Настал вечер. Тоскливый ветер выл в трубе. Медленный дождь тихо,
настойчиво стучал в окошки. За окнами было совсем черно. У Передоновых был
Володин, Передонов еще утром позвал его пить чай.
- Никого не пускать. Слышишь, Клавдюшка? - закричал Передонов.
Варвара ухмылялась. Передонов бормотал:
- Бабы какие-то шляются тут. Надо смотреть. Одна ко мне в спальню
затесалась, наниматься в кухарки. А на что мне курносая кухарка?
Володин смеялся, словно блеял, и говорил:
- Бабы по улице изволят ходить, а к нам они никакого касательства не
имеют, и мы их к себе за стол не пустим.
Сели за стол втроем. Принялись пить водку и закусывать пирожками.
Больше пили, чем ели. Передонов был мрачен. Уже все было для него как бред,
бессмысленно, несвязно и внезапно. Голова болела мучительно. Одно
представление настойчиво повторялось - о Володине, как о враге. Оно
чередовалось тяжкими приступами навязчивой мысли: надо убить Павлушку, пока
не поздно. И тогда все хитрости вражьи откроются. А Володин быстро пьянел и
молол что-то бессвязное, на потеху Варваре.
Передонов был тревожен. Он бормотал:
- Кто-то идет. Никого не пускайте. Скажите, что я молиться уехал, в
Тараканий монастырь.
Он боялся, что гости помешают. Володин и Варвара забавлялись, - думали,
что он только пьян. Подмигивали друг другу, уходили поодиночке, стучали в
дверь, говорили разными голосами:
- Генерал Передонов дома?
-- Генералу Передонову бриллиантовая звезда.
Но на звезду не польстился сегодня Передонов. Кричал:
- Не пускать! Гоните их в шею. Пусть утром принесут. Теперь не время.
"Нет, - думал он, - сегодня-то и надо крепиться. Сегодня все
обнаружится, а пока еще враги готовы много ему наслать всякой всячины, чтобы
вернее погубить".
- Ну, мы их прогнали, завтра утром принесут, - сказал Володин, снова
усаживаясь за стол.
Передонов уставился на него мутными глазами и спросил:
- Друг ли ты мне или враг?
- Друг, друг, Ардаша! - отвечал Володин.
- Друг сердечный, таракан запечный, - сказала Варвара.
- Не таракан, а баран, - поправил Передонов. - Ну, мы с тобой, Павлуша,
будем пить, только вдвоем. И ты, Варвара, пей - вместе выпьем вдвоем.
Володин, хихикая, сказал:
- Ежели и Варвара Дмитриевна с нами выпьет, то уж это не вдвоем
выходит, а втроем.
- Вдвоем,- угрюмо повторил Передонов.
- Муж да жена - одна сатана, - сказала Варвара и захохотала.
Володин до самой последней минуты не подозревал, что Передонов хочет
его зарезать. Он блеял, дурачился, говорил глупости, смешил Варвару. А
Передонов весь вечер помнил о своем ноже. Когда Володин или Варвара
подходили с той стороны, где спрятан был нож, Передонов свирепо кричал,
чтобы отошли. Иногда он показывал на карман и говорил:
- Тут, брат, у меня есть такая штучка, что ты, Павлушка, крякнешь.
Варвара и Володин смеялись.
- Крякнуть, Ардаша, я завсегда могу, - говорил Володин, - кря, кря.
Очень даже просто.
Красный, осовелый от водки, Володин крякал и выпячивал губы. Он
становился все нахальнее с Передоновым.
- Околпачили тебя, Ардаша, - сказал он с презрительным сожалением.
- Я тебя околпачу! - свирепо зарычал Передонов.
Володин показался ему страшным, угрожающим. Надо было защищаться.
Передонов быстро выхватил нож, бросился на Володина и резнул его по горлу.
Кровь хлынула ручьем.
Передонов испугался. Нож выпал из его рук. Володин все блеял и старался
схватиться руками за горло. Видно было, что он смертельно испуган, слабеет и
не доносит рук до горла. Вдруг он помертвел и повалился на Передонова.
Прерывистый раздался визг, - точно он захлебнулся,- и стих. Завизжал в ужасе
и Передонов, а за ним Варвара.
Передонов оттолкнул Володина. Володин грузно свалился на пол. Он
хрипел, двигался ногами и скоро умер. Открытые глаза его стеклянели,
уставленные прямо вверх. Кот вышел из соседней горницы, нюхал кровь и злобно
мяукал. Варвара стояла как оцепенелая. На шум прибежала Клавдия.
- Батюшки, зарезали! - завопила она.
Варвара очнулась и с визгом выбежала из столовой вместе с Клавдиею.
Весть о событии быстро разнеслась. Соседи собирались на улице, на
дворе. Кто посмелее, прошли в дом. В столовую долго не решались войти.
Заглядывали, шептались. Передонов безумными глазами смотрел на труп, слушал
шопоты за дверью... Тупая тоска томила его. Мыслей не было.
Наконец осмелились, вошли, - Передонов сидел понуро и бормотал что-то
несвязное и бессмысленное.
19 июня 1902 г.*
* Дата окончания романа установлена по его черновой рукописи. - Ред.
ВАРИАНТЫ
1. Наташке и хотелось украсть сладкий пирог и потихоньку съесть его, да
нельзя было: раз - что Варвара торчит около нее, да и только, не выжить ее
ничем; а другое - если и уйдет и без нее снимать со сковороды, так она потом
посчитает по следам на сковороде: сколько нет, столько пирожков потребует, -
никак украсть нельзя ни одного. И Ната злилась. А Варвара, по обыкновению
своему, ругалась, придираясь к служанке за разные неисправности и за
недостаточную, по ее мнению, расторопность. На ее морщинистом, желтом лице,
хранившем следы былой красивости, неизменно лежало брюзгливо-хищное
выражение.
- Тварь ленивая, - кричала Варвара дребезжащим голосом, - да что ты,
обалдела, что ли, Наташка! Только что поступила, да уж ничего не хочешь
делать, - ничевуха поганая.
- Да кто у вас и живет, - грубо отвечала Наташа.
И точно, у Варвары прислуга не заживалась: своих служанок Варвара
кормила плохо, ругала бесперерывно, жалованье старалась затянуть, а если
нападала на не очень бойкую, то толкала, щипала и била по щекам.
- Молчать, стерва! - закричала Варвара.
- Чего мне молчать, - известно, у вас, барышня, никто не живет, - все
вам нехороши. А сами-то вы, небось, хороши больно. Не в пору привередливы.
- Как ты смеешь, скотина?
- Да и не смеивши скажу. Да и кто у такой облаедки жить станет, кому
охота!
Варвара разозлилась, завизжала, затопала ногами. Наташка не уступала.
Поднялся неистовый крик.
- Кормить не кормите, а работы требуете, - кричала она.
- На помойную яму не напасешься хламу, - отвечала Варвара.
- Еще кто помойная яма. Туда же, всякая дрянь...
- Дрянь, да из дворян, а ты - моя прислуга. Стерва этакая, вот я тебе
по морде дам, - кричала Варвара.
- Я и сама сдачи дать умею! - грубо ответила Наташка, презрительно
посматривая на маленькую Варвару с высоты своего роста. - По морде! Это что
тебя-то самое барин по мордасам лощит, так ведь я - не полюбовница, меня за
уши не выдерешь.
В это время со двора в открытое окно послышался крикливый, пьяный бабий
голос:
- Эй, ты, барыня, ай барышня? как звать-то тебя? Где твой соколик?
- А тебе что за дело, лихорадка? - закричала Варвара, подбегая к окну.
Внизу стояла домовая хозяйка, Иринья Степановна, сапожникова жена,
простоволосая, в грязном ситцевом платье. Она с мужем жила во флигельке, на
дворе, а дом сдавали. Варвара в последнее время часто вступала с нею в
брань, - хозяйка ходила вечно полупьяная и задирала Варвару, догадываясь,
что хотят съезжать.
Теперь они опять сцепились ругаться. Хозяйка была спокойнее, Варвара
выходила из себя. Наконец хозяйка повернулась спиной и подняла юбку. Варвара
немедленно ответила тем же.
От таких сцен и вечного крика у Варвары делались потом мигрени, но она
уже привыкла к беспорядочной и грубой жизни и не могла воздержаться от
непристойных выходок. Давно уже она перестала уважать и себя, и других.
2. На другой день, после обеда, пока Передонов спал, Варвара
отправилась к Преполовенским. Крапивы, целый мешок, послала она раньше, с
своей новой служанкой Клавдией. Страшно было, но все же Варвара пошла. В
гостиной у Преполовенских сидели в круг преддиванного овального стола
Варвара, хозяйка и ее сестра Женя, высокая, полная, краснощекая девица с
медленными движениями и обманчиво-невинными глазами.
- Вот, - говорила Софья, - видите, какая она У нас толстуха
краснощекая, - а все потому, что ее мать крапивой стегала. Да и я стегаю.
Женя ярко покраснела и засмеялась.
- Да, - сказала она ленивым, низким голосом, - как я начну худеть,
сейчас меня жаленцей попотчуют, - я и раздобрею опять.
- Да ведь вам больно? - с опасливым удивлением спросила Варвара.
- Что ж такое, больно, да здорово, - отвечала Женя, - у нас уж такая
примета; и сестрицу стегали, когда она была в девицах.
- А не страшно разве? - спрашивала Варвара.
- Что ж делать, меня не спрашивают, - спокойно отвечала Женя, -
высекут, да и вся недолга. Не своя воля.
Софья внушительно и неторопливо сказала:
- Чего бояться, вовсе не так уж больно, ведь я по себе знаю.
- И хорошо действует? - еще раз спросила Варвара.
- Ну вот еще, - с досадой сказала Софья, - не видите разве, - живой
пример перед глазами. Сперва немного опадешь с тела, а со следующего дня и
начнешь жиреть.
Наконец убеждения и уговоры двух сестриц победили последние Варварины
сомнения.
- Ну, ладно, - сказала она ухмыляясь, - валяйте. Посмотрим, что будет.
А никто не увидит?
- Да некому, вся прислуга отправлена, - сказала Софья.
Варвару повели в спальню. На пороге она было начала колебаться, но Женя
втолкнула ее, - сильная была девица, - и заперла дверь.
Занавесы были опущены, в спальне полутемно. Ни откуда не слышалось ни
звука. На двух стульях лежало несколько пучков крапивы, обернутых по стеблям
платками, чтобы держать не обжигаться. Варваре стало страшно.
- Нет уж, - нерешительно начала она, - у меня что-то голова болит,
лучше завтра... Но Софья прикрикнула:
- Ну, раздевайтесь живее, нечего привередничать.
Варвара мешкала и начала пятиться к дверям. Сестрицы бросились на нее и
раздели насильно. Не успела она опомниться, как лежала в одной рубашке на
постели. Женя захватила обе ее руки своею сильною рукою, а другою взяла от
Софьи пучок крапивы и принялась стегать им Варвару. Софья держала крепко
Варварины ноги и повторяла:
- Да вы не ерзайте, - экая ерза какая!
Варвара крепилась недолго, - и завизжала от боли. Женя секла ее долго и
сильно переменила несколько пучков. Чтобы Варварин визг не был далеко
слышен, она локтем прижала ее голову к подушкам.
Наконец Варвару отпустили. Она поднялась, рыдая от боли. Сестры стали
утешать ее. Софья сказала:
- Ну, чего ревете. Экая важность: пощиплет и перестанет. Это еще мало,
надо повторить будет через несколько дней.
- Ой, голубушка, что вы! - жалобно воскликнула Варвара, - и раз-то
намучилась.
- Ну, где там намучились, - унимала ее Софья. - Конечно, надо повторять
время от времени. Нас ведь обоих с детства стегали, да и нередко. А то и
пользы не будет.
- Жамочная крапива! - посмеиваясь, говорила Женя.
Выспавшись после обеда, Передонов отправился в Летний сад поиграть в
ресторане на биллиарде. На улице встретил он Преполовенскую: проводив
Варвару, она шла к своей приятельнице Вершиной рассказать по секрету об этом
приключении. Было по дороге, пошли вместе. Уже заодно Передонов пригласил ее
с мужем на вечер сыграть в стуколку по маленькой.
Софья свела разговор на то, отчего он не женится. Передонов угрюмо
молчал. Софья делала намеки на свою сестру, - таких-то ведь пышек и любит
Ардальон Борисыч. Ей казалось, что он соглашается: он смотрел так же
сумрачно, как всегда, и не спорил.
- Я ведь знаю ваш вкус, - говорила Софья, - вы егастых недолюбливаете.
Вам надо выбрать себе под пару, девицу в теле.
Передонов боялся говорить, - еще подденут пожалуй, - и молча сердито
посматривал на Софью.
3. Дорогой Передонов рассказал Володину, что Женя, Софьина сестра, -
любовница Преполовенского.
Володин немедленно этому поверил: он зол был на Женю, которая недавно
ему отказала.
- Надо бы на нее в консисторию донести, - говорил Передонов, - ведь она
из духовных, епархиалка.
Вот донести бы, так отправят ее в монастырь на покаяние, а там высекут!
Володин думал: не донести ли? Но решился быть великодушным, - бог с
нею. А то еще и его притянут, скажут: докажи.
4. В таких разговoрах приехали в деревню. Дом, где жил арендатор,
Мартин и Владин отец, был низенький и широкий, с высокою серою кровлею и
прорезными ставнями у окон. Он был не новый, но прочный и, прячась за рядом
березок, казался уютным и милым, - по крайней мере, таким казался он Владе и
Марте. А Передонову не нравились березки перед домом, он бы их вырубил или
поломал.
Навстречу приехавшим выбежали с радостными криками трое босоногих
детей, лет восьми - десяти: девочка и два мальчика, синеглазые и с
веснусчатыми лицами.
На пороге дома гостей встретил и сам хозяин, плечистый, сильный и
большой поляк с длинными полуседыми усами и угловатым лицом. Это лицо
напоминало собою одну из тех сводных светописей, где сразу отпечатаны на
одной пластинке несколько сходных лиц. В таких снимках утрачиваются все
особые черты каждого человека и остается лишь то общее, что повторяется во
всех или во многих лицах. Так и в лице Нартановича, казалось, не было
никаких особых примет, а было лишь то, что есть в каждом польском лице. За
это кто-то из городских шутников прозвал Нартановича: сорок четыре пана.
Сообразно с этим Нартанович так и держал себя: был любезен, даже слишком
любезен в обращении, никогда притом не утрачивал шляхетского своего гонора и
говорил лишь самое необходимое, как бы из боязни в лишних разговорах
обнаружить что-нибудь лишь ему одному принадлежащее.
Очевидно он рад был гостю и приветствовал его с деревенскою
преувеличенностью. Когда он говорил, звуки его голоса вдруг возникали,-
громкие, как бы назначенные спорить с шумом ветра, - заглушали все, что
только что звучало, и вдруг обрывались и падали. И после того голоса у всех
других людей казались слабыми, жалкими. В одной из горниц, темноватых и
низковатых, где хозяин легко доставал потолок рукою, быстро накрыли на стол.
Юркая баба собрала водок и закусок.
- Прошу, - сказал хозяин, делая неправильные ударения по непривычке к
разговору, - чем бог послал. Передонов торопливо выпил водки, закусил и
принялся жаловаться на Владю. Нартанович свирепо смотрел на сына и угощал
Передонова немногословно, но настоятельно. Однако Передонов решительно
отказался есть еще что-нибудь.
- Нет, - сказал он, - я к вам по делу, вы меня сперва послушайте.
- А, по делу, - закричал хозяин, - то есть резон. Передонов принялся
чернить Владю со всех сторон. Отец все более свирепел.
- О, лайдак!- восклицал он медленно и с внушительными ударениями, -
выкропить тебе надо. Вот я тебе задам такие холсты. Вот ты получишь сто
горячих.
Владя заплакал.
- Я ему обещал, - сказал Передонов, - что нарочно приеду к вам, чтоб вы
его при мне наказали.
- За то вас благодарю, - сказал Нартанович, - я осмагаю розгами, ленюха
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг