ниспадаем до своей мизерности и незначительности. Но это может
понять только тот, кто сам испытал магию творчества. И Воля и
Вера едино принадлежат "чистому духу", связаны в одно целое по
происхождению. Воля -- это утверждение Веры вовне, а Вера,
наоборот, -- утверждение Воли внутри себя! Волю невозможно
произвести без Веры, а Вера сопровождает всегда сам акт воли!
"Короче говоря, -- прочь сомнения, и вперед!" -- это от меня.
Ну вот и написана крохотная частица моего сюрприза...
Итак, жди в гости!
Твой друг Сергей Истина.
До свидания, Юра!
До свидания -- в Москве!
Первый выход из тела
-- Стой! -- крикнул покойник.
-- Я никуда... Саша! Я никуда не пойду! -- испуганно
сказал я и с невероятным трудом повернул прочь, но ноги!..
Мои ноги, будто ватные и тяжелые!
-- Нет! Ты пойдешь со мной, -- заорал, сотрясаясь от
гнева, покойник.
-- Уйди прочь! -- оскалился я.
-- Идем! -- злобно и торжествующе прошипел Саша, потянулся
ко мне, и схватил холодной рукою меня за руку, и сжал ее
крепко, и начал тащить меня. Его пальцы, словно когти,
впивались в мою кожу. Я метался взглядом по сторонам: какой-то
двор, клочки двора, и в нем -- два низеньких деревянных дома,
прилепленных друг к другу: один синий, а другой зеленый. Боже
мой, это же его двор! Саша в нем жил до смерти! Вот на этом
месте стоял в тот день его гроб. Я вырывался изо всех сил и
неуклонно продолжал пятиться к калитке: "Может, удастся
выскочить на улицу!.." -- думал я.
-- Нет... Нет! -- сопротивлялся я, но покойник был силен.
-- Прочь, нечистая сила, прочь! -- орал я растерянно.
-- Идем! -- продолжал настаивать Саша. -- Я уведу тебя в
лучший мир! -- И он впивался мне в глаза безжалостно ледяным
взглядом и снова тащил меня за похолодевшую руку за собою. Как
из трясины, с огромным трудом, я вырвал свою руку. Я поднес ее,
обессиленно дрожащую, ко лбу своему и все же перекрестился! Я
преодолевал сопротивление Саши, который, в буквальном смысле,
повис на моей руке, пытался оторвать ее от лба, живота моего,
одного плеча, другого! А я, в остывающих усилиях, продолжал
невероятное притяжение своей руки к себе и молился, хотя рука
пыталась вытянуться куда-то вперед и утащить меня. Я молился,
шатаясь от напряжения, и читал громко вслух молитву
Господнюю... и она помогла мне. И тогда я стал открывать глаза,
просыпаться от этих ужасов, а когда совсем пришел в себя, то
застал себя лежащим на диване, усердно крестящимся отяжелевшей
и похолодевшей рукою, будто Саша продолжал еще незримо виснуть
на ней, больно уцепившись за нее, и я действительно ощущал
присутствие покойника и его мертвую хватку!..
Ото лба к животу, от живота к плечу одному, к плечу
другому: ото лба к животу, от плеча к плечу, ото лба к животу,
от плеча к плечу... Крестился я усердно. Все рассеялось и
угасло... Я окончательно проснулся, но была еще ночь: я лежал в
клейком страхе и боялся пошевелиться, ибо мне все казалось, что
покойник где-то здесь: вынырнет снова из ночного мрака моей
крохотной комнаты и злобно повиснет у меня на руке!..
Будто он притаился и ждет, когда я закрою глаза... "Отчего
он так на меня зол?.. -- раздумывал я, продолжая лежать в
оцепенении на диване. -- В какой лучший мир он меня тащил?!
Все... Больше я не пойду к нему на могилу -- никогда! Дьявол
какой-то!..
Господи!.. Избавь меня от лукавого! Прости, если в чем
согрешил, и помоги, и укрепи!.." Впрочем... Надо самому себя
укрепить!..
Что это я, совсем раскис и ошалел от страха!
Я тут же встал с дивана, подошел к окну, отдернул тяжелую
штору. Но узорчатые снежные занавески на стеклах отдернуть
нельзя было: из-за них не видно улицы... Я приоткрыл форточку,
достал сигарету из ячейки отопительной батареи под
подоконником, я там сушил целую пачку, и закурил; ночной зимний
холод облил мне лицо, плечи, грудь, он стекал по ногам, и
теперь я будто стоял в незримой, ледяной луже по щиколотку. Дым
от сигареты уползал из комнаты в черную отщелину неба над моей
головой. "Обычный сон... -- думал я. -- Это обычный сон... Но
когда же... Когда же я смогу выйти из тела!.." Я выбросил
окурок в форточку и закрыл ее, задернул штору, прошел через
комнату, и лег на диван, и укутался теплым одеялом. Я не уловил
момент, когда уснул снова!..
Утром, в семь часов, меня разбудил будильник.
В девять я собирался посетить отделение милиции;
документы, требуемые от меня следователем Васильевым, теперь
лежали приготовленные во внутреннем кармане моей куртки. Чтобы
ничего не забыть поутру, я позаботился об этом еще с вечера, но
нынче у меня появился иной план. Я решил не направляться сразу
же к следователю, а прежде заглянуть с этими документами на
прием к начальнику отделения милиции, некоему Липкину, --
именно эта фамилия значилась у меня в качестве подписи на моей
недавней повестке, я помнил. Ровно в десять я уже был в
отделении милиции у двери начальника, и уверенно постучал в его
дверь, и незамедлительно приоткрыл ее внутрь.
-- Можно? -- поинтересовался я, но тут же получил ответ:
-- Ждите...
Я закрыл дверь. "Знакомый голос у этого начальника!.. --
подумал я. -- Откуда же я помню его?.." -- Это озадачило меня и
я стоял и раздумывал, -- что делать дальше?..
-- Молодой человек! Вы по какому вопросу? -- спросила
как-то настороженно меня девушка, выглядывая в проем стеклянной
перегородки.
-- Мне по личному вопросу к Липкину!
-- Липкин сегодня не принимает. Приемный день у него был
вчера! -- скоренько сообщила девушка.
-- Но я же не могу прийти вчера, мне надо сегодня! --
отшутился я.
-- Приходите в следующую среду: с двух до пяти и начальник
примет вас, -- тут же подсказала девушка.
-- Ну что ж! -- сказал я. -- Тогда мне остается идти в
кэгэбэ.
-- У вас что-то серьезное?.. -- забеспокоилась девушка,
потянулась хрупкой рукою к телефонному аппарату и подняла,
продолжая озадаченно глядеть на меня, трубку, и поднесла ее к
уху, все так же, не отрывая от меня глаз. -Да, да! У меня
серьезное! -- настойчиво и решительно подтвердил я.
А девушка уже откликнулась на голос, возникший в
телефонной трубке:
-- Это я, Лена, -- ласково, будто подлизываясь к трубке,
сказала она. -- Тут молодой человек пришел... Знаете?.. Да...
Но... Он по очень важному делу, говорит!.. Собирается идти в
кэгэбэ, если вы его не примете сегодня!.. -- И она обратилась
ко мне: -- Начальник спрашивает, как ваша фамилия?..
-- Истина, Сергей Александрович, -- подсказал я.
-- Алло! -- снова заговорила в трубку девушка. -- Его
зовут Сергей Александрович Истина... Нет, нет... Это у него
фамилия такая... Истина... Ага!.. Сейчас спрошу!..
-- Вы у какого следователя? -- осведомилась девушка у
меня.
-- У Васильева, -- бодро ответил я.
-- Он у Васильева, -- сообщила девушка в трубку. -- Ага!..
Хорошо!.. Приглашу!.. Есть!.. Девушка положила трубку и
предложила мне подождать немного. Сама же вызвала по селектору
Васильева из его кабинета и тот, минут через пять, недоверчиво
глянув на меня, прошмыгнул в кабинет начальника отделения
милиции, бегло поздоровавшись со мною на ходу. А еще минут
через пять девушка за стеклянной перегородкой вежливо
предложила мне пройти в кабинет Липкина. Я сразу же вошел.
Липкин что-то рассматривал в толстой черной папке, Васильев
стоял справа у стола своего начальника и переминался с ноги на
ногу, скрестив руки за спиной.
-- Разрешите? -- напористо, но негромко произнес я.
Липкин поднял взгляд от стола и осмотрел меня с ног до
головы. Я тоже оглядел начальника. "Боже мой!.." -- воскликнул
я про себя от неожиданности. Липкин улыбнулся мне, неприятно
оскалившись при этом, словно передразнил меня. "Вот это да!.."
-- рассердился я. А Липкин почесал о рукав свой ноздристый нос,
и на рукаве осталась влажная полоска. Мне стало противно, и я
перевел свой взгляд на Васильева.
-- Я требую официального объяснения, -- заговорил я с
убедительными акцентами, -- на каком основании меня незаконно
преследует ваше отделение милиции?
После этих слов я подошел к столу Липкина с левой стороны
и остановился как раз напротив "своего" следователя, а
следователь по-прежнему продолжал угрюмо помалкивать и
беспокойно переминаться с ноги на ногу.
-- Сергей Александрович, -- начал Липкин.
-- Да! -- сказал озлобленно я.
-- Видите ли... мы не все можем говорить... существуют...
профессиональные, в некотором роде рабочие тайны... Ну... --
снова противно оскалился Липкин. -- Вы же образованный человек,
-- сказал он. -- И должны понимать это!.. "Да уж!.. --
раздумывал я. -- Я-то все понимаю, дорогой Остап Моисеевич!
Начальник отделения милиции! Вот и в штыки мы с тобой!..
Интересно, ты делаешь вид или действительно не узнаешь меня?!
Может, взять и сказать тебе прямо сейчас, напрямик, что мне все
известно, что ты, Остап Моисеевич, связан с Зоей Карловной,
библиотекарем, общаешься с нечистой силой, Купсиком, а меня
преследуешь, мешаешь мне, -- запугиваешь, закрываешь мне дорогу
к лучшему!.. Хотя... Нет!.. Ты, Остап Моисеевич, от меня именно
этого заявления только и ждешь!.. Ловко задумано!.. Но меня
теперь не проведешь просто так, ловкачи!.. Представляю себе:
как только я тебе все это выложу, так ты сразу же меня и
отправишь в психиатрическую... Нет уж!.. То, что я подслушал
телефонный разговор Зои Карловны и твой с Купсиком, -- я не
докажу, а этого тебе и надо!.. Так вот почему дверь в кабинет у
меня была приоткрыта, когда Зоя Карловна разговаривала, чтобы
мне слышно было! И ты вел переговоры с Купсиком, опять же,
чтобы я слышал!.. С ума меня хотите свести, списать, мешаю
вам!.. Как же! Еще бы!.. Тьма всегда устрашает свет!.. В темной
комнате даже зажженная спичка -- опасность, ее тут же обступают
страшные чудища теней!.. Нет уж!.. Я не настолько глуп, чтобы
поддаться на твою дьявольскую авантюру, Остап Моисеевич!.. Но
насторожить я тебя все-таки сейчас насторожу!.. Ты правильно
заметил, Остап Моисеевич, -- я образованный человек!.."
-- Да, ваше отделение милиции, -- заговорил я, -- несет
свою службу исправно!
-- Стараемся! -- отметил Остап Моисеевич.
-- Конечно стараетесь, -- подтвердил я. -- Еще бы!.. Если
и вы лично, начальник отделения милиции, бдительно, в свое
свободное время продолжаете работать, извините, сыщиком, даже у
Долланского...
-- Позвольте! -- будто припоминая, воскликнул Липкин, и от
волнения облизал свои припухшие губы, как и там, в спортзале у
Долланского. -- Вы тоже ходите заниматься?! -- спросил он.
"Ну... Отродье!.. И притворяться же умеет!.." -- подумал я.
-- Да, -- торжествующе подтвердил я слова Остапа
Моисеевича.
-- Так... -- сказал он, обращаясь ко мне, -- вы принесли
положенные документы? -- Видимо, он продолжал вынуждать меня
прийти в ярость, в раздражение. Он думал, что я сорвусь, и он
все же, разведя руками в непонимании, наберет телефонным диском
задуманные 03.
-- Вот они, -- ответил я, полез в карман и вытащил бумаги.
-- Хорошо! -- недовольно подытожил Липкин. -- Идите
сейчас, пожалуйста, с Васильевым, -- и он бросил короткий,
ножевой взгляд на молчаливого следователя и снова обратился ко
мне и добавил, -- и сдайте эти документы ему.
Васильев усиленно посмотрел мне в глаза, будто завуч на
провинившегося ученика в присутствии директора школы.
-- И все же, -- настойчиво сказал я, -- я недоволен вашими
действиями и считаю мх противозаконными!..
-- Скоро, очень скоро все, что вы задумали, -- сбудется!
-- сказал Липкин.
-- Не понял... -- озадаченно возмутился я, -- что
сбудется?
-- Читайте последние постановления партии и правительства,
-- то ли съязвил, то ли неумело пошутил Остап Моисеевич. "Ну,
это уже слишком, -- подумал я. -- Какая тупая наглость!.. При
чем тут партия, постановления и правительство?! Абсурд или
очередная уловка? В дураках меня хочет выставить!"
-- А вы сегодня будете у Долланского? -- неожиданно даже
для самого себя спросил я. Остап Моисеевич помолчал... Васильев
тем временем уже вышел из кабинета. Я оказался один на один с
Липкиным.
-- Советую вам не уходить отсюда в таком настроении, --
будто о чем-то предупредил меня Липкин и состроил дружелюбную
физиономию.
-- А что может случиться? -- поинтересовался я.
-- Всякое может произойти, -- ответил Остап Моисеевич и
добавил: -- Птицы -- великолепное зрелище, не правда ли?
-- Да... -- вслушиваясь и анализируя, произнес я.
-- Всегда хорошо, что в меру хорошо! -- сказал Остап
Моисеевич.
-- Не понял? -- насторожился я.
-- Дело в том, что если птицы очень большие, то они могут
и заклевать насмерть! -- заключил Липкин.
-- Это предупреждение? -- спросил я.
-- Это размышления вслух, -- ответил Остап Моисеевич и
снова гадко улыбнулся. Я вышел из кабинета. Поднялся к
Васильеву, отдал ему документы и молчаливо покинул мрачное
здание законности. На улице, сразу же напротив отделения
милиции, находилась бочка с пивом на колесах. Возле нее стоял
Остап Моисеевич. Он залпом сдул одуванчик пены со своей кружки
и начал пить прозрачно-коричневый настой из нее, искоса
провожая меня брезгливым взглядом. Я свернул за угол...
Прямо в автобусе я решил проехать свою остановку, выйти на
конечной и направиться в церковь! Так я и сделал.
Метрах в ста от храма за мной увязался какой-то цыганенок лет
девяти-двенадцати на вид. Я шел очень быстро, а он перебирал
ножками по ледяному асфальту, поскальзывался, но семенил рядом
со мною и приставал:
-- Дядь! Дядя!
-- Отстань, -- говорил я.
-- Дядь! Дай двадцать копеек! -- не унимался мальчуган.
Наконец я остановился, оценил своего просителя:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг