сейфа и, сконфуженно расплывшись в улыбке,
раскинул руки как бы для объятия:
- Дорогой наш подопечный!.. Лучше поздно, чем
никогда!.. - и сведя руки, даже неловко хлопнув в
ладоши из-за того, что Феликс запоздал протянуть
свою руку, он продолжал. - Слышали!.. Вот мерзавцы!..
Он, видимо, чувствовал свою вину. И откровенно
побаивался небольшого, но все же областного
начальничка с плечами, как у баяна на свадьбе.
Ведь Николай Иванович Ярыгин наверняка просил их
здесь приглядывать за "другарем", помогать.
Да вот, не уберегли от неприятности. Кутаков
слушал Феликса ( про объявление в газете, про
новый переезд) и кивал, как заведенный.
- Вы... вы еще нашему общему другу не сообщали?
Про вчерашний поджог? И не надо! Мы тут все
сделаем... покроем, так сказать, ущерб...
- Да не стоит, - скривившись от неловкости,
отвечал Феликс.
Он принялся протирать очки. - Вы мне помогите
только в Саяны летом улететь.
- Обязательно! Непременно!
- Это же тоже ваш район?.
- Наш, наш! С этой, западной стороны - наш, -
отвечал заместитель главы администрации. - И не о
чем не беспокойтесь! Отправим с гляциологами...
бесплатно отправим... а объявление в хазету я сам
лично продыктую! Сейчас же! - И смуглый человек с
усиками, очень похожий на таджика или узбека, но
судя по выговору украинец, проводил гостя до
второй, коридорной двери.
Но когда к ночи Феликс вернулся домой,
он с замершим сердцем увидел на краю села
грязно-розовое облако света и свой заплот с
воротами, лежащие на снегу, черные, затоптанные.
Само жилье стало вдруг низеньким - лишилось
второго, деревянного этажа, потеряв и крышу, и
застекленную башню, где так и не успел Феликс
оборудовать себе "монплезир" - уютную
спаленку для летнего времени... А у первого этажа
внешние пожарозащитные стены в полтора кирпича
устояли, но в проломы окон было явственно видно -
внутри все выгорело. Впрочем, кое-где огонь еще
скалил красные зубы.
Феликс пробежал во двор - пожар уничтожил и
мастерскую, спасенную вчера, но пощадил
расположенные в стороне баню и хлев с коровой. В
воздухе вились проснувшиеся, вылетевшие из
подвала пчелы - или это Феликсу показалось?
Наверное, клочья сажи.
Эля в шубейке и в шерстяной, воняющей пламенем
шали, с какой-то палкой в руке, и сын молча замерли
на улице, вокруг них валялись на грязном снегу
постели, сумки, ведра, сапоги, костюмы с
вешалками, подушки...
Увидев мужа, Эля, заикаясь, задергала горлом - не
смогла и слова сказать. Феликс сунулся было прямо
в дымящийся зев раскуроченного огнем дома, но
махнул рукой и отвернулся.
Сын, исподлобья, с немальчишеской ненавистью
глядя на село Весы, рассказал отцу, как среди бела
дня - они с мамой как раз обедали - подкатил
трактор, и люди с обмотанными в кашне мордами
стали стрелять из ракетниц прямо по окнам...
заряжали и стреляли... выстрелили раз двадцать...
Мама и сын легли на полы, а когда вскочили
(трактор уехал), дом уже горел. Мама побежала за
водой, скатилась по лестнице, вывихнула
щиколотку. Без Феликса потушить не удалось -
огонь был бешеный, так, наверно, горит напалм
(замечание сына).
Никто из сельчан не прибежал помочь, только
продавщица Лида с новым своим воздыхателем -
азербайджанцем Мусой - постояла у ворот. Он и снял
ворота, и забор перед окнами повалил, ожидая,
видимо, приезда пожарных, да откуда в тайге
пожарные?
Выслушав сына, ни слова не сказав в ответ,
Феликс принялся таскать спасенные мокрые вещи в
баню. И опомнившись, ему принялись помогать Эля и
Коля. Завтра, днем, можно будет посмотреть
внимательней в доме - вдруг что сохранилось из
металлических предметов. К счастью, пламя не
проникло в гараж, за толстую кирпичную стену,
трактор, какой он ни есть, все же, видимо, цел.
Хоть на продажу пригодится...
Электропроводка выгорела, света не было и в
бане, но здесь стояли в банке свечи и лежал
спичечный коробок. Эля зажгла свечи, и семья
стала располагаться на ночь.
В бане было тепло еще со вчерашней топки и сухо.
Сына положили на полок - его трясло - а сами
легли на чистые лавки. Но едва Эля потушила
фитильки, как на улице заскрипели по снегу
колеса, замяукала по-модному машина, замигали
фары.
- Кто там еще?.. - Феликс набросил полушубок и,
прихватив топорик, лежавший в углу, возле дров,
вынырнул в темноту. - Товарищи мародеры
подоспели?
Из "Нивы" неловко вылезал задом в огромном
тулупе Николай Иванович. Он посмотрел на Феликса,
его широкое масленистое лицо кривилось - он был
пьян.
- Сучья порода!.. - загремел он, сжимая кулаки. -
Бляди!..
Я сам сожгу все это село!.. Слабо?! Я-то еду насчет
мастерской разобраться... скажи, Санька?! А тут уже
Сталинград?.. Где?! Где этот Платон, бригадир
бывший... он - заправила, мне всё доложили... Саня! -
Он заорал шоферу, находившемуся от него в
полуметре, тонколицему парню в пятнистой меховой
куртке. - Ну-ка, афган, сюда их!.. Этот возле клуба
живет, на воротах две рыбки из дерева... Я его... я
из него русалку сделаю!.. По дороге других
прихватите!
- Да что теперь, - пробормотал Феликс.
Но водитель, бесстрастно кивнув начальнику,
газанул на всю деревню и укатил.
- Теперь так, - обратился городской гость к
Феликсу. - На сколько застрахован дом?
- Ни на сколько, - отвечал хозяин пепелища. -
Денег же больше не было, я трактор купил, ульи.
- Мудила! - завопил Николай Иванович на друга. Во
мраке двора возникла хромая, закутанная в одеяло
Эля - беспокоилась за мужа. Узнав Николая
Ивановича, остановилась поодаль. - Извините... это
я по-русски, не знаю, как по иностранному... Почему
у меня не попросили?!
- Пойдем туда, - кивнул в сторону бани Феликс. -
Чего на холоде стоять?
Николай Иванович, отвернувшись, гневно сопел.
Наверно, слухи не без него родились, где-нибудь на
людях пошутил, проехался по мнимым англичанам,
устроившимся на жительство в таежном
Малининском районе, но признать за собой вину
было ужасно обидно.
Разве не он, Ярыгин, привез сюда Николаевых,
разве не он организовал работу плотников из
полувоенной фирмы, с ближайшего "почтового
ящика", разве не он обходил село со спиртным в
рюкзаке, предупреждая, чтобы не обижали гостей?
Но он понимал и то, что замкнутым староверам было
все равно, кто приехал и надолго ли (коли
разрешили поселиться, чего зря воздух языком
молотить?!), лишь бы новые люди не лезли в душу, а
главное - не посягали на их налаженный быт. А вот
алкаши... чем больше с ними якшаешься, тем хуже. А
Николай Иванович уже знал - "сарафанное
радио" доложило - отпетые бездельники и
болтуны села Весы не раз и не два приходили к
Феликсу, и вместо того, чтобы гнать их с порога,
он, милый интеллигентный человек, терял с ними
драгоценное время, угощая их и слушая
бессмысленные речи о России, видимо, наивно
полагая, что истинный англичанин должен все это
выслушать, памятуя европейские бредни о
загадочной славянской душе.
- И вообще, что это была за идиотская выдумка -
выдать себя за англичан?! - Он обратился к Элле,
дрожавшей в глубине двора.
- Он и в институте был таким же наивным, веришь?!
Мог дать в долг... из нашей нищенской
"стипы"... стоило только просящему намекнуть,
что тот какую-то гениальную теорему придумал, но
по слабости своей, из-за голода вспомнить не
могёт... Или - собирается свататься к девушке, да
нет денег на цветы... Этот дает, а сам ночами
цемент грузит в порту...
- Хватит, - отвернулся Феликс и засунул, наконец,
топорик ручкой себе за ремень брюк. Пальцы
мерзли. Спрятал руки в карманы шубейки. - Хватит.
- Понимаю, от отчаяния на эту глупость пошли... и
я, дубина, поддержал... Он и в институте вот так - то
стенгазету выпустит... я же комсоргом был... Да где
же, где эти бандюги, урки сраные?! - Николай
Иванович выхватил из-за отворота тулупа наган и,
не успел Феликс остановить его, жахнул в воздух. И
будто мгновенно послушавшись этого сигнала,
из-за кедров и чужой изгороди показалась с
прыгающими шарами света машина.
"Нива" рывком остановилась, Николай
Иванович открыл дверцу и выбросил за шкирку на
снег легкого, стонущего от страха Генку.
За ним, оттолкнув переднее кресло, выпал Павел
Иванович, и медленно выкарабкался Платон:
- Ну, чё, чё, чё?..
Они все трое были в дым пьяны (или
притворялись?). Эля, зарыдав, кутаясь в тряпье,
уковыляла прочь, к сыну.
- Из-за чего сыр-бор, начальник? - Платон поскреб
бороду и рыгнул. - Нас тут и во сне не было. Ни
трактора у нас, ни ракетниц! Ой, бля, какая луна...
как задница хорошей бабы.
Николай Иванович рывком схватил толстяка за
грудки и приподнял. И захрипев, оттолкнул прочь,
схватился за сердце.
- Н-наел же ты дерьма, Платон Потапов!..
- А сам?! - дерзко отвечал Платон, вставая со
снега. - Только ты в буфетах райкомов-х..комов, а я -
тут, из реки... А результат?! Два сапога пара! - И
впрямь, грузный, в расстегнутом тулупчике,
раскинувши сильные кривоватые руки, он был
сейчас очень похож на Николая Ивановича - разве
что борода отличала.
- За что человека обидели?! - тихо спросил
Николай Иванович, все еще давя на сердце под
тулупом. - Да вы знаете, кто это?! Это... золотой,
прекраснейший человек!
Феликс скривился, понимая всю бессмысленность
начавшегося разговора, уйти бы к жене, но глаза
его словно прилипли взглядом к трем бездельникам
из села Весы. Генка стоял в облезлом пальто без
шапки, растирая уши, и облизывая белым языком
губы. Павел Иванович трепетал, как нитка, опустив
голову. Но это сейчас они так. Утром, пока спят
хозяева, наверняка ловко и быстро прокрадутся в
сумерках, чтобы поискать в выгоревшем дома -
вдруг да что-то найдется на продажу, чтобы водки
купить.
- Сволота, растленная партией родной!.. -
бессильно кипятился Николай Иванович перед
позевывающим Платоном. - Да это, может,
неудавшаяся гордость России!..
- Я тоже... - был хриплый ответ.
- Ты?! - заорал Николай Иванович, перебивая
Платона. - Ты, когда бригадиром тут был, ты же
миллионы наворовал... еще теми деньгами... У тебя
во дворе одних моторных движков, как соседи
говорят, штук сто... поломанных, целых... ружей - не
счесть... пять телевизора в избах... а уж сколько
тракторов, бензопил рассовал по родне - никто не
знает... И не смотря на это - побираешься! Жадина!
Проглот! И дал же тебе господь здоровья!.. лучше бы
вот ему... Он своими руками уже третий раз на голой
земле строился... И ни у кого не воровал! Брал
кредиты... возвращал... но сейчас-то как ему
вернуть?! Суки!
- А мы при чем?.. - Платон тускло, как рыба, смотрел
на городского начальника, метавшегося перед ним.
О чем он думал в эти минуты? Феликс впервые в
жизни почувствовал искушение выхватить топорик
и рубить, рубить, разрубить этот огромный комок
мяса, провонявший водкой. И тут же сам себе сказал
с горечью:"Это уже предел! Неужели сдаюсь? И
становлюсь таким же быдлом?"
- Его спалили в Партизанском районе... его
обидели под Новоселовым... и вы тут?! Я же точно
знаю! Мы же с собаками проверим, по следам, падлы
весовские!
- Я тебе снова говорю, начальник, - вхдохнул
Платон. - Мы его не трогали. А кто?.. народу в тайге
много... Вишь, люди с ними тут как с иностранцами...
может, душу им раскрывали... а эти веселились,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг