Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Но Володин не пугался и хихикал.
     - Вонь слышишь из-за обоев? - спросил Передонов.
     - Нет, не слышу, - хихикая и ломаясь, говорил Володин.
     -  Нос  у тебя  заложило,-  сказал  Передонов,  -  недаром  у тебя  нос
покраснел. Гниет там, за обоями.
     -  Клоп!  - крикнула  Варвара  и захохотала.  Передонов смотрел  тупо и
важно.

        x x x


     Передонов,  все более погружаясь в своe помешательство, уже стал писать
доносы  на карточные  фигуры,  на  недотыкомку, на  барана, что  он,  баран,
самозванец, выдал себя за Володина, метил  на высокую должность поступить, а
сам -  просто  баран; на лесоистребителей, - всю  березу вырубили,  париться
нечем и воспитывать детей трудно, а осину оставили, а на что нужна осина?
     Встречаясь  на улице с гимназистами, Передонов ужасал младших  и смешил
старших  бесстыдными  и нелепыми  словами.  Старшие ходили  за  ним  толпою,
разбегаясь, когда  завидят кого-нибудь из учителей,  младшие сами  бежали от
него.
     Во всем чары да чудеса мерещились Передонову, галлюцинации его ужасали,
исторгая из  его груди безумный вой  и  визги.  Недотыкомка являлась ему  то
кровавою,  то  пламенною,  она  стонала и ревела,  и  рев  ее  ломил  голову
Передонову  нестерпимою болью. Кот вырастал  до  страшных  размеров,  стучал
сапогами и прикидывался рыжим рослым усачом.

        XXVIII


     Саша ушел после обеда  и  не  вернулся  к назначенному  времени, к семи
часам. Коковкина  обеспокоилась:  не дай бог, попадется кому  из учителей на
улице  в непоказанное время.  Накажут, да  и  ей неловко. У  нее всегда жили
мальчики  скромные, по ночам  не  шатались.  Коковкина  пошла  искать  Сашу.
Известно, куда же, как не к Рутиловым.
     Как на грех, Людмила сегодня забыла дверь замкнуть. Коковкина вошла,  и
что  же увидела? Саша  стоит перед зеркалом в  женском платье и обмахивается
веером. Людмила хохочет и расправляет ленты и его ярко-цветного пояса.
     - Ах, господи, твоя воля! - в ужасе воскликнула Коковкина, - что же это
такое!  Я беспокоюсь,  ищу,  а  он тут комедию  ломает.  Срам  какой, в юбку
вырядился! Да и вам-то, Людмила Платоновна, как не стыдно!
     Людмила в первую минуту смутилась от неожиданности,  но быстро нашлась.
С веселым смехом, обняв и усаживая в кресло Коковкину, рассказала она ей тут
же сочиненную небылицу:
     -  Мы хотим домашний  спектакль поставить,  - я мальчишкой  буду,  а он
девицей, и это будет ужасно забавно.
     Саша стоял весь красный, испуганный, со слезами на глазах.
     - Вот  еще  глупости! -  сердито говорила  Коковкина, - ему  надо уроки
учить, а не  спектакли разыгрывать. Что выдумали! Изволь одеться сейчас  же,
Александр, и марш со мною домой.
     Людмила  смеялась звонко  и  весело,  целовала Коковкину,  - и  старуха
думала, что веселая девица  ребячлива, как дитя,  а Саша по глупости  все ее
затеи рад исполнить. Веселый Людмилин смех казал этот случай простою детскою
шалостью,  за  которую только  пожурить  хорошенько.  И она  ворчала,  делая
сердитое лицо, но уже сердце у нее было спокойно.
     Саша  проворно  переоделся  за ширмою,  где  стояла  Людмилина кровать.
Коковкина увела его  и всю  дорогу бранила. Саша, пристыженный и испуганный,
уж и не оправдывался. "Что-то еще дома будет?" - боязливо думал он.
     А дома Коковкина в  первый раз поступила с ним строго, велела ему стать
на колени. Но едва постоял Саша несколько минут, как уже она, разжалобленная
его виноватым лицом и безмолвными слезами, отпустила его. Сказала ворчливо:
     - Щеголь этакий, за версту духами пахнет!
     Саша  ловко  шаркнул,  поцеловал ей  руку,  - и вежливость  наказанного
мальчика еще больше тронула ее.

        x x x


     А между тем над  Сашею собиралась  гроза. Варвара и  Грушина сочинили и
послали  Хрипачу безыменное письмо  о том,  что  гимназист Пыльников увлечен
девицею Рутиловою, проводит у нее  целые вечера и предается разврату. Хрипач
припомнил   один  недавний  разговор.  На-днях  на   вечере  у  предводителя
дворянства кто-то бросил никем  не  поднятый намек  на девицу, влюбившуюся в
подростка. Разговор тотчас же перешел  на другие предметы: при  Хрипаче все,
по  безмолвному  согласию  привыкших  к  хорошему обществу  людей, сочли это
весьма  неловкою темой для беседы  и  сделали вид, что разговор неудобен при
дамах и что самый предмет ничтожен и маловероятен. Хрипач все  это, конечно,
заметил, но  он  не был столь простодушен,  чтобы кого-нибудь спрашивать. Он
был вполне уверен, что  все узнает скоро, что все известия доходят сами, тем
или другим путем,  но  всегда достаточно своевременно. Вот это письмо и была
жданная весть.
     Хрипач ни на минуту не поверил  в развращенность Пыльникова и в то, что
его  знакомство с  Людмилою  имеет непристойные стороны.  "Это,- думал он, -
идет все от той же глупой выдумки Передонова  и питается  завистливою злобою
Грушиной. Но это письмо, - думал он, -  показывает, что  ходят нежелательные
слухи, которые могут бросить тень на достоинство вверенной ему  гимназии.  И
потому надобно принять меры".
     Прежде всего Хрипач пригласил Коковкину, чтобы переговорить с нею о тех
обстоятельствах, которые  могли  способствовать возникновению  нежелательных
толков.
     Коковкина уже  знала, в  чем  дело. Ей  сообщили даже  еще  проще,  чем
директору. Грушина выждала ее на улице, завязала разговор и  рассказала, что
Людмила  уже  вконец  развратила  Сашу. Коковкина  была  поражена.  Дома она
осыпала Сашу упреками. Ей было тем более досадно, что все  происходило почти
на ее глазах и Саша ходил  к Рутиловым с ее  ведома.  Саша  притворился, что
ничего не понимает, и спросил:
     -- Да что же я худого сделал?
     Коковкина замялась.
     - Как что худого? А сам ты не знаешь? А давно ли я тебя застала в юбке?
Забыл, срамник этакий?
     - Застали, ну что ж тут особенно худого?  так ведь и наказали  за то! И
что ж такое, точно я краденую юбку надел!
     - Скажите, пожалуйста, как рассуждает! - говорила растерянно Коковкина.
- Наказала я тебя, да видно мало.
     - Ну,  еще накажите,  -  строптиво, с  видом несправедливо  обижаемого,
сказал Саша. -  Сами тогда простили,  а теперь мало. А я  ведь вас  тогда не
просил  прощать, стоял  бы  на  коленях хоть весь  вечер.  А  то, что  ж все
попрекать!
     - Да  уж и в городе, батюшка, про тебя  с твоей Людмилочкой  говорят, -
сказала Коковкина.
     -- А что говорят-то? - невинно-любопытствующим голосом спросил Саша.
     Коковкина опять замялась.
     - Что говорят, -  известно что! Сам знаешь,  что про вас сказать можно.
Хорошего-то мало  скажут.  Шалишь ты много  со  своею  Людмилочкою,  вот что
говорят.
     - Ну, я не буду шалить, - обещал Саша так спокойно,  как будто разговор
шел об игре в пятнашки.
     Он  делал невинное лицо,  а на душе у него было  тяжело. Он выспрашивал
Коковкину,  что же говорят, и боялся услышать какие-нибудь грубые слова. Что
могут говорить  о  них? Людмилочкина горница  окнами  в  сад, с улицы ее  не
видно, да и Людмилочка спускает  занавески. А если кто подсмотрел, то как об
этом  могут  говорить? Может быть,  досадные, оскорбительные слова? Или  так
говорят, только о том, что он часто ходит?
     И  вот  на другой день Коковкина получила  приглашение к директору. Оно
совсем растревожило  старуху. Она уже  и не  говорила ничего Саше, собралась
тихонько и к назначенному часу отправилась.  Хрипач любезно и  мягко сообщил
ей о полученном им письме. Она заплакала.
     -  Успокойтесь,  мы вас не виним,  - говорил  Хрипач,  - мы  вас хорошо
знаем. Конечно,  вам придется  последить за ним  построже.  А теперь вы  мне
только расскажите, что там на самом деле было.
     От директора Коковкина пришла с новыми упреками Саше.
     - Тете напишу, - сказала она, плача.
     - Я ни в чем не виноват, пусть тетя приедет, я не боюсь, - говорил Саша
и тоже плакал.
     На другой  день Хрипач  пригласил  к  себе  Сашу  и  спросил его сухо и
строго:
     - Я желаю знать, какие вы завели знакомства в городе.
     Саша смотрел на директора лживо-невинными и спокойными глазами.
     -  Какие же знакомства? - сказал он: - Ольга Васильевна знает, я только
к товарищам хожу да к Рутиловым.
     -  Да, вот  именно, - продолжал свой допрос  Хрипач, - что вы делаете у
Рутиловых?
     -  Ничего особенного, так,  - с тем же  невинным видом ответил  Саша, -
главным образом мы читаем. Барышни Рутиловы стихи очень  любят. И я всегда к
семи часам бываю дома.
     - Может быть, и не  всегда?  - спросил Хрипач, устремляя на  Сашу взор,
который постарался сделать проницательным.
     -  Да,  один  раз  опоздал,  -  со  спокойною откровенностью  невинного
мальчика сказал Саша,- да и то мне  досталось от Ольги Васильевны, и потом я
не опаздывал.
     Хрипач помолчал.  Спокойные Сашины ответы ставили его втупик. Во всяком
случае, надо сделать наставление, выговор, но как и за что? Чтобы не внушить
мальчику  дурных мыслей, которых у него  раньше  (верил  Хрипач)  не было, и
чтобы   не  обидеть  мальчика,  и  чтобы   сделать  все  к   устранению  тех
неприятностей,  которые  могут случиться в  будущем из-за этого  знакомства.
Хрипач  подумал, что дело педагога  - трудное и ответственное дело, особенно
если   имеешь  честь  начальствовать   над   учебным  заведением.   Трудное,
ответственное дело  педагога! Это  банальное  определение окрылило застывшие
было  мысли  у  Хрипача.  Он  принялся  говорить,  -   скоро,   отчетливо  и
незначительно. Саша слушал из пятого в десятое:
     -  ...   первая  обязанность  ваша  как  ученика  -  учиться...  нельзя
увлекаться обществом, хотя бы и весьма приятным  и вполне безукоризненным. .
. во всяком случае, следует сказать, что  общество мальчиков вашего возраста
для вас гораздо полезнее..  .  Надо дорожить репутацией и  своею  и учебного
заведения... Наконец, - скажу вам прямо,- я имею основания предполагать, что
ваши отношения  к  барышням имеют характер  вольности,  недопустимой в вашем
возрасте, и совсем не согласно с общепринятыми правилами приличия.
     Саша заплакал. Ему стало жаль,  что о милой  Людмилочке  могут думать и
говорить как об особе, с которою можно вести себя вольно и неприлично.
     - Честное  слово,  ничего  худого не было,  -  уверял он,  - мы  только
читали, гуляли, играли, - ну, бегали, - больше никаких вольностей.
     Хрипач  похлопал  его по плечу и  сказал  голосом,  которому постарался
придать сердечность, а все же сухим:
     - Послушайте, Пыльников...
     (Что бы  ему назвать когда мальчика Сашею! Не форменно, и нет еще на то
министерского циркуляра?)
     -  Я  вам  верю, что  ничего  худого не  было,  но  все-таки  вы  лучше
прекратите эти частые посещения. Поверьте мне, так  будет лучше. Это говорит
вам не только ваш наставник и начальник, но и ваш друг.
     Саше  осталось  только  поклониться,  поблагодарить,  а  затем пришлось
послушаться. И стал Саша забегать к  Людмиле только урывками, минут на пять,
на десять,  - а  все  же старался побывать каждый  день.  Досадно  было, что
приходилось  видеться урывками, и Саша вымещал досаду на самой  Людмиле. Уже
он  частенько  называл ее Людмилкою, дурищею,  ослицею сиамскою, поколачивал
ее. А Людмила на все это только хохотала.
     Разнесся  по городу  слух,  что  актеры  здешнего  театра устраивают  в
общественном собрании
     маскарад с призами за лучшие наряды, женские и мужские. О  призах пошли
преувеличенные слухи.  Говорили, дадут корову даме,  велосипед мужчине.  Эти
слухи  волновали горожан.  Каждому хотелось  выиграть: вещи  такие солидные.
Поспешно шили наряды.  Тратились не жалея. Скрывали придуманные наряды и  от
ближайших друзей, чтобы кто не похитил блистательной мысли.
     Когда появилось  печатное  объявление о маскараде,  - громадные  афиши,
расклеенные на заборах  и разосланные именитым гражданам,  - оказалось,  что
дадут  вовсе не корову и не велосипед,  а только веер даме и альбом мужчине.
Это  всех  готовившихся  к  маскараду  разочаровало  и раздосадовало.  Стали
роптать. Говорили:
     - Стоило тратиться!
     - Это просто насмешка - такие призы.
     - Должны были сразу объявить.
     - Это только у нас возможно поступать так с публикой.
     Но все  же приготовления продолжались: какой  ни будь  приз, а получить
его лестно.
     Дарью и Людмилу приз не занимал, ни сначала, ни после. Нужна им корова!
Невидаль -  веер! Да  и кто будет присуждать призы? Какой у  них,  у  судей,
вкус!  Но обе сестры увлеклись  Людмилиною мечтою послать в маскарад  Сашу в
женском  платье,  обмануть таким способом  весь город и  устроить так, чтобы
приз дали ему. И Валерия делала вид, что согласна. Завистливая и слабая, как
дитя,  она досадовала  -  Людмилочкин дружок,  не  к  ней  же ведь ходит, но
спорить  с  двумя  старшими сестрами  она  не  решалась.  Только  сказала  с
презрительною усмешечкою:
     - Он не посмеет.
     - Ну, вот, - решительно сказала Дарья, - мы сделаем  так,  что никто не
узнает.
     И когда сестры рассказали Саше про свою затею и сказала ему Людмилочка:
"Мы  тебя нарядим японкою",  Саша запрыгал и  завизжал от восторга. Там будь
что будет, - и особенно, если никто не узнает, - а только он согласен, - еще
бы не согласен! - ведь это ужасно весело всех одурачить.
     Тотчас же решили, что Сашу  надо  нарядить гейшею. Сестры держали  свою
затею в  строжайшей тайне, не сказали  даже ни Ларисе, ни  брату. Костюм для
гейши Людмила смастерила сама по ярлыку от корилопсиса: платье желтого шелка
на красном атласе, длинное и широкое; на платье  шитый пестрый узор, крупные
цветы причудливых  очертаний.  Сами  же  девицы  смастерили  веер  из тонкой
японской  бумаги с рисунками, на  бамбуковых палочках, и зонтик  из  тонкого
розового шелка на бамбуковой же ручке. На ноги - розовые чулки  и деревянные
башмачки  скамеечками.  И  маску  для  гейши  раскрасила  искусница Людмила:
желтоватое,   но  милое  худенькое   лицо  с  неподвижною,  легкою  улыбкою,
косо-прорезанные  глаза,  узкий  и  маленький  рот.  Только  парик  пришлось
выписать из Петербурга, - черный, с гладкими, причесанными волосами.
     Чтобы примерить костюм, надо  было  время, а Саша  мог  забегать только
урывочками, да и то не каждый день. Но нашлись. Саша убежал ночью, уже когда
Коковкина спала, через окно. Сошло благополучно.

        x x x


     Собралась  и Варвара в  маскарад.  Купила маску  с  глупою рожею,  а за
костюмом дело не стало,  -  нарядилась кухаркою. Повесила к поясу уполовник,
на  голову  вздела  черный  чепец,  руки  открыла  выше  локтя  и  густо  их
нарумянила,- кухарка  же  прямо  от плиты,  - и костюм  готов. Дадут  приз -
хорошо, не дадут - не надобно.
     Грушина придумала одеться Дианою. Варвара засмеялась и спросила:
     - Что ж, вы и ошейник наденете?
     - Зачем мне ошейник? -с удивлением спросила Грушина.
     -  Да  как же,  -  объяснила  Варвара,  -  собакой  Дианкой  вырядиться
вздумали.
     - Ну вот,  придумали!-ответила Грушина со смехом, - вовсе не Дианкой, а
богиней Дианой.
     Одевались  на  маскарад  Варвара и Грушина вместе  у Грушиной.  Наряд у
Грушиной вышел чересчур легок: голые руки и плечи, голая спина, голая грудь,
ноги  в легоньких туфельках, без чулок,  голые до  колен, и легкая одежда из
белого  полотна  с  красною  обшивкою,  прямо   на  голое   тело,  -  одежда
коротенькая,  но  зато  широкая,  со множеством  складок.  Варвара  сказала,
ухмыляясь:
     - Головато.
     Грушина отвечала, нахально подмигивая:
     - Зато все мужчины так за мной и потянутся.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг