горячих, - сказал Авиновицкий любимую свою поговорку.
Не следовало принимать ее буквально, - это обозначало просто изрядную
головомойку.
Так обещал Авиновицкий свою защиту Передонову. Но Передонов ушел от
него, волнуемый
неопределенными страхами; их укрепляли в нем громкие, грозные речи
Авиновицкого.
Каждый день так делал Передонов по одному посещению перед обедом, -
больше одного не успевал, потому что везде надо было вести обстоятельные
объяснения. Вечером по обыкновению отправлялся играть на биллиарде.
Попрежнему ворожащими зовами заманивала его Вершина, попрежнему Рутилов
выхвалял сестер. Дома Варвара уговаривала его скорее венчаться, - но
никакого решения не принимал он. "Конечно, - думал он иногда, - жениться бы
на Варваре всего выгоднее, - ну, а вдруг княгиня обманет? В городе станут
смеяться", - думал он, и это останавливало его.
Преследование невест, зависть товарищей, более сочиненная им самим, чем
действительная, чьи-то подозреваемые им козни - все это делало его жизнь
скучною и печальною, как эта погода, которая несколько дней под ряд стояла
хмурая и часто разрешалась медленными, скучными, но долгими и холодными
дождями. Скверно складывалась жизнь, чувствовал Передонов, - но он думал,
что вот скоро сделается он инспектором, и тогда все переменится к лучшему.
Х
В четверг Передонов отправился к предводителю дворянства.
Предводителев дом напоминал поместительную дачу где-нибудь в Павловске
или в Царском Селе, дачу, вполне пригодную и для зимнего жилья. Не била в
глаза роскошь, но новизна
многих вещей казалась преувеличенно излишнею. Александр Михайлович
Верига ждал Передонова в кабинете. Он сделал так, как будто торопится итти
навстречу к гостю и только случайно не успел встретить его раньше.
Верига держался необычайно прямо, даже и для отставного кавалериста.
Говорили, что он носит корсет. Лицо, гладко выбритое, было однообразно
румяно, как бы покрашено. Голова острижена под самую низкостригущую машинку,
- прием, удобный для смягчения плеши. Глаза серые, любезные и холодные. В
обращении он был со всеми весьма любезен, во взглядах решителен и строг. Во
всех движениях чувствовалась хорошая военная выправка, и замашки будущего
губернатора иногда проглядывали.
Передонов объяснял ему, сидя против него у дубового резного стола:
- Вот обо мне всякие слухи ходят, так я, как дворянин, обращаюсь к вам.
Про меня всякий вздор говорят, ваше превосходительство, чего и не было.
- Я ничего не слышал, - отвечал Верига и, выжидательно и любезно
улыбаясь, упирал в Передонова серые внимательные глаза.
Передонов упорно смотрел в угол и говорил:
- Социалистом я никогда не был, а что там иной раз, бывало, скажешь
лишнее, так ведь это в молодые годы кто не кипятится. А теперь я ничего
такого не думаю.
- Так вы таки были большим либералом? - с любезною улыбкою спросил
Верига. - Конституции желали, не правда ли? Все мы в молодости желали
конституции. Не угодно ли?
Верига подвинул Передонову ящик с сигарами. Передонов побоялся взять и
отказался; Верига закурил.
- Конечно, ваше превосходительство, - признался Передонов, - в
университете и я, но только я и тогда хотел не такой конституции, как
другие.
- А именно? - с оттенком приближающегося неудовольствия в голосе
спросил Верига.
- А чтоб была конституция, но только без парламента, - объяснил
Передонов, - а то в парламенте только дерутся.
Веригины серые глаза засветились тихим восторгом.
- Конституция без парламента! - мечтательно сказал он. - Это, знаете
ли, практично.
- Но и то это давно было, - сказал Передонов, - а теперь я ничего.[8]
И он с надеждою посмотрел на Веригу. Верига выпустил изо рта тоненькую
струйку дыма, помолчал и оказал медленно:
- Вот вы - педагог, а мне приходится, по моему положению в уезде, иметь
дело и со школами. С вашей точки зрения вы каким школам изволите отдавать
предпочтение: церковно ли приходским или этим, так называемым земским?
Верига отряхнул пепел с сигары и прямо уставился в Передонова любезным,
но слишком внимательным взором. Передонов нахмурился, глянул по углам и
сказал:
- Земские школы надо подтянуть.
- Подтянуть, - неопределенным тоном повторил Верига, - так-с.
И он опустил глаза на свою тлеющую сигару, словно приготовляясь слушать
долгие объяснения.
- Там учителя - нигилисты, - говорил Передонов, - а учительницы в бога
не верят. Они в церкви стоят и сморкаются.
Верига быстро глянул на Передонова, улыбнулся и сказал:
- Ну, это, знаете ли, иногда необходимо.
- Да, но она точно в трубу, так что певчие смеются, - сердито говорил
Передонов. - Это она нарочно. Это Скобочкина такая есть.
- Да, это нехорошо, - сказал Верига, - но у Скобочкиной это больше от
невоспитанности. Она девица вовсе без манер, но учительница усердная. Но, во
всяком случае, это нехорошо. Надо ей сказать.
- Она и в красной рубахе ходит. А иногда так даже босая ходит, и в
сарафане. С мальчишками в козны играет. У них в школах очень вольно, -
продолжал Передонов, - никакой дисциплины. Они совсем не хотят наказывать. А
с мужицкими детьми так нельзя, как с дворянскими. Их стегать надо.
Верига спокойно посмотрел на Передонова, потом, как бы испытывая
неловкость от услышанной им бестактности, опустил глаза и сказал холодным,
почти губернаторским тоном:
- Должен сказать, что в учениках сельских школ я наблюдал многие
хорошие качества. Несомненно, что в громадном большинстве случаев они вполне
добросовестно относятся к своей работе. Конечно, как и везде у детей, бывают
проступки. Вследствие неблаговоспитанности окружающей среды эти проступки
могут принять там довольно грубые формы, тем более, что в сельском населении
России вообще мало развиты чувства долга и чести и уважения к чужой
собственности. Школа обязана к таким проступкам относиться внимательно и
строго. Если все меры внушения исчерпаны или если проступок велик, то,
конечно, следовало бы, чтобы не увольнять мальчика, прибегать и к крайним
мерам. Впрочем, это относится и ко всем детям, даже и к дворянским. Но я
вообще согласен с вами в том, что в школах этого типа воспитание поставлено
не совсем удовлетворительно. Госпожа Штевен в своей весьма, кстати,
интересной книге... вы изволили читать?
- Нет, ваше превосходительство, - смущенно сказал Передонов, - мне все
некогда было, много работы в гимназии. Но я прочту.
- Ну, это не так необходимо, - с любезною улыбкою сказал Верига, словно
разрешая Передонову не читать этой книги. - Да, так вот госпожа Штевен
рассказывает с большим возмущением, как двух ее учеников, парней лет по
семнадцати, волостной суд приговорил к розгам. Они, видите ли, гордые, эти
парни, - да мы, изволите ли видеть, намучились все, пока над ними тяготел
позорный приговор, - его потом отменили. А я вам скажу, что на месте госпожи
Штевен я постеснялся бы рассказывать на всю Россию об этом происшествии:
ведь осудили-то их, можете себе представить, за кражу яблок. Прошу заметить,
за кражу! А она еще пишет, что это - ее самые хорошие ученики. А яблоки,
однако, украли! Хорошо воспитание! Остается только откровенно признаться,
что право собственности мы отрицаем.
Верига в волнении поднялся с места, сделал шага два, но тотчас же
овладел собою и опять сел.
- Вот если я сделаюсь инспектором народных училищ, я иначе поведу дело,
- сказал Передонов.
- А, вы имеете в виду? - спросил Верига.
-- Да, княгиня Волчанская мне обещала.
Верига сделал приятное лицо.
- Мне приятно будет вас поздравить. Не сомневаюсь, что в ваших руках
дело выиграет.
- А вот тут, ваше превосходительство, в городе болтают разные пустяки,
- еще, может быть, кто-нибудь донесет в округ, помешают моему назначению, а
я ничего такого.
-- Кого же вы подозреваете в распространении ложных слухов? - спросил
Верига.
Передонов растерялся и забормотал:
- Кого же подозревать? Я не знаю. Говорят. А я собственно потому, что
это может мне повредить по службе.
Верига подумал, что ему и не надо знать, кто именно говорит: ведь он
еще не губернатор. Он опять вступил в роль предводителя и произнес речь,
которую Передонов выслушал, страшась и тоскуя:
- Я благодарю вас за доверие, которое вы оказали мне, прибегая к моему
(Верига хотел сказать "покровительству", но воздержался) посредничеству
между вами и обществом, в котором, по вашим сведениям, ходят неблагоприятные
для вас слухи. До меня эти слухи не дошли, и вы можете утешать себя тем, что
распространяемые на ваш счет клеветы не осмеливаются подняться из низин
городского общества и, так сказать, пресмыкаются во тьме и тайне. Но мне
очень приятно, что вы, состоя на службе по назначению, однако столь высоко
оцениваете одновременно и значение общественного мнения и достоинство
занимаемого вами положения в качестве воспитателя юношества, одного из тех,
просвещенным попечениям которых мы, родители, доверяем драгоценнейшее наше
достояние, наших детей. Как чиновник вы имеете своего начальника в лице
вашего достоуважаемого директора, но как член общества и дворянин вы всегда
в праве рассчитывать на... содействие предводителя дворянства в вопросах,
касающихся вашей чести, вашего человеческого и дворянского достоинства.
Продолжая говорить, Верига встал и, упруго упираясь в край стола
пальцами правой руки, глядел на Передонова с тем безразлично-любезным и
внимательным выражением, с которым смотрят на толпу, произнося
благосклонно-начальнические речи. Встал и Передонов и, сложа руки на животе,
угрюмо смотрел ка ковер под хозяиновыми ногами. Верига говорил:
- Я рад, что вы обратились ко мне и потому, что в наше время особенно
полезно членам первенствующего сословия всегда и везде прежде всего помнить,
что они - дворяне, дорожить принадлежностью к этому сословию, - не только
правами, но и обязанностями и честью дворянина. Дворяне в России, как вам,
конечно, известно, сословие по преимуществу служилое.
Строго говоря, все государственные должности, кроме самых низких,
разумеется, должны находиться в дворянских руках. Нахождение разночинцев на
государственой службе составляет, конечно, одну из причин таких
нежелательных явлений, как то, которое возмутило ваше спокойствие. Клевета и
кляуза - орудие людей низшей породы, не воспитанных в добрых дворянских
традициях. Но я надеюсь, что общественное мнение выскажется ясно и громко в
вашу пользу, и вы можете вполне рассчитывать на все мое содействие в этом
отношении.
- Покорно благодарю, ваше превосходительство, - сказал Передонов, - так
уж я буду надеяться.
Верига любезно улыбнулся и не садился, давая понять, что разговор
окончен. Сказав свою речь, он вдруг почувствовал, что это вышло вовсе
некстати и что Передонов не кто иной, как трусливый искатель хорошего места,
обивающий пороги в поисках покровительства. Он отпустил Передонова с
холодным пренебрежением, которое привык чувствовать к нему за его
непорядочную жизнь.
Одеваясь при помощи лакея в прихожей и слыша доносящиеся издали звуки
рояля, Передонов думал, что в этом доме живут по-барски, гордые люди, высоко
себя ставят. "В губернаторы метит", - с почтительным и завистливым
удивлением думал Передонов.
На лестнице встретились ему возвращавшиеся с прогулки маленькие два
предводителевы сына со своим наставником. Передонов посмотрел на них с
сумрачным любопытством.
"Чистые какие, - думал он, - даже в ушах ни грязинки. И бойкие такие, а
сами, небось, вышколенные, по струнке ходят. Пожалуй, - думал Передонов, -
их никогда и не стегают".
И сердито посмотрел им вслед Передонов, а они быстро подымались по
лестнице и весело разговаривали. И дивило Передонова, что наставник был с
ними как равный, не хмурился и не кричал на них.
Когда Передонов вернулся домой, он застал Варвару в гостиной с книгой в
руках, что бывало редко. Варвара читала поварскую книгу,- единственную,
которую она иногда открывала. Книга была старая, трепаная, в черном
переплете. Черный переплет бросился в глаза Передонову и привел его в
уныние.
- Что ты читаешь, Варвара? - сердито спросил он.
- Что? Известно что, поварскую книгу,- отвечала Варвара. - Мне пустяков
некогда читать.
- Зачем поварская книга? - с ужасом спросил Передонов.
- Как зачем? Кушанье буду готовить тебе же, ты все привередничаешь, -
объясняла Варвара, усмехаючись горделиво и самодовольно.
- По черной книге я не стану есть! - решительно заявил Передонов,
быстро выхватил из рук Варвары книгу и унес ее в спальню.
"Черная книга! Да еще по ней обеды готовить! - думал он со страхом. -
Того только недоставало, чтобы его открыто пытались извести чернокнижием!
Необходимо уничтожить эту страшную книгу", - думал он, не обращая внимания
на дребезжащее Варварино ворчанье.[9]
В пятницу Передонов был у председателя уездной земской управы.
В этом доме все говорило, что здесь хотят жить попросту, по-хорошему и
работать на общую пользу. В глаза метались многие вещи, напоминающие о
деревенском и простом: кресло с дугою-спинкою и топориками-ручками,
чернильницы в виде подковы, пепельница-лапоть. В зале много мерочек - на
окнах, на столах, на полу - с образцами разного зерна, и кое-где куски
"голодного" хлеба, - скверные глыбы, похожие на торф. В гостиной - рисунки и
модели сельскохозяйственных машин. Кабинет загромождали шкапы с книгами о
сельском хозяйстве и о школьном деле. На столе - бумаги, печатные отчеты,
картонки с какими-то разной величины карточками. Много пыли и ни одной
картины.
Хозяин, Иван Степанович Кириллов, очень беспокоился, как бы, с одной
стороны, быть любезным, европейски-любезным, но, с другой стороны, не
уронить своего достоинства хозяина в уезде. Он весь был странный и
противоречивый, как бы спаянный из двух половинок. По всей его обстановке
было видно, что он много и с толком работает. А на него самого посмотришь, и
кажется, что вся эта земская деятельность для него только лишь забава и ею
занят он пока, а настоящие его заботы где-то впереди, куда порою
устремлялись его бойкие, но как бы не живые, оловянного блеска глаза. Как
будто кем-то вынута из него живая душа и положена в долгий ящик, а на место
ее вставлена не живая, но сноровистая суетилка.
Он был невелик ростом, тонок, моложав, - так моложав и румян, что
подчас казался мальчиком, приклеившим бороду и перенявшим от взрослых,
довольно удачно, их повадки. Движения у него были отчетливые и быстрые.
Здороваясь, он проворно кланялся и шаркал и скользил на подошвах щегольских
башмачков. Одежду его хотелось назвать костюмчиком: серенькая курточка,
батистовая нaкрахмаленная сорочка с отложным воротничком, веревочный синий
галстук, узенькие брючки, серые чулочки. И разговор его, всегда
отменно-вежливый, был тоже каким-то двояким: говорит себе степенно - и вдруг
детски-простодушная улыбка, какая-нибудь мальчишеская ухватка, а через
минуту, глядишь - опять уймется и скромничает. Жена его, женщина тихая и
степенная, казавшаяся старше мужа, несколько раз при Передонове входила в
кабинет и каждый раз спрашивала у мужа какие-то точные сведения об уездных
делах.
Хозяйство у них в городе шло запутанно, - постоянно приходили по делу и
постоянно пили чай. И Передонову, едва он уселся, принесли стакан не очень
теплого чая и булок на тарелке.
До Передонова уже сидел гость. Передонов его знал, - да и кто в нашем
городе кого не знает? Все друг другу знакомы, - только иные раззнакомились,
поссорясь.
То был земский врач Георгий Семенович Трепетов, маленький - еще меньше
Кириллова - человек, с прыщавым лицом, остреньким и незначительным. На нем
были синие очки, и смотрел он всегда вниз или в сторону, как бы тяготясь
смотреть на себеседника. Он был необыкновенно честен и никогда не поступился
ни одною своею копейкою в чужую пользу. Всех, находящихся на казенной
службе, он глубоко презирал: еще руку подаст при встрече, но от разговоров
упрямо уклонялся. За это он слыл светлою головою, как и Кириллов, хотя знал
мало и лечил плохо. Все собирался опроститься и с этой целью присматривался,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг