Федор СОЛОГУБ
КРАСОТА
ONLINE БИБЛИОТЕКА
http://www.bestlibrary.ru
Глава 1
В строгом безмолвии вечереющего дня Елена сидела одна, прямая и
неподвижная, положив на колени белые, тонкие руки. Не наклоняя головы, она
плакала; крупные, медленные слезы катились по ее лицу, и темные глаза ее
слабо мерцали.
Нежнолюбимую мать схоронила она сегодня, и так как шумное горе и
грубое участие людское были ей противны, то она на похоронах, и раньше, и
потом, слушая утешения, воздерживалась от плача. Она осталась наконец
одна, в своем белом покое, где все девственно чисто и строго, - и
печальные мысли исторгли из ее глаз тихие слезы.
Еленино платье, строгое и черное, лежало на ней печально, - как
будто, облекая Елену в день скорби, не могла равнодушная одежда не
отражать ее омраченной души. Елена вспоминала покойную мать, - и знала,
что прежняя жизнь, мирная, ясная и строгая, умерла навсегда. Прежде чем
начнется иное, Елена холодными слезами и неподвижной грустью поминала
прошлое.
Ее мать умерла не старая. Она была прекрасна, как богиня древнего
мира.
Медленны и величавы были все ее движения. Ее лицо было как бы обвеяно
грустными мечтами о чем-то навеки утраченном или о чем-то желанном и
недостижимом. Уже на нем давно, предвещательница смерти, ложилась темная
бледность. Казалось, что великая усталость клонила к успокоению это
прекрасное тело. Белые волосы между черными все заметнее становились на ее
голове, и странно было Елене думать, что ее мать скоро будет старухой...
Елена встала, подошла к окну и медленно отодвинула тяжелый занавес,
чтобы рассеять сумерки, которых она не любила. Но и оттуда, извне, томил
ее взоры серый и тусклый полусвет, - и Елена опять села на свое место и
терпеливо ждала черной ночи и плакала медленными и холодными слезами.
И наконец настала ночь, в комнату принесли огонь, и Елена снова
подошла к окну. Густая темнота окутывала улицу. Бедные и грубые предметы
скучной обычности скрывались в черном покрове ночи, - и было что-то
торжественное в этой печальной черноте. Против окна, у которого стояла
Елена, слабо виднелся, на другой стороне улицы, при свете редких фонарей,
маленький, кирпично-красный дом кузнеца. Фонари стояли далеко от него, -
он казался черным.
Вдруг из раскрытой кузницы к воротам пронеслась медленно громадная
красная искра, и мрак вокруг нее словно сгустился, - это кузнец пронес по
улице кусок раскаленного железа. Внезапная зажглась радость в Елениной
душе и заставила Елену тихо засмеяться, - в просторе безмолвного покоя
пронесся звонкий и радостный смех.
И когда прошел кузнец и скрылась красная в черном мраке искра, -
Елена удивилась своей внезапной радости и удивилась тому, что она все еще
нежно и трепетно играет в ее душе. Почему возникает, откуда приходит эта
радость, исторгающая из груди смех и зажигающая огни в глазах, которые
только что плакали? Не красота ли радует и волнует? И не всякое ли явление
красоты радостно?
Мгновенная пронеслась она во мраке, рожденная от грубого вещества, и
погасла, как и надлежит являться и проходить красоте, радуя и не насыщая
взоров своим ярким и преходящим блеском...
Елена вышла в неосвещенный зал, где слабо пахло жасмином и ванилью, и
открыла рояль; торжественные и простые мелодии полились из-под ее пальцев,
и ее руки медленно двигались по белым и черным клавишам.
Глава 2
Елена любила быть одна, среди прекрасных вещей в своих комнатах, в
убранстве которых преобладал белый цвет, в воздухе носились легкие и
слабые благоухания, и мечталось о красоте так легко и радостно. Все
благоухало здесь едва различными ароматами: Еленины одежды пахли розами и
фиалками, драпировки - белыми акациями; цветущие гиацинты разливали свои
сладкие и томные запахи. Было много книг, - Елена читала много, но только
избранные и строгие творения.
С людьми Елене было тягостно, - люди говорят не правду, льстят,
волнуются, выражают свои чувства преувеличенным и неприятным способом. В
людях много нелепого и смешного: они подчиняются моде, употребляют
зачем-то иностранные слова, имеют суетные желания. Елена была сдержанна с
людьми и не могла любить ни одного из тех, кого встречала. Одна только
была, которая стоила любви, мать, - потому что она была спокойная,
прекрасная и правдивая.
Елена хотела бы, чтобы и все люди стали когда-нибудь такими же, чтобы
они поняли, что одна есть цель в жизни - красота, и устроили себе жизнь
достойную и мудрую...
Горели лампы, - их свет разливался неподвижно-ясно и бело. Пахло
розой и миндалем. Елена была одна.
Она замкнула дверь на ключ, зажгла перед зеркалом свечи и медленно
обнажила свое прекрасное тело.
Вся белая и спокойная стояла она перед зеркалом и смотрела на свое
отражение. Отсветы от ламп и от свеч пробегали по ее коже и радовали Елену.
Нежная, как едва раскрывшаяся лилия с мягкими, еще примятыми
листочками, стояла она, и безгрешная алость разливалась по ее девственному
телу.
Казалось, что сладкий и горький миндальный запах, веющий в воздухе,
исходит от ее нагого тела. Сладостное волнение томило ее, и ни одна
нечистая мысль не возмущала ее девственного воображения. И нежные
грезились ей, и безгрешные поцелуи, тихие, как прикосновение полуденного
ветра, и радостные, как мечты о блаженстве.
Радостна была для Елены обнаженная красота ее нежного тела, - Елена
смеялась, и тихий смех ее звучал в торжественной тишине ее невозмутимого
покоя.
Елена легла грудью на ковер и вдыхала слабый запах резеды. Здесь,
внизу, откуда странно было смотреть на нижние части предметов, ей стало
еще веселей и радостней. Как маленькая девочка, смеялась она,
перекатываясь по мягкому ковру.
Глава 3
Много дней подряд, каждый вечер, любовалась Елена перед зеркалом
своей красотой, - и это не утомляло ее. Все бело в ее горнице, - и среди
этой белизны мерцали алые и желтые тоны ее тела, напоминая нежнейшие
оттенки перламутра и жемчуга.
Елена поднимала руки над головой и, приподнимаясь, вытягивалась,
изгибалась и колебалась на напряженных ногах. Нежная гибкость ее тела
веселила ее. Ей радостно было смотреть, как упруго напрягались под нежной
кожей сильные мускулы прекрасных ног.
Она двигалась по комнате, нагая, и стояла, и лежала, и все ее
положения, и все медленные движения ее были прекрасны. И она радовалась
своей красоте, и проводила, обнаженная, долгие часы, - то мечтая и любуясь
собой, то прочитывая страницы прекрасных и строгих поэтов...
В чеканной серебряной амфоре белела благоуханная жидкость: Елена
соединила в амфоре ароматы и молоко. Елена медленно подняла чашу и
наклонила ее над своей высокой грудью. Белые, пахучие капли тихо падали на
алую, вздрагивающую от их прикосновения, кожу. Запахло сладостно ландышами
и яблоками. Благоухания обняли Елену легким и нежным облаком...
Елена распустила длинные черные волосы и осыпала их красными маками.
Потом белая вязь цветов поясом охватила гибкий ее стан и ласкала ее
кожу. И прекрасны были благоуханные эти цветы на обнаженной красоте ее
благоуханного тела.
Потом она сняла с себя цветы и опять собрала волосы высоким узлом,
облекла свое тело тонкой одеждой и застегнула ее на левом плече золотой
пряжкой.
Сама она сделала для себя эту одежду из тонкого полотна, так что
никто еще не видел ее.
Елена легла на низкое ложе, и сладостные мечтания проносились в ее
голове, - мечтания о безгрешных ласках, о невинных поцелуях, о нестыдливых
хороводах на орошенных сладостной росой лугах, под ясными небесами, где
сияет кроткое и благостное светило.
Она глядела на свои обнаженные ноги, - волнистые линии голеней и
бедер мягко выбегали из-под складок короткого платья. Желтоватые и алые
нежные тоны на коже рядом с однообразной желтоватой белизной полотна
радовали ее взоры. Выдающиеся края косточек на коленях и стопах и ямочки
рядом с ними - все осматривала Елена любовно и радостно и осязала руками,
- и это доставляло ей новое наслаждение.
Глава 4
Однажды вечером Елена забыла запереть дверь перед тем, как раздеться.
Обнаженная, она стояла перед зеркалом, подняв руки над головой.
Вдруг приотворилась дверь. В узком отверстии показалась голова, - это
заглянула горничная Макрина, смазливая девица с услужливо-лукавым
выражением на румяном лице. Елена увидела ее в зеркале. Это было так
неожиданно. Елена не сообразила, что ей сделать или сказать, и стояла
неподвижно. Макрина скрылась сейчас же, так же бесшумно, как и появилась.
Можно было подумать, что она и не подходила к двери, что это только
так привиделось.
Елене стало досадно и стыдно. Хотя она едва только успела бросить
взгляд на Макрину, но ей уже казалось, что она видела промелькнувшую на
Макринином лице нечистую улыбку. Елена поспешно подошла к двери и заперла
ее на ключ. Потом она легла на низком и мягком ложе и думала печально и
смутно...
Досадные подозрения раскрывались в ней... Что скажет о ней Макрина?
Теперь она, конечно, пошла в людскую и там рассказывает кухарке,
шепотом, с гадким смехом. Волна стыдливого ужаса пробежала по Елене. Ей
вспомнилась кухарка Маланья, - румяная, молодая бабенка, веселая, с
лукавым смешком...
Что же теперь говорит Макрина? Елене казалось, что кто-то шепчет ей в
уши Макринины слова:
- И вижу это я сквозь щелку, - стоит барышня перед зеркалом в чем
мать родила, - вся как есть совсем выпялившись.
- Да что ты! - восклицает Маланья.
- Вот ей-Богу! - говорит Макрина. - Вся голая, и фигуряет, и
фигуряет, - и этак-то повернется, и так-то...
Макрина топчется на месте, представляя барышню, и обе хохочут.
Циничные, грубые слова звучали с беспощадно-гнусной ясностью; от этих
слов и от грубого смеха горничной и кухарки Еленино лицо покрылось жгучим
румянцем стыда и обиды.
Она чувствовала стыд во всем теле, - он разливался пламенем, как
снедающая тело болезнь. Долго Елена лежала неподвижная, в каком-то
странном и тупом недоумении, - потом стала медленно одеваться, хмуря
брови, как бы стараясь решить какой-то трудный вопрос, и внимательно
рассматривая себя в зеркале.
Глава 5
В следующие за тем дни Макрина держала себя так, как будто она тогда
и не видела ничего и даже не приходила, - и это ее притворство раздражало
Елену. И потому уже все в Макрине, что было и раньше, но чего не замечала
Елена, теперь стало ей противно. Неприятно было одеваться и раздеваться
при Макрине, принимать ее услуги, слушать ее льстивые слова, которые
прежде терялись в лепечущих звуках водяных струек, плещущих об Еленино
тело, а теперь поражали слух.
И в первый раз, когда Макрина заговорила по-прежнему, Елена
вслушалась в ее слова и дала возможность своему раздражению.
Утром, когда Елена входила в ванну, Макрина, поддерживая ее под
локоть, сказала со льстивой улыбкой:
- В такую милочку, как вы, кто не влюбится! Разве у кого глаз нет,
тот только не заметит. Что за ручки, что за ножки!
Елена покраснела.
- Пожалуйста, перестаньте, - резко сказала она.
Макрина взглянула на нее с удивлением, опустила глаза и потом, - или
это только показалось Елене? - легонько усмехнулась. И эта усмешка еще
более раздражила Елену, - но уже она овладела собой и промолчала...
Упрямо, без прежнего радования, с какими-то злыми думами и опасениями
Елена продолжала каждый день обнажать свое прекрасное тело и смотреть на
себя в зеркало. Она делала это даже чаще, чем прежде, не только вечером,
при свете ламп, но и днем, опустив занавесы. Теперь она уже не забывала
опускать портьеры, чтобы не подсматривали и не подслушивали ее снаружи, и
при этом стыд делал все ее движения неловкими.
Уже не таким, как прежде, прекрасным казалось теперь Елене ее тело.
Она в этом теле находила недостатки, - старательно отыскивала их. Чудилось
в нем нечто отвратительное, - зло, разъедающее и позорящее красоту, как бы
налет какой-то, паутина или слизь, которая противна и которую никак не
стряхнуть.
Елене часто казалось, что на ее обнаженном теле тяжко лежат чьи-то
чужие и страшные взоры. Хотя никто не смотрел на нее, но ей казалось, что
вся комната на нее смотрит, и от этого ей делалось стыдно и жутко.
Было ли это днем, - Елене казалось, что свет бесстыден и заглядывает
в щели из-за занавеса острыми лучами, и смеется. Вечером безокие тени из
углов смотрели на нее и зыбко двигались, и эти их движения, которые
производились трепетавшим светом свеч, казались Елене беззвучным смехом
над ней. Страшно было думать об этом беззвучном смехе, и напрасно убеждала
себя Елена, что это обыкновенные неживые и незначительные тени, - их
вздрагивание намекало на чуждую, недолжную, издевающуюся жизнь.
Иногда внезапно возникало в воображении чье-то лицо, обрюзглое,
жирное, с гнилыми зубами, - и это лицо похотливо смотрело на нее
маленькими, отвратительными глазами.
И на своем лице Елена порой видела в зеркале что-то нечистое и
противное и не могла понять, что это.
Долго думала она об этом и чувствовала, что это не показалось ей, что
в ней родилось что-то скверное, в тайниках ее опечаленной души, меж тем
как в теле ее, обнаженном и белом, подымалась все выше горячая волна
трепетных и страстных волнений.
Ужас и отвращение томили ее.
И поняла Елена, что невозможно ей жить со всем этим темным на душе.
Она думала: "Можно ли жить, когда есть грубые и грязные мысли? Пусть они и
не мои, не во мне зародились, - но разве не моими стали эти мысли, как
только я узнала их? И не все ли на свете мое, и не все ли связано
неразрывными связями?
Глава 6
В гостиной у Елены сидел Ресницын, молодой человек, по-модному
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг