно воскликнул он. -
Напрасно! Наша полиция, осведомляемая благомыслящими людьми, от них же
первый есм аз, - но только первый! заметьте! - достанет везде. Найдут!
Выдадут!
- Оттуда не выдадут, - сказал Триродов. - Это место верное, и там вы
меня не достанете.
- Что же это за место, куда вы собрались? - с язвительною улыбкою
спросил Остров. - Или это ваш секрет?
- Это - луна, - спокойно и просто ответил Триродов.
Остров захохотал. Триродов говорил:
- И притом Луна, созданная мною. Она стоит перед моими окнами, и готова
принять меня.
Остров в бешенстве вскочил с места, топал ногами, и кричал:
- Вы вздумали издеваться надо мною! Напрасно! Меня вашими глупыми
сказками не проведете. Провинциальных дурочек надувайте этими
фантасмагориями. Я - старый воробей, меня на мякине не проведешь.
Триродов спокойно сказал ему:
- Напрасно вы беснуетесь. Я вам помогу. Я вам денег дам, пожалуй. Но с
условием.
- Какое еще условие? - со сдержанною яростью спросил Остров.
- Вы уедете, - очень далеко, - и навсегда, - сказал Триродов.
-- Ну, это еще надо подумать, - злобно сказал Остров.
Триродов с улыбкою посмотрел на него, и сказал:
- В вашем распоряжении неделя. Ровно через неделю вы придете ко мне, и
получите деньги.
Остров почувствовал вдруг непонятный для него страх. Он испытывал
ощущение взятого в чужую власть. Тоска томила его. Лицо Триродова исказилось
жестокою успешкою. Он сказал тихо:
- Bаша ценность такова, что я убил бы вас совсем спокойно, как змею. Но
я устал и от чужих убийств.
-- Моя ценность? - хрипло и нелепо бормотал Остров.
Триродов гневно говорил:
-- Какая ваша цена? Наемный убийца, шпион, предатель.
Остров сказал упавшим голосом:
- Однако, вас не предал пока.
- Невыгодно, только потому не предали, - возразил Триродов. - А второе,
не смеете.
-- Чего же вы хотите? - смиренно спросил Остров. - Какое ваше условие?
Куда мне надо ехать?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Триродов оставил в Рамееве приятное впечатление. Рамеев поспешил отдать
Триродову визит: поехал к нему вместе с Петром. Не хотелось Петру ехать к
Триродову, но все же он не решился отказаться. По дороге Петр хмурился, но в
доме Триродова старался быть очень вежлив. Принужденность была в его
вежливости.
Очень скоро Миша подружился с Киршею, познакомился с другими
мальчиками. Между Рамеевым и Триродовым завязывалось близкое знакомство, -
настолько близкое, конечно, насколько это позволяла нелюдимость Триродова,
его любовь к уединенной жизни.
Случилось однажды, что Триродов с Киршею был у Рамеевых, замедлил и
остался обедать. К обеду сошлось еще несколько человек из близких к Рамееву
и к молодым людям. Постарше были ка-деты, помоложе - считали себя эс-деками
и эс-ерами.
Сначала говорили, много волнуясь и споря, по поводу новости,
принесенной одним из молодых гостей, учителем городского училища Воронком,
с.-р. Сегодня днем близ своего дома был убит полицмейстер. Убийцы скрылись.
Триродов не принимал почтя никакого участия в разговоре. Елисавета
смотрела на него тревожно, и желтый цвет ее платья казался цветом печали.
Было очень заметно для всех, что Триродов задумчив и мрачен, как будто его
томила тайная какая-то забота. В начале обеда он делал заметные усилия над
собою, чтобы одолеть рассеяность и волнение. Наконец на него обратилось
общее внимание. Особенно после нескольких ответов невпопад на вопросы одной
из девиц.
Триродов заметил, что на него смотрят. Ему стало неловко, и досадно на
себя, и это досадливое чувство помогло ему одолеть рассеянность и смущение.
Он стал оживленнее, точно стряхнул с себя какой-то гнет, и вдруг
разговорился. И голубою радостью поголубели тогда глубокие взоры
Елисаветиных глаз.
Петр, продолжая начатый разговор, говорил со свойственным ему
уверенно-пророческим выражением:
- Если бы не было этой дикой ломки при Петре, все пошло бы иначе.
Триродов слегка насмешливо улыбался.
- Ошибка, не правда ли? - спросил он. - Но уж если искать в русской
истории ошибок, то не проще ли искать их еще раньше?
- Где же? при сотворении мира? - с грубою насмешливостью спросил Петр.
Триродов усмехнулся, и сказал сдержанно:
- При сотворении мира, конечно, это что и говорить. Но не заходя так
далеко, для нас достаточно остановиться хоть на монгольском периоде.
-- Однако, - сказал Рамеев, - вы далеконько взяли.
Триродов продолжал:
- Историческая ошибка, была в том, что Россия не сплотилась тогда с
татарами.
- Мало у нас татарщины! - досадливо сказал Петр.
- Оттого и много, что не сплотились, - возразил Триродов. - Надобно
было иметь смысл основать Монголо-Русскую империю.
- И перейти в магометанство? - спросил доктор Светилович, человек очень
милый, но уж слишком уверенный во всем том, что несомненно.
- Нет, зачем! - отвечал Триродов. - Борис Годунов был же христианином.
Да и не в этом дело. Все равно, мы и католики Западной Европы смотрели друг
на друга, как на еретиков. А тогда наша империя была бы всемирною. И если бы
даже нас причисляли к желтой расе, то все же эта желтая раса считалась бы
благороднейшею, и желтый цвет кожи казался бы весьма элегантным.
-- Вы развиваете какой-то странный... монгольский парадокс, -
презрительно сказал Петр.
Триродов говорил:
- Все равно же, на нас и теперь смотрят в Европе почти как на монголов,
как на расу, очень смешанную с монгольскими элементами. Говорят: поскоблите
русского, - откроете татарина.
Завязался спор, который продолжался и когда вышли из-за стола.
Петр Матов во время всего обеда был сильно не в духе. Он едва находил,
что говорить со своею соседкою, молодою девицею, черноглазою, черноволосою,
красивою с.-д. И прекрасная с-д., все чаще стала обращаться к сидевшему
рядом с нею по другую сторону священнику Закрасину. Он примыкал к к.-д., и
все же был ближе к ней по убеждениям, чем октябрист Матов.
Петру не нравилось, что Елисавета не обращает на него внимания, а
смотрит на Триродова и слушает Триродова. Почему-то было ему досадно и то,
что Елена иногда подолгу останавливала свой разнеженный взор тоже на
Триродове. И в Петре все возрастало жуткое желание наговорить неприятностей
Триродову.
"Ведь он же гость", - подумал было Петр, сдерживая себя, но в ту же
минуту почувствовал, что не может удержаться, что должен как-нибудь, чем бы
то ни было, смутить самоуверенность Триродова. Петр подошел к Триродову и,
покачиваясь перед ним на своих длинных и тонких ногах, сказал тоном,
враждебность которого почти не старался скрыть:
- На-днях на пристани какой-то проходимец расспрашивал о вас. Кербах и
Жербенев пили пиво и говорили глупости, а он подсел к ним, и очень вами
интересовался.
- Лестно, - неохотно сказал Триродов.
- Ну, не знаю, насколько лестно, - язвительно сказал Петр. - По-моему,
приятного мало. Наружность очень подозрительная, - какой-то оборванец. Хоть
и уверяет, что он - актер, да что-то не похож. Говорит, что вы с ним старые
друзья. Замечательный нахал!
Триродов улыбнулся. Елисавета тревожно сказала:
- Его же мы встретили на днях около вашего дома.
- Место довольно уединенное, - неопределенным тоном сказал Триродов.
Петр описал его наружность.
-- Да, это - актер Остров, - сказал Триродов.
Елисавета, чувствуя странное беспокойство, сказала:
- Он, кажется, все блуждал здесь по соседству, выспрашивал и
высматривал. Не замышляет ли он чего-нибудь?
-- Очевидно, шпион, - презрительно сказала молодая с.-д.
Триродов, не выражая ни малейшего удивления, сказал:
- Вы думаете? Может быть. Не знаю. Я не видел его уже лет пять.
Молодая с.-д. подумала, что Триродов обиделся на нее за своего
знакомого; она сказала несколько натянуто:
- Вы его хорошо знаете, тогда извините.
- Я не знаю его теперешнего положения, - сказал Триродов. - Все может
быть.
- Можно ли ручаться за все случайные знакомства! - сказал Рамеев.
Триродов спросил Петра:
- Что же он говорил обо мне?
Но тон его голоса не обнаруживал особенно большого любопытства. Петр
сказал, усмехаясь саркастически:
-- Ну, говорил-то он мало, больше выспрашивал. Говорил, что вы его
хорошо знаете. Впрочем, я скоро ушел.
Триродов говорил тихо:
- Да, я его знаю давно. Может быть, и недостаточно хорошо, но знаю. У
меня были с ним кое-какие сношения.
-- Он у вас был вчера? - спросила Елисавета.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг