Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
вовсе не просительным голосом.
     - Дайте, господа, бедному человеку на хлеб.
     Триродов  досадливо  нахмурился  и,  не  глядя на попрошайку, вынул  из
маленького  кармана  своей тужурки серебряную монету.  В его карманах всегда
запасена  была мелочь, - на случай неожиданных встреч. Оборванец усмехнулся,
повертел монету, подбросил ее, ловко спрятал в карман, и сказал:
     - Покорнейше благодарю ваше сиятельное благородие. Дай вам  Бог доброго
здоровья, богатую жену и в делах верного успеха. Только я вам вот что скажу.
     Он  замолчал,  и  смотрел  с  миною  важною  и  значительною.  Триродов
нахмурился еще сильнее, и спросил угрюмо:
     - Что же вы хотите мне сказать?
     Оборванец сказал явно издевающимся голосом:
     -- А вот что. Книжку вы читали, милые господа, да не ту.
     Он  засмеялся жалким,  наглым смехом.  Точно трусливая  собака  залаяла
хрипло, нагло и боязливо.
     Триродов переспросил с удивлением:
     - Не ту? Почему это?
     Оборванец  говорил, делая  нелепые  жесты, и  казалось,  что  он  может
говорить хорошо и красиво, но притворяется нарочно неотесанным и глупым:
     -  Слушал  я  вас долго.  Тут за кустиком.  Спал, признаться,  -  да вы
пришли,  залопотали, разбудили. Хорошо  читала  барышня. Внятно  и жалостно.
Сразу видно, что от души.  А только не нравится мне содержание, а  также все
прочее в этой книжке.
     - Почему не нравится? - спокойно спросила Елисавета.
     - По-моему, - говорил оборванец, -  не тот  фасон, какой вам требуется.
Не к лицу вам все это.
     - Какую же нам надо книгу читать? - спросила Елисавета.
     Она  слегка  улыбалась,  словно  нехотя.  Оборванец  присел на  один из
ближних пней, и отвечал неторопливо:
     - Да не  вам одним только, почтенные господа, а всем вообще,  которые в
щиблетах  лакированных да  в атласных платьях  щеголяют, да  на  нашу братью
поплевывают.
     - Какую же книгу? - опять спросила Елисавета.
     - Вы Евангелие почитайте, - сказал оборванец.
     Он внимательно и строго посмотрел  на  Елисавету, - всю ее фигуру обвел
внимательным взором, от зарумянившегося лица до ног.
     - Зачем Евангелие? - спросил Триродов.
     Он вдруг стал очень угрюм. Казалось,  соображал что-то, и не решался, и
томительна была нерешимость. Оборванец отвечал неторопливо:
     - А вот затем, что знаете все очень верно. Мы в раю будем посиживать, а
из вас черти  в аду жилы тянуть станут. А мы будем на это прохладно смотреть
да в ладошки весело хлопать. Занятно будет.
     Оборванец захохотал хрипло и громко,  но  не радостно, точно притворно.
Хохот его  казался  гнусным,  ползучим.  Елисавета вздрогнула.  Она  сказала
укоризненно:
     - Какой вы злой! Зачем вы это?
     Оборванец сердито глянул на нее, всмотрелся в ее синие, глубокие глаза,
потом опять широко улыбнулся, и сказал:
     -  Что  там  злой!  Вы,  небось,  добрые?  Злой  не  злой, - надо  быть
справедливым. Только я тебя, барин, люблю, - обратился он вдруг к Триродову.
     Триродов усмехнулся легонько, и сказал:
     - Спасибо на добром слове, а только за что вам любить меня?
     Он  смотрел  внимательно  на  оборванца.  Вдруг  ему  стало  страшно  и
тоскливо, и  он  опустил глаза.  Оборванец не спеша закурил  вонючую трубку,
затянулся, помолчал, и заговорил опять:
     - У других господ хари все больше  веселые, точно он тебе сейчас только
блин со сметаною стрескали, или дядюшкино завещание благополучно  подделали.
А у тебя, барин, завсегда рожа постная. Уже это  я  за тобою давно приметил.
Видно, что-нибудь есть у тебя на душе. Не без того, что уголовщина.
     Триродов  молчал. Он  приподнялся  на  локте,  и смотрел прямо  в глаза
оборванца,  пристально,  со  странным  выражением  немигающих, повелевающих,
упорных глаз.
     Оборванец замолчал, точно застыл на минуту. Потом он вдруг заторопился,
точно испугался  чего-то. Ежась и горбясь, он снял  свою  шапчонку,  обнажая
нечесаную,  лохматую голову,  забормотал что-то, шмыгнул  в кусты, и скрылся
тихо, - как лесная фея.
     Триродов мрачно смотрел вслед  за ним, -  взором, завораживающим лесные
тихие тайны. Он  молчал. Казалось Елисавете, что  он намеренно не смотрит на
нее. Елисавета была страшно смущена. Но, делая над собою быстрое усилие, она
засмеялась, и сказала притворно весело:
     - Какой странный!
     Триродов перевел на нее печальные взоры. Он тихо сказал:
     - Говорит, точно знает. Говорит, точно  видит. Но никто не может  знать
того, что было.
     Ах, если бы знать! Если бы можно было изменить то, что было!
     Опять припоминалась  Триродову в эти дни темная история с  отцом  Петра
Матова. В эту историю Триродов неосторожно впутался, и она теперь заставляла
его считаться с шантажистом Островым.
     Отец Петра,  Дмитрий Матов, попался в сети,  которые он  сам расставлял
для других. Дмитрий  Матов втерся  в  тайный революционный кружок. Там скоро
узнали как-то о его сношениях с полицией, и решили его уличить и убить.
     Один  из  членов  кружка,  молодой  врач  Луницын, взял  на  себя  роль
изменника. Он  обещал  Дмитрию Матову,  что  вручит  ему  важные  документы,
уличающие многих. Сторговались за не очень крупную сумму. Место свидания для
обмена  этих документов на деньги назначили в небольшом местечке вблизи того
города, где жил тогда Триродов.
     В назначенный час Дмитрий Матов вышел из  вагона железной дороги на той
станции, где условлена была встреча. Был поздний  вечер. Дмитрий Матов был в
синих очках,  с привязанною бородою,  - так условились. Луницын  ждал его за
несколько  шагов  от станции,  и провел  в  дом, нарочно для этого нанятый в
очень уединенной местности.
     Там уже был приготовлен ужин. Дмитрий Матов ел с  удовольствием,  и пил
много  вина. Его  собеседник  фантазировал что-то  о  будто  бы  готовящихся
покушениях.  Матов  мало-помалу  разоткровенничался,  и  принялся  хвастливо
рассказывать о своих связях с полицией, и о  том, как уже многих и как ловко
он выдал.
     Дверь  в  соседнюю комнату  была задрапирована  обоями.  В этой комнате
таились трое. Триродов, Остров  и молодой рабочий Кровлин. Они подслушивали.
Кровлин  был  сильно  взволнован   и  возмущен.  Он  вполголоса  повторял  с
негодованием.
     - Ах, негодяй! Какой мерзавец!
     Остров и Триродов кое-как унимали его. Говорили:
     - Молчите. Пусть он все выболтает.
     Наконец наглость Дмитрия Матова вывела Кровлина из терпения. Он выбежал
из своей засады, и закричал:
     -- Так вот как! Ты выдаешь наших полиции! Сам сознаешься!
     Дмитрий Матов позеленел от испуга. Он закричал своему собеседнику.
     -  Убейте  его.  Он  нас  подслушивал.  Стреляйте  скорее.  Его  нельзя
оставить. Он нас обоих выдаст.
     В это время  вышли  еще двое. Луницын,  направив револьвер прямо в  лоб
Дмитрию Матову, спросил:
     - Кого же убивать, предатель?
     Понял  тогда  Дмитрий  Матов,  что  он попался.  Но  он  еще  попытался
вывернуться,  призвав  на  помощь всю свою ловкость, и все свое  нахальство.
Дмитрия  Матова  уличали в предательстве.  Он сначала оправдывался. Говорил,
что он  только  обманывал полицию, что он вошел с  полицейскими в  сношения,
чтобы узнавать полезные для товарищей сведения. Но лживые слова его тускнели
быстро.  Тогда он стал умолять  о пощаде.  Говорил  что-то о  жене своей,  о
детях.
     Мольбы Дмитрия  Матова никого  здесь  не  тронули.  Судившие  его  были
непреклонны.  Участь  Дмитрия  Матова  была  решена.  Приговор  вынесен  был
единогласно - повесить.
     Дмитрия  Матова связали. Уже на  шею его  накинута была веревка.  Тогда
Триродов спросил:
     -- Куда же вы денете его? Вывезти трудно, а оставить опасно.
     Луницын сказал:
     - Кто сюда придет! Разве случайно. Пусть висит, пока не найдут.
     Кровлин сказал угрюмо:
     - Зароем тут же в саду, как собаку.
     - Отдайте его мне, - сказал Триродов. - Я уберу его тело так, что никто
его не найдет.
     Остальные охотно согласились. Остров сказал, улыбаясь нахально.
     - Химию свою в ход пустите,  Георгий  Сергеевич? Ну, да  нам все равно.
Только  бы  казнить вредного  человечка,  а вы  из  него  хоть скелета  себе
сделайте.
     Триродов достал из своего кармана флакон с бесцветной жидкостью.
     - Вот, - сказал он, - этим снадобьем мы его усыпим.
     Он впустил  тонким шприцем несколько  капель жидкости  под кожу Дмитрию
Матову. Матов слабо вскрикнул, и тяжело свалился  на пол. Через минуту перед
ним лежало бездыханное  посиневшее тело. Луницын осмотрел  Дмитрия Матова, и
решил:
     - Готов.
     Один за  другим  ушли  трое. Только Триродов  остался  с телом  Дмитрия
Матова. Триродов  снял одежду с Матова, и сжег ее в печке. Сделал Матову еще
несколько впрыскиваний тою же бесцветной жидкостью.
     Медленно влеклись долгие ночные часы. Триродов лежал, не раздеваясь, на
диване. Плохо спал, томимый тяжелыми снами. Часто просыпался.
     В соседней комнате на полу  лежал Дмитрий Матов. Жидкость, введенная  в
его кровь,  производила  странное  действие.  Тело,  равномерно сжималось  и
высыхало  очень  быстро.  Через несколько  часов  уже  оно  потеряло  больше
половины  веса, приняло очень небольшие размеры, и сделалось очень мягким  и
гибким. Но все его пропорции были совершенно сохранены.
     Триродов  запаковал  это  тело в  большой  пакет,  завернул  пледом,  и
перетянул ремнями. Похоже  было  на то, что это завернутые в плед подушки. С
утренним поездом Триродов уехал домой, увозя с собой тело Дмитрия Матова.
     Дома  Триродов положил  тело  Матова в сосуд  с зеленоватою  жидкостью.
Состав  этой жидкости был изобретен им самим. В  этой жидкости тело  Дмитрия
Матова еще  больше сжалось. Оно уже  стало длиною не больше четверти аршина.
Но по-прежнему все отношения его тела остались ненарушенными.
     Потом  Триродов  изготовил  особое  пластическое вещество.  Облек  этим
веществом тело Дмитрия Матова.  Плотно спрессовал его в форме куба. Поставил
этот куб на  своем письменном столе. И  стоял так бывший человеком в ставший
вещью, стоял вещью среди других вещей.
     Но все-таки Триродов был  прав,  когда  говорил  Острову, что Матов  не
убит.  Да, несмотря на свою странную для человека форму и на  свою тягостную
неподвижность, Дмитрий  Матов  не был мертв.  Потенция жизни дремала  в этой
коричневой  массе.  Триродов  не раз уже  думал  о том,  не настала ли  пора
восстановить Дмитрия Матова, и вернуть его в мир живых.
     До  сих  пор  он еще не решался сделать это. Не был уверен, что удастся
сделать  это  без  помехи.  Для  процесса  восстановления   необходимо  было
помещение, совершенно  изолированное и  спокойное, и  время  немного  больше
года.
     В начале этого лета  Триродов решился начать процесс восстановления. Он
приготовил  большой  чан, длиною  в  три  аршина.  Наполнил  его  бесцветною
жидкостью. Опустил в эту жидкость куб со сжатым телом Дмитрия Матова.
     Медленный процесс  восстановления начался.  Незаметно  для  глаза  стал
таять и  разбухать куб. Не раньше, как через полгода, истает  он  настолько,
что будет просвечивать тело.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ


     Соня Светилович была потрясена жестокими, грубыми событиями той ужасной
ночи. Она  заболела. Недели две пролежала  она в  беспамятстве. Боялись, что
она умрет. Но она была девочка сильная, и одолела свою болезнь.
     В  тяжелом  горячечном  бреду  носились  перед бедною девочкою  картины
кошмарной ночи. Приходили  к ней серые, лютые демоны,  с тусклыми оловянными
глазами, свирепо издевались над  нею, и безумствовали. Некуда  было спастись
от их гнусного неистовства.
     В семье  у  Светиловичей  царило  подавленное настроение.  Сонина  мать
плакала,  сморкалась и негодовала. Сонин отец  много,  горячо и красноречиво
говорил у  себя  дома,  красиво  жестикулировал  в своем кабинете при  своих
друзьях, и  возмущался. Сонины  маленькие братья строили планы мщения. Бонна
Сониной младшей сестры, фрейлейн Берта, порицала варварскую Россию.
     Возмущались и  все знакомые Светиловичей.  Но  возмущение их  принимало
только платонические  формы.  Иных,  может быть,  оно  и  не могло  принять.
Конечно, все  более  и менее независимые в  городе люди сделали Светиловичам
визиты  соболезнования.  Пришел  даже  либеральный  податной  инспектор.  Он
лечился у доктора Светиловича, и посетил его в  приемный час, - выразил свое
участие, кстати, посоветовался  относительно  своих недомоганий, но гонорара
не заплатил, - ведь это же был визит соболезнования.
     Сонин отец, доктор медицины Сергей  Львович  Светилович,  принадлежал к
конституционно-демократической  партии. Среди своих он считался самым левым.
Так же, как  и друг  его  Рамеев, - кадет более умеренных взглядов, - он был
членом местного комитета партии.
     Доктор  Светилович, конечно, не  мог  спустить полиции  ее неправильных
действий.  Он пожаловался на полицию губернатору и прокурору, написал тому и
другому обстоятельные прошения. При этом он  более всего  заботился  о  том,
чтобы  в его прошение не  вкралось как-нибудь оскорбительных для кого-нибудь
выражений.
     Доктор Светилович  был человек в высшей степени корректный и  лояльный.
Пусть все другие люди вокруг него в чрезвычайных обстоятельствах растеряются
и забывают свои принципы:  пусть все вокруг, свои и  чужие,  друзья и враги,
поступают  неправильно  и  незаконно, - доктор  Светилович  всегда оставался
верен себе. Никакие обстоятельства, никакие силы земные и небесные не  могли
бы  отвратить  его от  того  пути, который  он признавал, в  соответствии  с
разделяемыми     им    конституционно-демократическими    основоположениями,
единственно правильным. Вопрос о целесообразности  поведения занимал доктора
Светиловича весьма слабо. Было бы  только принципиально правильно. А что  из
этого выйдет, это  он возлагал на ответственность тех, кто хотел вести  иную
линию. Поэтому доктор Светилович пользовался чрезвычайным уважением  в среде
своей партии.  Мнениям  его придавался  большой вес, и  в  вопросах  тактики
отзывы его были непререкаемы.
     Через несколько  дней после подачи прошения доктором Светиловичем в его
квартиру  явился  полицейский пристав.  Он  вручил доктору  Светиловичу  под
расписку серый шершавый листок  с оттиснутым в левом  верхнем углу штемпелем
Скородожского губернского  правления  и пакет  от  прокурора. В  пакете  был
вложен согнутый вчетверо белый  плотный лист с красиво  напечатанным бланком
прокурора. И на шершавом сером листке, и на плотном белом бланке излагались,
приблизительно в одинаковых выражениях ответы на жалобы доктора Светиловича.
В  этих  ответах  уведомляли доктора Светиловича,  что по предмету его жалоб
произведено    обстоятельное    расследование;   далее    говорилось,    что
основательность   указаний  доктора  Светиловича   на  якобы  незакономерные
действия  чинов  полиции  и  на  то,  что  задержанные  в  лесу  девицы были
подвергнуты побоям, не подтвердилась.
     Наконец Соня  поправилась. Домашние  и знакомые старались не  упоминать
при  Соне  о  прискорбных событиях той  ночи.  Разговор  при ней заводили  о
другом, о чем-нибудь безразличном и приятном, чтобы развлечь бедную девушку.
С этою же  целью позвали однажды вечером гостей. Кому послали письма, к кому
зашел  сам  доктор Светилович. Проехался  он в своей пролетке на  паре сытых
лошадок и к Рамеевым, и к Триродову.
     Приглашая  Триродова, доктор Светилович просил  его  прочесть из  своих
сочинений   что-нибудь  такое,  что  не  навело  бы   Соню   на   неприятные
воспоминания.  Триродов  на этот раз охотно согласился, хотя избегал  читать
где-нибудь свои сочинения.
     Когда Триродов, собираясь  вечером  уходить  из  дому, выбирал  цветной
галстук, Кирша сказал ему со своею обычною серьезностью:
     - Ты бы не ездил сегодня к Светиловичам. Остался бы лучше дома.
     Триродов нисколько не удивленный этим неожиданным  советом, улыбнулся и
спросил:-
     - Почему же не ездить?
     Кирша держал его за руку, и говорил тоскливо:
     - Тут нынче вокруг нашей  усадьбы  все сыщики  шныряют. Чего  им  здесь
надо!  А  к Светиловичу  сегодня,  наверное,  с обыском придут,  - уж  я это
чувствую.
     Триродов усмехнулся, и сказал:

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг