на себя, на грудь.
Надежда улыбнулась.
- Прошу вас,- сказала она.
- Я за него буду говорить, - сказал Передонов, - он скромный, не
решается сам. А он человек достойный, не пьющий, добрый. Он мало получает,
но это наплевать. Ведь кому что надо, кому деньги, а кому человека. Ну, что
ж ты молчишь, - обратился он к Володину, - скажи что-нибудь.
Володин склонил голову и произнес дрожащим голосом, как баран проблеял:
- Конечно, я небольшое жалованье получаю, но у меня всегда будет кусок
хлебца. Конечно, я в университете не был, но живу, как дай бог всякому, и
ничего худого за собой не знаю, а впрочем, кому как угодно судить. А я, что
ж, собою доволен.
Он развел руками, наклонил лоб, словно собрался бодаться, и умолк.
- Так вот, - сказал Передонов, - он человек молодой, ему так жить не
следует. Ему надо жениться. Все ж таки женатому лучше.
- Если жена соответствует, то чего лучше,- подтвердил Володин.
- А вы, - продолжал Передонов, - девица. Вам тоже надо замуж.
За дверью послышался легкий шорох, заглушенные, короткие звуки, как
будто кто-то вздыхал или смеялся, закрывая рот. Надежда строго посмотрела на
дверь и сказала холодно:
- Вы слишком ко мне заботливы, - с досадливым ударением на слове
"слишком".
-- Вам не надо богатого мужа, - говорил Передонов, - вы сама богатая.
Вам надо такого, чтобы вас любил и угождал во всем. И вы его знаете, могли
понять. Он к вам неравнодушен, вы к нему, может быть, тоже. Так вот, у меня
купец, а у вас товар. То есть, вы сами - товар.
Надежда краснела и кусала губы, чтоб удержаться от смеха. За дверью
продолжали раздаваться те же звуки. Володин скромно потупил глаза. Ему
казалось, что дело идет на лад.
- Какой товар? - осторожно спросила Надежда.- Извините, я не понимаю.
- Ну, как не понимаете! - недоверчиво сказал Передонов. - Ну, я прямо
скажу: Павел Васильевич просит у вас руки и сердца. И я за него прошу.
За дверью что-то упало на пол и каталось, фыркая и вздыхая. Надежда,
краснея от сдержанного смеха, смотрела на гостей. Предложение Володина
казалось ей смешною дерзостью.
- Да, - сказал Володин, - Надежда Васильевна, я прошу у вас руки и
сердца.
Он покраснел, встал, сильно шаркнул ногою по ковру, поклонился и быстро
сел. Потом опять встал, положил руку к сердцу и сказал, умильно глядя на
барышню:
- Надежда Васильевна, позвольте объясниться! Так как я вас даже очень
люблю, то неужели же вы не захотите соответствовать?
Он ринулся вперед, опустился перед Надеждою на колено и поцеловал ее
руку.
- Надежда Васильевна, поверьте! Клянусь!- воскликнул он, поднял руку
вверх, и со всего размаху ударил ею себя в грудь, так что гулкий звук
отдался далече.
- Что вы, пожалуйста, встаньте! - смущенно сказала Надежда, - к чему
это?
Володин встал и с обиженным лицом вернулся к своему месту. Там он
прижал обе руки к груди и опять воскликнул:
- Надежда Васильевна, вы мне поверьте! По гроб, от всей души.
- Извините, - сказала Надежда, - я, право, не могу. Я должна
воспитывать брата, - вот и он плачет там за дверью.
- Что ж, воспитывать брата! - обиженно выпячивая губы, сказал Володин,
- это не мешает, кажется.
- Нет, во всяком случае, это его касается,- сказала Надежда, поспешно
подымаясь, - надо его спросить. Подождите.
Она проворно выбежала из гостиной, шелестя светло-желтым платьем, за
дверью схватила Мишу за плечо, добежала с ним до его горницы и там, стоя у
двери, запыхавшись от бега и от подавленного смеха, сказала срывающимся
голосом:
- Совсем, совсем бесполезно просить, чтобы не подслушивал. Неужели
необходимо прибегнуть к самым строгим мерам?
Миша, обняв ее у пояса и прижимаясь к ней головою, хохотал, сотрясаясь
от хохота и от старания заглушить его. Сестра втолкнула Мишу в его горницу,
села на стул у двери и засмеялась.
- Слышал, что он выдумал, твой Павел Васильевич? - спросила она. - Иди
со мной в гостиную, да смеяться не смей. Я у тебя спрошу при них, а ты не
смей соглашаться. Понял?
- Угу! - промычал Миша и засунул в рот конец платка, чтобы не смеяться,
что, однако, мало помогало.
- Закрой глаза платком, когда смеяться захочется, - посоветовала сестра
и опять повела его за плечо в гостиную.
Там она посадила его на кресло, а сама поместилась на стуле рядом.
Володин смотрел обиженно, склонив голову, как барашек.
- Вот, - сказала Надежда, показывая на брата,- едва слезы уняла, бедный
мальчик! Я ему вместо матери, и вдруг он думает, что я его оставлю.
Миша закрыл лицо платком. Все тело его тряслось. Чтобы скрыть смех, он
протяжно заныл:
- У-у-у.
Надежда обняла его, незаметно ущипнула за руки и сказала:
- Ну, не плачь, миленький, не плачь.
Мише стало так неожиданно больно, что на глазах показались слезы. Он
опустил платок и сердито посмотрел на сестру.
"А вдруг,- подумал Передонов,- мальчишка разозлится и начнет кусаться;
людская слюна, говорят, ядовита".
Он подвинулся к Володину, чтобы в случае опасности спрятаться за него.
Надежда сказала брату:
- Павел Васильевич просит моей руки.
- Руки и сердца, - прибавил Передонов.
- И сердца, - скромно, но с достоинством сказал Володин.
Миша закрылся платком и, всхлипывая от сдержанного смеха, сказал:
- Нет, ты за него не выходи, а то как же я буду?
Володин заговорил дребезжащим от обиды и волнения голосом:
- Меня удивляет, Надежда Васильевна, что вы спрашиваетесь у вашего
братца, который, к тому же, изволит быть еще мальчиком. Если бы он даже
изволил быть взрослым юношей, то и в таком случае вы могли бы сами. А
теперь, как вы у него спрашиваетесь, Надежда Васильевна, это меня очень
удивляет и даже поражает.
- У мальчишек спрашиваться - мне это даже смешно, - угрюмо сказал
Передонов.
- У кого же мне спрашиваться? Тете - все равно, а ведь его я должна
воспитывать, так как же я выйду за вас замуж? Вы, может быть, станете с ним
жестоко обращаться. Не правда ли, Мишка, ведь ты боишься его жестокостей?
- Нет, Надя, - сказал Миша, выглядывая одним глазом из-за своего
платка, - я не боюсь его жестокостей, где ж ему! а я боюсь, что Павел
Васильевич меня избалует и не даст тебе ставить меня в угол.
- Поверьте, Надежда Васильевна, - сказал Володин, прижимая руки к
сердцу, - я не избалую Мишеньку. Я так думаю, что зачем мальчика баловать!
Сыт, одет, обут, а баловать ни-ни. Я его тоже могу в угол ставить, а совсем
не то, чтоб баловать. Я даже больше могу. Так как вы - девица, то есть
барышня, то вам, конечно, неудобно, а я и прутиком могу.
- Оба в угол будете ставить, - плаксиво сказал Миша, закрывшись опять
платком, - вот вы какие, да еще прутиком, нет, это мне невыгодно. Нет, ты
Надя, не смей выходить за него.
- Ну вот, вы слышите, я решительно не могу, - сказала Надежда.
- Мне очень странно, Надежда Васильевна, что вы так поступаете, -
сказал Володин. - Я к вам со всем расположением и, можно сказать, пламенно,
а вы, между прочим, из-за братца. Если вы теперь из-за братца, другая
изволит из-за сестрицы, третья - из-за племянника, а там и еще из-за
кого-нибудь из родственников, и все так не будут выходить замуж,- этак и род
людской совсем прекратится.
- Об этом не беспокойтесь, Павел Васильевич, - сказала Надежда, - пока
еще такой опасности свету не грозит. Я не хочу выйти замуж без Мишина
согласия, а он, вы слышали, не согласен. Да и понятно, вы его с первого
слова сечь обещаетесь. Этак вы и меня поколотите.
- Помилуйте, Надежда Васильевна, да неужели же вы думаете, что я себе
позволю такое невежество! - отчаянно воскликнул Володин.
Надежда улыбнулась.
- Я и сама не чувствую желания выходить замуж, - сказала она.
- Вы, может быть, хотите в монашки итти? - обиженным голосом спросил
Володин.
- К толстовцам в их секту, - поправил Передонов, - землю навозить.
- Зачем же мне итти куда-нибудь? - строго спросила Надежда, вставая со
своего места,- мне и здесь хорошо.
Володин тоже встал, обиженно выпятил губы и сказал:
- После этого, если Мишенька показывает ко мне такие чувства, а вы его,
оказывается, что
спрашиваете, то это выходит, что я должен и от уроков отказаться,
потому что как же я теперь стану ходить, если Мишенька ко мне этак?
- Нет, зачем же? - возразила Надежда: - это совсем особое дело.
Передонов подумал, что следует еще попытаться уговорить барышню: может
быть, и согласится. Он сказал ей сумрачно:
- Вы, Надежда Васильевна, подумайте хорошенько. Что ж так-то с
бухты-барахты? Он - хороший человек. Он - мой друг.
- Нет, - сказала Надежда, - что ж тут думать! Благодарю очень Павла
Васильевича за честь, но не могу.
Передонов сердито посмотрел на Володина и встал. Он подумал, что
Володин - дурак: не сумел влюбить в себя барышню.
Володин стоял у своего кресла, склонив голову. Он спросил укоризненно:
- Так, значит, окончательно, Надежда Васильевна? Эх! Коли так, - сказал
он, махнув рукою, - ну, так давай вам бог всего хорошего, Надежда
Васильевна. Значит, уж такая моя горемычная судьба. Эх! Любил парень девицу,
а она не любила. Видит бог! Ну, что ж, поплачу, да и все.
- Хорошим человеком пренебрегаете, а тоже еще какой попадется, -
наставительно сказал Передонов.
-- Эх! - еще раз воскликнул Володин и пошел было к дверям. Но вдруг
решил быть великодушным и вернулся, - проститься за руку с барышнею и даже с
обидчиком Мишею.
x x x
На улице Передонов сердито ворчал. Володин всю дорогу обиженным,
скрипучим голосом рассуждал, словно блеял.
- Зачем от уроков отказывался? - ворчал Передонов. - Богач какой!
- Я, Ардальон Борисыч, только сказал, что если так, то я должен
отказаться, а она мне изволила сказать, что не надо отказываться, а как я
ничего не изволил ответить, то вышло, что она меня упросила. А уж теперь это
от меня зависит: хочу - откажусь, хочу - буду ходить.
- Чего отказываться? - сказал Передонов.- Ходи, как ни в чем не бывало.
"Пусть хоть здесь попользуется, - думал Передонов, - все меньше
завидовать будет".
Тоскливо было на душе у Передонова. Володин все не пристроен, - смотри
за ним в оба, не снюхался бы с Варварою. Еще, может быть, и Адаменко станет
на него злиться, зачем сватал Володина. У нее есть родня в Петербурге:
напишет и, пожалуй, навредит.
И погода была неприятная. Небо хмурилось, носились вороны и каркали.
Над самою головою Передонова каркали они, точно дразнили и пророчили еще
новые, еще худшие неприятности. Передонов окутал шею шарфом и думал, что в
такую погоду и простудиться не трудно.
- Какие это цветы Павлуша? - спросил он, показывая Володину на желтые
цветочки у забора в чьем-то саду.
- Это - лютики, Ардаша, - печально ответил Володин.
Таких цветов, вспомнил Передонов, много в их саду. И какое у них
страшное название!
Может быть, они ядовиты. Вот, возьмет их Варвара, нарвет целый пук,
заварит вместо чаю, да и отравит его, - потом, уж когда бумага придет, -
отравит, чтоб подменить его Володиным. Может быть, уж они условились.
Недаром же он знает, как называется этот цветок. А Володин говорил:
- Бог ей судья! За что она меня обидела? Она ждет аристократа, а она не
думает, что аристократы тоже всякие бывают, - с иным наплачется, а простой
хороший человек ее бы мог сделать счастливою. А я вот схожу в церковь,
поставлю свечку за ее здоровье, помолюсь: дай бог, чтоб ей муж достался
пьяница, чтоб он ее колотил, чтоб он промотался, и ее по миру пустил. Вот
тогда она обо мне воспомянет, да уж поздно будет. Станет кулаком слезы
утирать, скажет: дура я была, что Павлу Васильевичу отказала, бить меня было
некому, хороший был человек.
Растроганный своими словами, Володин прослезился и вытирал руками слезы
на своих бараньих, выпуклых глазах.
- А ты ей ночью стекла побей, - посоветовал Передонов.
- Ну, бог с нею, - печально сказал Володин, - еще поймают. Нет, а
мальчишка-то каков! Господи боже мой, что я ему сделал, что он вздумал мне
вредить? Уж я ли не старался для него, а он, изволите видеть, какую мне
подпустил интригу. Что это за ребенок такой, что из него выйдет, помилуйте,
скажите?
- Да, - сердито сказал Передонов, - с мальчишкой не мог потягаться. Эх,
ты, жених!
- Что ж такое, - возразил Володин, - конечно, жених. Я и другую найду.
Пусть она не думает, что об ней плакать будут.
- Эх, ты, жених! - дразнил его Передонов.- Еще галстук надел. Где уж
тебе с суконным рылом в калашный ряд. Жених!
- Ну, я - жених, а ты, Ардаша, - сват, - рассудительно сказал Володин.
- Ты сам обнадежил меня, а и не сумел высватать. Эх, ты, сват!
И они усердно принялись дразнить один другого, длинно перекоряясь с
таким видом, словно совещались о деле.
x x x
Проводив гостей, Надежда вернулась в гостиную. Миша лежал на диване и
хохотал. Сестра за плечо стащила его с дивана и сказала:
- А ты забыл, что подслушивать не следует.
Она подняла руки и хотела сложить мизинчики, но вдруг засмеялась, и
мизинчики не сходились. Миша бросился к ней, - они обнялись и долго
смеялись.
- А все-таки, - сказала она, - за подслушивание в угол.
- Ну, не надо, - сказал Миша, - я тебя от жениха избавил, ты мне еще
должна быть благодарна.
- Кто кого еще избавил! Слышал, как тебя собирались прутиком
постегивать. Отправляйся в угол.
- Ну, так я лучше здесь постою, - сказал Миша.
Он опустился на колени у сестриных ног и положил голову на ее колени.
Она ласкала и
щекотала его. Миша смеялся, ползая коленями по полу. Вдруг сестра
отстранила его и пересела на диван. Миша остался один. Он постоял немного на
коленях, вопросительно глядя на сестру. Она уселась поудобнее, взяла книгу,
словно читать, а сама посматривала на брата.
- Ну, я уж и устал, - жалобно сказал он.
- Я не держу, ты сам стал, - улыбаясь из-за книги, ответила сестра.
- Ну, ведь я наказан, отпусти, - просил Миша.
- Разве я тебя ставила на колени? - притворно равнодушным голосом
спросила Надежда,- что же ты ко мне пристаешь!
- Я не встану, пока не простишь.
Надежда засмеялась, отложила книгу и потянула к себе Мишу за плечо. Он
взвизгнул и бросился ее обнимать, восклицая:
- Павлушина невеста!
XVI
Черноглазый мальчишка заполонил все Людмилины помыслы. Она часто
заговаривала о нем со своими и со знакомыми, иногда совсем некстати. Почти
каждую ночь видела она его во сне, иногда скромного и обыкновенного, но чаще
в дикой или волшебной обстановке. Рассказы об этих снах стали у нее столь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг