Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Я ничего,  -  рыдая, ответил  Саша, - я ничего не сделал  худого. Они
меня за то и дразнят, что я не могу худых слов говорить.
     - Кто говорит худые слова? - опять спросил Передонюв.
     - Никто не говорит, - с отчаянием воскликнул Саша.
     -  Видите, как  он  лжет,  -  сказал  Передонов,  - его  наказать  надо
хорошенько. Надо, чтоб он открыл, кто говорит гадости, а то на нашу гимназию
нарекания пойдут, а мы ничего не можем сделать.
     - Уж вы его извините, Ардальон Борисыч! - сказала Коковкина,- как же он
скажет на товарищей? Ведь ему потом житья не дадут.
     -  Он обязан  сказать, -  сердито сказал Передонов, -  от  этого только
польза будет. Мы примем меры к их исправлению.
     - Да ведь они его бить будут? - нерешительно сказала Коковкина.
     - Не посмеют. Если он трусит, пусть по секрету скажет.
     - Ну, Сашенька, скажи по секрету. Никто не узнает, что ты сказал.
     Саша молча  плакал.  Коковкина  привлекла его к  себе,  обняла  и долго
шептала что-то на ухо. Он отрицательно качал головою.
     - Не хочет, - сказала Коковкина.
     - А вот розгой его пробрать, так заговорит, - свирепо сказал Передонов.
- Принесите мне розгу, я его заставлю говорить.
     - Ольга Васильевна, да за что же! - воскликнул Саша.
     Коковкина встала и обняла его.
     - Ну,  довольно реветь,  - сказала она нежно  и строго,- Никто тебя  не
тронет.
     - Как  хотите,- сказал  Передонов,- а  только я  тогда должен директору
сказать. Я думал по-семейному, ему  же лучше бы. Может быть, и  ваш Сашенька
прожженный. Еще мы не знаем, за  что его  дразнят  девчонкой,  - может быть,
совсем за другое. Может быть, не его учат, а он других развращает.
     Передонов  сердито  пошел  из комнаты.  За ним вышла  и Коковкина.  Она
укоризненно сказала:
     - Ардальон  Борисыч,  как  же это  вы так мальчика конфузите нивесть за
что! Хорошо, что он еще и не понимает ваших слов.
     - Ну,  прощайте,  -  сердито  сказал  Передонов,  -  а  только  я скажу
директору. Это надо расследовать.
     Он  ушел.  Коковкина  пошла утешать  Сашу. Саша  грустно сидел у окна и
смотрел на  звездное  небо. Уже спокойны  и странно печальны были его черные
глаза. Коковкина молча погладила его по голове.
     - Я сам виноват, - сказал он, - проболтался, за что  меня дразнят, а он
и пристал. Он - самый грубый. Его никто из гимназистов не любит.
     На  другой день  Передонов и  Варвара  переезжали,  наконец,  на  новую
квартиру. Ершова стояла в воротах и свирепо ругалась  с  Варварою. Передонов
прятался от нее за возами.
     На  новой  квартире тотчас  же  отслужили  молебен. Необходимо было, по
расчетам Передонова, показать, что он -  человек верующий.  Во время молебна
запах ладана, кружа ему голову, вызвал в  нем смутное настроение, похожее на
молитвенное.
     Одно странное обстоятельство смутило его. Откуда-то прибежала маленькая
тварь  неопределенных очертаний - маленькая, серая,  юркая недотыкомка.  Она
посмеивалась и дрожала и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивал
к ней руку, она быстро  ускользала,  убегала  за дверь или под шкап, а через
минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась - серая, безликая, юркая.
     Наконец,  уж  когда  кончался молебен, Передонов догадался и  зачурался
шопотом. Недотыкомка зашипела тихо-тихо, сжалась  в малый комок  и укатилась
за дверь. Передонов вздохнул облегченно.
     "Да, хорошо, если она совсем  укатилась. А может быть, она живет в этой
квартире, где-нибудь под полом, и опять станет приходить и дразнить".
     Тоскливо и холодно стало Передонову,
     "И к чему вся эта нечисть на свете?" - подумал он.
     Когда молебен кончился, когда гости разошлись, Передонов долго  думал о
том,  где бы могла  скрываться  недотыкомка.  Варвара  ушла  к  Грушиной,  а
Передонов отправился на поиски и принялся перерывать ее вещи.
     "Не в  кармане ли  унесла ее  Варвара? - думал Передонов. - Много ли ей
надо места? Спрячется в карман и будет сидеть, пока срок не придет".
     Одно  Варварино  платье  привлекло  внимание  Передонова.  Оно  было  в
оборках, бантиках,  лентах,  словно нарочно сшито, чтобы можно было спрятать
кого-нибудь. Передонов долго рассматривал его,  потом с усилием, при  помощи
ножа, вырвал, отчасти вырезал  карман, бросил его в  печку, а затем принялся
рвать  и резать на мелкие куски все платье.  В его  голове  бродили смутные,
странные мысли, а на душе было безнадежно тоскливо.
     Скоро  вернулась Варвара,  - еще Передонов кромсал  остатки платья. Она
подумала,  что  он  пьян,  и принялась  ругаться. Передонов  слушал  долго и
наконец сказал:
     - Чего лаешься, дура! Ты, может быть, чорта в кармане носишь. Должен же
я позаботиться, что тут делается.
     Варвара  опешила. Довольный  произведенным  впечатлением,  он  поспешил
отыскать шапку и отправился играть на биллиарде. Варвара выбежала в переднюю
и, пока Передонов надевал пальто, кричала:
     -  Это  ты, может быть, чорта в кармане  носишь, а  у меня нет никакого
чорта.  Откуда я  тебе чорта  возьму?  Разве  по  заказу из  Голландии  тебе
выписать!

        x x x


     Молоденький  чиновник  Черепнин,  тот  самый,  о  котором  рассказывала
Вершина, что он  подсматривал в окно, начал было,  когда  Вершина  овдовела,
ухаживать за  нею.  Вершина  не  прочь была  бы  выйти замуж  второй раз, но
Черепнин  казался ей  слишком ничтожным.  Черепнин озлобился.  Он с радостью
поддался на уговоры Володина вымазать дегтем ворота у Вершиной.
     Согласился, а потом раздумье взяло. А ну как  поймают? Неловко, все  же
чиновник. Он  решил переложить это  дело  на других.  Затратив  четвертак на
подкуп  двух подростков-сорванцов,  он обещал им  еще по пятиалтынному, если
они устроят это, - и в одну темную ночь дело было сделано.
     Если бы кто-нибудь в  доме Вершиной открыл окно после полуночи,  то  он
услышал  бы  на улице легкий шорох босых  ног на мостках, тихий  шопот,  еще
какие-то мягкие  звуки, похожие на то,  словно обметали  забор; потом легкое
звяканье, быстрый  топот тех  же ног, все быстрее  и быстрее, далекий хохот,
тревожный лай собак.
     Но никто не открыл окна. А утром. . . Калитка, забор около сада и около
двора были  исполосованы  желтовато-коричневыми следами от дегтя, На воротах
дегтем написаны  были  грубые слова. Прохожие  ахали  и смеялись, разнеслась
молва, приходили любопытные.
     Вершина ходила быстро в саду,  курила, улыбалась еще  кривее обычного и
бормотала  сердитые слова.  Марта не  выходила  из  дому  и горько  плакала.
Служанка Марья пыталась  смыть деготь и  злобно переругивалась с глазевшими,
галдевшими и хохотавшими любопытными.

        x x x


     Черепнин  в тот  же день рассказал Володину,  кто  это сделал.  Володин
немедленно же передал это Передонову. Оба они знали  этих мальчишек, которые
славились дерзкими шалостями.
     Передонов, отправляясь  на  биллиард, зашел к  Вершиной. Было пасмурно.
Вершина и Марта сидели в гостиной.
     - У вас ворота замазали дегтем, - сказал Передонов.
     Марта  покраснела.  Вершина  торопливо  рассказала, как  они  встали  и
увидели,  что на их забор смеются,  и  как  Марья  отмывала забор. Передонов
сказал:
     -- Я знаю, кто это сделал.
     Вершина в недоумении смотрела на Передонова.
     - Как же это вы узнали? - спросила она.
     - Да уж узнал.
     - Кто же, скажите, - сердито спросила Марта.
     Она  сделалась  совсем некрасивою,  потому  что у нее были  теперь злые
заплаканные глаза с покрасневшими и распухшими веками. Передонов отвечал:
     - Я скажу, конечно, для того  и пришел. Этих мерзавцев  надо  проучить.
Только вы должны обещать, что никому не скажете, от кого узнали.
     - Да отчего же так, Ардальон Борисыч? - с удивлением спросила Вершина.
     Передонов помолчал значительно, потом сказал в объяснение:
     -- Это такие озорники, что голову проломят, коли узнают, кто их выдал.
     Вершина обещала молчать.
     - И вы не говорите, что это я сказал, - обратился Передонов к Марте.
     - Хорошо, я не скажу, - поспешно согласилась Марта, потому что хотелось
поскорее узнать имена виновников.
     Ей  казалось, что  их  следовало подвергнуть  мучительному  и позорному
наказанию.
     - Нет, вы лучше побожитесь, - опасливо сказал Передонов.
     - Ну вот ей-богу, никому не скажу, - уверяла Марта, - вы только скажите
поскорей.
     А  за дверью подслушивал Владя. Он рад был, что догадался не  входить в
гостиную: его не  заставят дать обещание, и он может  сказать кому угодно. И
он улыбался от радости, что так отомстит Передонову.
     - Я вчера в первом часу возвращался домой по вашей улице, - рассказывал
Передонов, - вдруг слышу, около ваших ворот кто-то возится. Я сначала думал,
что  воры. Думаю, как мне быть. Вдруг слышу, побежали,  и прямо на меня. Я к
стенке  прижался, они меня  не видали,  а  я их  узнал.  У одного мазилка, у
другого ведерко. Известные мерзавцы, слесаря Авдеева сыновья. Бегут, и  один
другому  говорит:  недаром  ночь  провели, говорит, пятьдесят  пять копеечек
заработали. Я былo хотел одного задержать да побоялся,  что харю измажут, да
и на мне новое пальто было.

        x x x


     Едва Передонов ушел, Вершина отправилась к исправнику с жалобою.
     Исправник Миньчуков послал городового за Авдеевым и его сыновьями.
     Мальчики пришли  смело,  они  думали, что  их  подозревают  по  прежним
шалостям. Авдеев,  унылый, длинный старик, был, наоборот, вполне уверен, что
его сыновья опять сделали какую-нибудь пакость. Исправник рассказал Авдееву,
в чем обвиняются его сыновья. Авдеев промолвил:
     - Нет с ними моего сладу. Что хотите, то с ними и делайте,  а я уж руки
об них обколотил.
     -  Это  не наше  дело,  - решительно  заявил  старший, вихрастый, рыжий
мальчик, Нил.
     -  На  нас все валят, кто  что ни сделает,  - плаксиво  сказал младший,
такой же вихрастый, но белоголовый, Илья.  - Что ж, раз нашалили, так теперь
за все и отвечай.
     Миньчуков сладко улыбнулся, покачал головою и сказал:
     - А вы лучше признайтесь чистосердечно.
     - Не в чем, - грубо сказал Нил.
     - Не в чем? А пятьдесят пять копеек кто вам дал за работу, а?
     И,  видя  по  минутному  замешательству мальчиков,  что  они  виноваты,
Миньчуков сказал Вершиной:
     - Да уж видно, что они.
     Мальчики стали снова запираться. Их отвели в чулан - сечь. Не стерпевши
боли, они повинились.  Но и признавшись,  не хотели  было  говорить, от кого
получили за это деньги.
     - Сами затеяли.
     Их секли по очереди, не торопясь, пока  они не сказали, что подкупил их
Черепнин. Мальчиков отдали отцу. Исправник сказал Вершиной:
     - Ну вот, мы их наказали, то есть отец их наказал, а вы знаете, кто это
вам сделал.
     - Я этого Черепнину так не спущу, - говорила Вершина, - я на него в суд
подам.
     - Не советую, Наталья Афанасьевна,  - кротко  сказал Миньчуков, - лучше
оставьте это.
     - Как это спускать таким негодяям? да ни за что! - воскликнула Вершина.
     - Главное, улик никаких, - спокойно сказал исправник.
     - Как никаких, коли сами мальчики признались?
     -  Мало ли  что  признались,  а  перед  судьей отопрутся, - там ведь их
пороть не станут.
     - Как же отопрутся? Городовые - свидетели, - сказала Вершина уже не так
уверенно.
     - Какие там свидетели? Коли  шкуру драть с  человека станут, так  он во
всем признается, чего и не было.  Они, конечно, мерзавцы, им и досталось, ну
а судом с них ничего не возьмете.
     Миньчуков сладко улыбался и спокойно посматривал на Вершину.
     Вершина ушла от исправника очень недовольная, но, подумав, согласилась,
что Черепнина  обвинять  трудно и  что из этого  может выйти  только  лишняя
огласка и срам.

        XIII


     К вечеру Передонов явился к директору,- поговорить по делу.
     Директор,  Николай  Власьевич  Хрипач,  имел  известное  число  правил,
которые  столь удобно  прикладывались к жизни,  что  придерживаться  их было
нисколько  не  обременительно.  По  службе  он  спокойно  исполнял  все, что
требовалось  законами  или  распоряжениями  начальства,  а  также  правилами
общепринятого умеренного либерализма. Поэтому начальство, родители и ученики
равно  довольны  были  директором.  Сомнительных  случаев,  нерешительности,
колебаний он  не  знал,  да и  к  чему  они? всегда можно опереться  или  на
постановление педагогического совета или на предписание начальства. Столь же
правилен  и спокоен  был он в личных сношениях.  Самая наружность его являла
вид добродушия и стойкости: небольшого роста,  плотный, подвижной, с бойкими
глазами и уверенною рeчью, он казался человеком, который недурно устроился и
намерен устроиться еще лучше. В кабинете его на полках стояло много книг; из
некоторых  он  делал  выписки.  Когда  выписок  накоплялось  достаточно,  он
располагал их  в  порядке и пересказывал своими словами, - и вот составлялся
учебник, печатался и расходился, не так, как расходятся книжки Ушинского или
Евтушевского,  но все-таки хорошо.  Иногда он составлял, преимущественно  по
заграничным книжкам, компиляцию, почтенную и никому ненужную, и печатал ее в
журнале,  тоже почтенном и тоже никому ненужном. Детей у него  было много, и
все  они,  мальчики  и  девочки,  уже   обнаруживали  зачатки  разнообразных
талантов: кто писал стихи, кто рисовал, кто  делал быстрые  успехи в музыке.
Передонов угрюмо говорил:
     -  Вот вы  все на меня нападаете, Николай Власьевич. Вам на меня, может
быть, клевещут, а я ничего такого не делаю.
     - Извините, - прервал директор, - я не могу понять, о каких клеветах вы
изволите   упоминать.  В   деле  управления   вверенной  мне   гимназией   я
руководствуюсь  собственными  моими наблюдениями и  смею  надеяться, что моя
служебная опытность  достаточна  для того,  чтобы  с  должною  правильностью
оценивать то, что я вижу и слышу,  тем более, при том внимательном отношении
к делу, которое  я ставлю  себе за  непременное  правило,  -  говорил Хрипач
быстро и  отчетливо,  и голос его раздавался  сухо  и  ясно, подобно треску,
издаваемому цинковыми прутьями, когда  их  сгибают. -  Что же касается моего
личного  о  вас мнения, то я и  ныне продолжаю думать, что в вашей служебной
деятельности обнаруживаются досадные пробелы.
     - Да, - угрюмо сказал Передонов, - вы взяли себе в голову, что я никуда
не гожусь, а я постоянно о гимназии забочусь.
     Хрипач  с   удивлением  поднял   брови   и  вопросительно  поглядел  на
Передонова.
     -  Вы  не замечаете,  - продолжал Передонов, -  что  у  нас  в гимназии
скандал может выйти, - и никто не замечает, один я уследил.
     - Какой скандал? - с сухим смешком спросил Хрипач и проворно заходил по
кабинету.  -  Вы  меня интригуете,  хотя,  скажу  откровенно, я  мало верю в
возможность скандала в нашей гимназии.
     - Да, а вот вы не знаете, кого вы  нынче приняли,  - сказал Передонов с
таким  злорадством,  что  Хрипач приостановился  и внимательно посмотрел  на
него.
     -  Все  вновь принятые  - на  перечет,  - сухо  сказал он.  - Притом же
принятые в первый класс, очевидно, не были еще исключены из другой гимназии,
а  единственный,  поступивший   в  пятый  класс,  прибыл   к  нам  с  такими
рекомендациями, которые исключают возможность нелестных предположений.
     -  Да, только его не к нам надо отдать, а в другое заведение, - угрюмо,
словно нехотя, промолвил Передонов.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг