но и застенками души, присутствовали рядом друг с другом,
поодаль уже долгое время, и могли они всего лишь
переговариваться, обитая в тупичках своих мирских тел,
осмысливая эти тупички. Но нет. Они не осмысливали тупички
своих мирских тел, скорее, они осмысливали тупик своей камеры и
с наслаждением думали и стремились в более заманчивый тупик,
тупик немых, отрешенных друг от друга земных форм...
Они никак не могли понять, не хотели осмыслить свою
истинную тюрьму - тело... Металлический хруст в замке заставил
арестантов повернуть головы в сторону двери.
- Ну что, гаврики, - возникла в проеме двери, будто
зловещий портрет из другого мира, фигура тюремщика, - жрать
будете?... - Тюремщик молчаливо усмехался над своими
питомцами. Четверо ничего не ответили.
- Сдохнете с голодухи! Пидары!... - проорал оскалисто
он. - Ну и х.. с вами, голодуйте, - добавил тюремщик
поспокойнее. Дверь затрещиной вонзилась обратно в свой железный
квадрат, и снова металлический хруст в замке, и металлические
шаги в коридоре... Заключенные долго сидели неподвижно и
опустошенно переглядывались...
- А может, все-таки пожрем, ребята?.. - исподволь словно
попросился Полковник.
- Ты что, гад!.. - вскочил с залеженных нар Пахан на
прочные тяжеловесные ноги и ласковым взглядом оперся на
Полковника, будто король, желающий раздавить самую поганую
сволочь, козявку, вдавить в бетонную стену... - Завтра тебя
утопят в унитазе... Или меня... Ты тоже жрать!... Гнида! -
Полковник притаился... Остальные двое продолжали сидеть
молча...
Пахан зашагал по камере от окна к стене, от стены к окну.
Он шагал, будто раздавливал время, будто хотел уйти как можно
дальше, отойти прочь...
- Пахан! - окликнул шагающего Косой.
- Молчи! - огрызнулся Пахан. - Я знаю, что делаю.
- Я люблю тебя, Пахан.
Пахан остановился, пристально обернулся от окна на
последний голос.
- Знаю и верю, - задумчиво сказал он, подошел к любимому
арестанту, обнял и поцеловал его.
- Да. Эти шакалы все могут, но жрать заставить нас -
никогда!.. - отрывисто заговорил Косой. - Люди мы или не
люди!.. Не дадим себя топить в унитазах!.. Голодовка!! - дико
проорал он в сторону двери. - Да... Но жрать все-таки, х.....
- Молчи! Падла! - зверино прошипел Пахан.
Косой тут же осекся и виновато сморщился.
Какое-то время все четверо сидели в неподвижной тишине. И
вот...
Пахан снова приласкал своего любимого арестанта по камере:
стал целовать его в губы.
- Хорошая... - властно шептал он, - одна ты у меня...
Пахан нежно стянул штаны с любимого арестанта и обнажил
свое мужское достоинство. Этот арестант выглядел утонченно,
женственно: длинные волосы: худое, острое лицо; замысловато и
привлекательно улыбчивый; маленький носик слегка привздернутый;
в смолянистых глазах глубокая печаль и ожидание. Под штанами у
арестанта оказались белые кружевные трусики. Их он стянул и
стал на четвереньки... Косой и Полковник прикрыли глаза, будто
задремали...
- Людочка... - насладительно засопел Пахан, истекая
слюною, а я - отшатнулся от объема тюремного Астрала и унесся
прочь.
Одержание любви
В тот день, когда я разговаривал с Наташей по телефону,
когда я впервые овладел земным телом председателя кооператива,
я обещал своей любимой посетить ее дом под видом работника
кооператива: укрепить дверной проем. Но по теснине сложившихся
обстоятельств и потому, что я понимал, видел то главное,
которым следовало заниматься в первую очередь, ибо оно могло
привести меня и Наташу к нашей встрече не на короткое время в
тумане предчувствия, а навсегда, я не пришел в назначенный
день.
Но теперь, когда мелодика моих чувств к любимой перестала
быть заглушаемой аккомпанементом событий, застенки ожидания
встречи расступились передо мной.
И ринулся я к телефонному аппарату, и снова договорился о
своем приходе.
Гришина командировка истекала через три дня, и я должен
был спешить уладить все, что только можно.
В течение сегодняшнего дня, когда я готовил свое сердце к
встрече и оно обретало мужскую крепость в просторах памяти,
вспомнилась мне Вика, и то, как я убил ее в себе, но тогда я не
мог поступить иначе, потому что неминуемо остался бы вне
познания Астрала. "Вне меня просторы эти, я не долго в них
летал, - вспомнились мне мои строки, - потому что все на
свете за просторы я отдал", - только бы и осталось тогда мне
сказать, если бы я не решился убить Вику, мою последнюю,
любимейшую привязку на Земле. А Наташу я не хотел убивать, да и
нельзя ее было убить, да и незачем, Наташа была нездешней, она
приходила и уходила как наваждение, и, в конце концов, я сам
превратился в наваждение.
Нам всегда было ближе всего быть местом для предмета, и
потому обладали мы предметами только теми, которые были на
нашем месте, и нам было даже невдомек, что стоит лишь стать
самим предметом, и все места будут предлагаемы для него - для
предмета все места есть, существуют для него, для места же есть
только тот предмет, которым оно обладает. Наташа являлась
предметом, она возникла на месте моем и ушла. И тогда я
перестал быть местом, ибо на что мне нужна была пустота, я тоже
стал предметом. Но обманчивое наваждение ускользнуло и снова
стало местом... Да... тяжелее всего приручить, обладать
наваждением.
Неторопливо, чтобы не захлестнула одышка, я поднялся по
лестничной клетке в своем доме на пятый этаж в Гришином земном
теле и позвонил в свою квартиру, как обычно, три коротких раза.
За дверью послышались шаги, и после короткой паузы кто-то
глянул в глазок на председателя кооператива, - скрежетнул
металлический язычок замка, дверь отшатнулась внутрь моей
квартиры.
Там в прихожей стояла Наташа, она улыбчиво смотрела на
меня в дверную отщелину.
- Здравствуйте, - сказал я.
- Вы Гриша? - Поинтересовалась Наташа в готовности
отстегнуть дверную цепочку.
- Да, я товарищ Сергея и представитель фирмы, - игриво
отрапортовал я, едва удерживаясь от желания вломиться в
прихожую, схватить Наташу на руки и целовать. Тут же Наташа
сорвала цепочку и распахнула дверь, она возникла перед мной в
нежно-голубом атласном халатике. Наташа слегка прищурилась,
словно от яркого света, будто предчувственно припоминая что-то.
- Проходите, - с торопливой заботливостью предложила
она, - проходите на кухню, туфли снимать не надо. Я сейчас
приготовлю чай. - Наташа захлопнула дверь и провела меня в мою
кухню. - Садитесь сюда, за стол. - И она предложила мне
табуретку. Я сел на нее, я чувствовал себя в сонном восторге,
все вокруг казалось ненастоящим, даже когда я проходил на
кухню, забывши о своей скованности в рамках земного тела, я
едва не шагнул сквозь закрытую дверь, но на удивление Наташи по
этому поводу я извинился в своей неуклюжести.
- Целый ворох серебристых бликов на потолке, - сказал я,
когда мы уже начали пить чай. Наташа посмотрела на меня
внимательно.
- Откуда, - спросила она, - откуда вы знаете об этом,
Гриша?
День был очень солнечным, у кухонного окна на табуретках
сверкало два ведра, доверху наполненных отстаивающейся водой.
- О чем? - в свою очередь спросил я и глянул на потолок,
на котором серебрились солнечные блики. Наташа тоже бросила
взгляд на потолок.
- Ну да, - рассмеялась она, - извините меня,
пожалуйста, я подумала совсем о другом, и в самом деле целый
ворох серебристых бликов на потолке. Я промолчал и тоже
улыбнулся - как же она была хороша, моя Наташа! Ее длинные
вьющиеся волосы, мои ладони магнитило прикасаться к ним; ее
детские улыбки, ускользающие от меня, таяли мятно у меня на
душе. Как же хотел я любить ее в эти мгновения!
- Расскажите что-нибудь о Сереже, - попросила она.
- О Сереге можно говорить много, - стесняясь
доверчивости Наташи, сказал я и медленно опустил глаза, делая
вид, что рассматриваю кусочек лимона, плавающего в моей чашке
чая.
Я поддевал этот золотистый кусочек чайной ложечкой, и
наконец - нагнулся к чашечке и ловким движением все-таки
поддел лимонную дольку к себе в рот.
Под откровенный хохот Наташи я стал демонстративно,
морщась от горячего и кислого лимона, жевать и корчить
страдальческие рожи.
- Да... - затаившись на мгновение после карикатурного
представления, произнес я и оперся сдержанно нежным взглядом на
Наташу. - Серега мой близкий друг, - заговорил я через
некоторую паузу. - Мы с ним долго сходились, но потом...
понимали друг друга твердо.
- А как вы с ним познакомились? Мне все интересно,
расскажите, - оживившись, попросилась в мои глаза Наташа. И
тут мне в голову пришла вполне оправданная мысль: разговариваю
с Наташей, но это я знаю как ее зовут, но не Гриша.
- Вы извините, - уверенно обратился я к своей
собеседнице, - но вы до сих пор не представились мне, мы с
Серегой последних три года до его болезни мало видились и я не
знал, что он женат!
- Честное слово, Гриша, я вот с вами сижу сейчас,
разговариваю и у меня такое впечатление, что я знаю вас уже
давно, даже некоторые ваши движения удивительно знакомы,
откуда, не пойму. Наташа... меня зовут Наташа, - сказала она,
опомнилась от задумчивого рассуждения вслух. "Меня зовут
Наташа... Наташа - запомни", - молниеносно прозвучало у меня
в душе. От этих воспоминаний я не заметил, как промолчал
некоторое время.
- Эй, да вы что, меня не слышите, Гриша?
"Наташа.. меня зовут Наташа - запомните".
- Да, извините, - вернувшись к настоящему моменту,
отозвался я.
- Что это с вами? - спросила Наташа.
- Да нет, ничего, вспомнилось, как я познакомился с
Сергеем, - соврал я. Когда я работал на теплоходе, у меня был
друг Миша, и я стал рассказывать, как я с ним познакомился, как
Сергей, чтобы хотя бы в перечислении событий не выдумать, не
врать, а походить на подлинного рассказчика:
- Я тогда еще был совсем сопляком, а Серега вообще в
пацанах, практику у нас на "Дунае" проходил, от речного
училища.
- Вы плавали по Дунаю? - поинтересовалась Наташа,
заботливо слушая мой рассказ.
- Нет, это теплоход так назывался - "Дунай".
- А, понятно.
- Так вот... - приготовился я продолжить рассказ.
- Простите, а вы на теплоходе кем работали? - и Наташа
улыбнулась, словно догадалась о чем-то.
- Боцманом, - ответил я.
- Я так и знала, - не выдержав, рассмеялась она, - не
обижайтесь, ради Бога.
- Да я и не обижаюсь, но боцман действительно должен быть
увесистым на корабле.
- Ну да, это потому, что вы матросов гоняете, они потому
и худенькие все, а вы себе в это время животик отращиваете. Вы
признайтесь - так? Только чур не обижаться!
- Если честно, то немного правды здесь есть, - с
огромным трудом заставляя улыбаться Гришино лицо, сказал я для
поддержания шутки.
- Вы и Сережу гоняли тоже? Только не врать! - хохотала
Наташа.
- Конечно гонял, а что? Он у меня как гвоздик по палубе
навытяжку ходил, особенно после нашего знакомства: я его
промуштровал.
- Ну и как же это было? - успокаиваясь от смеха,
спросила Наташа. - Вы хотели рассказать, как вы познакомились.
- Как было... - И Гришино лицо приняло задумчивый вид.
- Ха, - ухмыльнулся я, - дело было так: пригнали их,
молоденьких гавриков, три экземпляра - один из них был Сергей.
- Так-так, - подзадорила меня Наташа.
- Я почему-то тогда остановился на нем, выглядел он
довольно робко и настороженно, и я решил его в первый же вечер
поставить дежурить на вахту и дал ему задание выдраить корму
первой палубы. Решил я в конце вахты проверить, как там идут у
него дела, спускаюсь на первую палубу, прохожу мимо ресторана
(у нас теплоход туристский был) и только выворачиваю из-за угла
на корму, а мне в лицо вода как ударит, с ног до головы мокрый,
я думал, пробоина случилась, как заору: "Стоп, машина!" - но
тут же и осекся: это Серега мне в лицо ведро воды выплеснул,
ну, думаю, пацан, сейчас я тебя на канате за борт спущу.
- И спустили? - снова расхохоталась Наташа.
- Да нет, жаль мне стало его - "Простите, простите, я не
хотел, я не думал" - передумал я его наказывать, за бортом уже
ночь стояла, пришлось раздеваться до плавок и стирать свою
одежду, прямо в реке через борт, вода-то была грязная в ведре,
не мог же я в таком виде по кораблю мимо моряков пройти к себе
в каюту. Постирался и, пока моя одежда сохла, разговорились мы
с ним по душам, с моим подопечным. Так и познакомились, так и
сошлись. И с того самого вечера крепко, по-мужски понимали друг
друга.
Да и Серега перестал робеть, как-то обветрился на реке,
солнышком налился, посмуглел, матросский характер в нем
прорезался. Ему вообще все очень легко давалось.
Наташа перестала смеяться, будто опомнилась, что
сегодняшний день у нее не весел, и она облокотилась на стол и
закрыла лицо ладонями.
- Я понимаю, - сказал я, - вам тяжело теперь... А мне
можно взглянуть на Сергея?
- На спящего Сергея, - добавила Наташа и встала из-за
стола. - Пойдемте, - решительно сказала она и, выйдя из
кухни, зашагала через прихожую в зал. И Гришино тело шло за
ней.
Мы вошли в зал, Наташа аккуратно отодвинула ширму,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг